Бринкман посмотрела на фотографию Гектора посреди бумажных завалов и поймала его пристальный взгляд. А потом оглянулась на стену Томми, где тоже висела фотография.

Оба они охотились за Софией, для обоих она была чем-то вроде дичи. Но при этом на разный лад.

Третья стена была почти голой. Только два снимка – Йенса и Лотара. Стена без названия, без цветных папок. Хотя ее главным персонажем оставался Лотар.

Три стены – три цели.

Быть свободной от Томми.

Быть свободной от Гектора.

Спасти Лотара и Йенса.

Последнее было ложью – София взглянула на их лица и отвела глаза. Эти двое обречены, это понятно всем – и ей, и Майлзу, и Санне.

Всем, кроме Альберта.

Стук в стену вывел Бринкман из размышлений. Это был сигнал того, что грязная работа сделана – Ренберг ушла, а Ингмарссон разбудил Хагмана инъекцией номер три и показал ему фотографии. Значит, скоро Карл Хагман начнет работать.

София включила монитор. Черно-белое изображение посылала вмонтированная в потолок камера. Майлз все еще не снял балаклаву. Карл Хагман – в расстегнутых штанах и рубахе – сидел за столом с тремя компьютерами. На первый взгляд все шло согласно плану.

Майлз положил перед пленником лист бумаги.

– Нам нужно проследить банковские трансакции в Лихшенштейне около года тому назад. Деньги поступили от одного лица к другому, которое попыталось это скрыть. Нам нужна вся цепочка. Мы хотим знать, куда именно направлялись деньги, и проследить их полное или частичное поступление на счет в одном шведском банке. Далее неплохо было бы привязать полученную информацию к владельцу счета. Прежде всего, нам нужно имя.

Слышимость была отличная, София различала каждое слово.

– Это займет некоторое время, – пробормотал Карл, глядя в стол.

– Вот времени у нас как раз немного, – ответил Ингмарссон.

Хагман повернулся к компьютерам.

– А что, если ничего не получится? – спросил он. – Что, если я не смогу вам помочь?

– Тогда жизнь, которой вы сейчас живете, обратится в дым. Фотографии попадут к вашим родным и близким – клиентам, жене, коллегам…

– Даже если ваше задание окажется мне не по силам?

– Даже если так, – ответил Майлз. – А также если кто-то после этого заглянет в наши компьютеры. Не говоря о том случае, если вы кому-нибудь проболтаетесь. А теперь приступайте, и не будем больше терять времени.

Некоторое время Карл сидел неподвижно, словно разъяснение Ингмарссона выбило у него из-под ног почву. Но потом он как будто смирился со своей участью и обратился к компьютерам – потрогал клавиатуру, загрузил программы, ввел пароли и коды. И сразу изменился – стал собраннее и увереннее в себе, как обычно выглядит человек на своем месте.

У Софии отлегло от сердца. Она поняла, что Карл Хагман не намерен водить их за нос. В противном случае пришлось бы обращаться к Михаилу, и тогда дело приняло бы совсем некрасивый оборот.

– Мама? – За ее спиной в дверях возникла фигура Альберта.

– Привет, парень, – улыбнулась женщина. – Входи.

Ее сын въехал в кабинет в инвалидном кресле и остановился возле нее. Некоторое время оба молча смотрели на монитор.

– Мама, что происходит? – спросил Альберт.

С некоторых пор он разговаривал басом. София коротко взглянула на сына и поправила у него прядь волос возле уха. Верхняя половина его тела была натренирована, мускулы так и играли под футболкой. Огромные жилистые бицепсы – и тонкие, слабые ноги.

– Сама пока не знаю, – ответила Бринкман на вопрос сына. – Но скоро мы все поймем.

– Как дела у Майлза? – Альберт не сводил глаз с экрана.

– Все хорошо.

– А если у него не получится?

София понятия не имела, что делать в таком случае.

– Тогда мы все равно будем продолжать, – сказала она.

– Пока не освободим Лотара и Йенса?

– Да, – кивнула София.

Она лгала сыну – в последнее время все чаще. И при этом убеждала себя, что делает это ради его же безопасности. Альберту не нужно знать все. Но на самом деле она защищала только себя. И ненавидела себя за это с каждым днем все больше.

Сын словно прочитал ее мысли. В знак утешения он легко хлопнул мать по щеке тыльной стороной ладони и покатил свое кресло к выходу.

Альберт изменился. Это происходит со всеми мальчиками в его возрасте, но не так, как с ним. В его случае все было стремительнее и явственнее. Словно часть Альберта – самая очевидная, безнадежная и безутешная – ушла навсегда. Альберта – каким он был до того, как повредил позвоночник, – больше не было. Тот был послушен и податлив, перенимал от матери восприятие окружающего мира и самого себя. Нынешний же Альберт был полной противоположностью прошлому. Он осознал, что должен сформировать себя сам, придать своему существованию некий статус – как бы странно это ни звучало для мальчика в инвалидном кресле, пусть даже и окруженного заботой близких. В его случае это можно было сделать, только опираясь на интеллект, остроумие и сообразительность. И, наконец, на чувство юмора – то, чего у Альберта было не отнять. Юмор и находчивость – его главные козыри в этой жизни, в них его спасение. Но Софии не хватало прежнего сына, и с этим она ничего не могла поделать. Да и нынешнему Альберту тоже, насколько она могла видеть.

После двух часов работы Карл неожиданно убрал руки с клавиатуры.

– Я готов. Все оказалось запутанней, чем я думал, но у меня получилось. Программа не подвела.

Он гордился собой, Бринкман это видела.

– Я проследил суммы, которые исчезли в Лихтенштейне, – продолжал Хагман. – Они засветились по всему миру бессчетное количество раз, но в конечном итоге вернулись в Лихтенштейн, на другой счет, у которого известен только номер. С этого счета бо́льшая часть суммы переведена на исследования БАС[3] в медицинских учреждениях по всему миру. Но потом снова начались сложности… – Карл замялся.

– Какие? – спросил Майлз.

– Деньги, которые были сняты с этого счета, оказались в одном из банков Западной Африки. Из этой суммы несколько сотен тысяч появлялись то здесь, то там, пока не осели в одном из банков Швеции. Там они оставались некоторое время на нескольких фиктивных счетах, а потом переместились дальше. К сожалению, такое бывает. Установить происхождение денег в таких случаях практически невозможно. Верный способ замести следы.

– Но ведь у вас получилось? – спросил Ингмарссон.

Хагман кивнул, а потом написал что-то на бумажке, передал ее Майлзу и ткнул пальцем в монитор.

– Впишите номер счета в окошко – программа выдаст информацию о его владельце. Потом нажмите «enter» – всплывет информация обо всех банковских трансакциях, связанных с этим лицом и этим счетом. Лично мне все это нисколько не интересно.

Карл отвернулся от монитора к камере – теперь София смотрела ему в лицо. Он выглядел усталым, но вполне довольным. Ингмарссон ввел номер счета, но ничего не произошло. Некоторое время он сидел неподвижно, а потом вдруг приблизил лицо к монитору. На экране замелькали буквы. Майлз вскочил – так резко, что чуть не опрокинул стул – и повернулся к камере. Глаза в прорезях балаклавы блестели. Ингмарссон поднял руку с выставленным большим пальцем и подмигнул Софии.

В тяжелом вечернем воздухе висел пряный запах пиний.

Гектор Гусман в монашеской рясе сидел на скамейке перед монастырскими воротами. Автомобиль с зажженными фарами поднимался от деревни по склону. Соне и Лешеку не было дозволено ночевать на территории монастыря – таково было одно из условий, на которых брат Роберто предоставил Гектору убежище.

Вот уже пять месяцев Гусман жил среди монахов. Находился рядом с ними и при этом бесконечно далеко от них. Принимал участие в повседневной работе, присутствовал на службах – хотя бы в качестве постороннего наблюдателя. Гектор принимал пищу вместе с братией и жил в келье, но он не был одним из них. При этом его многое с ними роднило: как и они, он бежал от мира, круглые сутки проводил в монастырских стенах и не имел никакой собственности. Притом что причины, доведшие Гусмана до такой жизни, имели мало общего с духовными поисками.