- Ты опоздал, - устало повторил Эстеван, - поэтому смирись с судьбой и уезжай. Я верю в твою искренность, но это не меняет ничего, увы. Оливьер не захочет тебя видеть, особенно сейчас, ему станет лишь хуже в десять раз. Вы упустили шанс быть вместе с Оли, граф Ривьер.
Он повернулся, чтоб уйти, но Ригель бросился наперерез. Эстеван отшатнулся от его протянутой руки, словно увидел двери в подземелье ада.
- Что за?.. - растерянно пробормотал Ригель, отдергивая руку. - Не переносите прикосновений, почему?
- С чего мне отвечать на твой вопрос? - пробормотал отшельник. - Прощайте, Ривьер Со.
- Постойте! Вы же понимаете, что Оли оставаться здесь нельзя. Маклир не остановится, он явится к вам с обыском, и очень скоро. Он обвинит вас в укрывательстве сбежавшего раба, и вы не сможете ни защитить Оли, ни уберечь от мести обезумевшего негодяя. Его наемники за деньги сделают любую подлость, станут убийцами и лжесвидетелями, лишь бы им заплатили звонкую монету. А если Оли попадет к Маклиру, не мне вам говорить, что с ним случится!
Эстеван повернулся к Ригелю, свет лампы выхватил из полумрака комнаты его печальное лицо. Он колебался, эта нерешительность сквозила в нем, в движении навстречу и мучительной борьбе, заставившей сжать пальцы в кулаки и прикусить в раздумье нижнюю губу.
- Черт бы побрал всех альф на этом свете! - зло выругался он и рубанул ладонью воздух. - Несчастный парень только начал приходить в себя, если можно назвать так то, что он стал изредка гулять возле пруда и ужинать со мной в столовой. Я так надеялся, что за горой он в безопасности, но нет, его никак в покое не оставят!
Он вдруг схватился за сердце и начал оседать. Другой рукой нашарил грубую скамью и рухнул на нее. Ригель присел на корточки, пытаясь заглянуть ему в лицо. Глаза отшельника были полузакрыты, на лбу блестели капли пота.
- У вас тяжелое дыхание, господин Эстеван. Наверняка неровный пульс. Я лекарь, разрешите вам помочь. Не беспокойтесь, я не прикоснусь к вам больше, чем необходимо. Смотрите, только пальцами к запястью. Вот так, это совсем не страшно.
Как Ригель и предположил, пульс бился часто и неровно. Эстеван перенервничал, и сердце дало сбой. Надо бы дать ему успокоительный отвар, но в сумке у него лишь самые необходимые снадобья. Вот разве что попробовать акупунктуру, иглы всегда при нем, сейчас это единственное средство снизить боль и привести сердечный ритм в порядок.
Поставив иглы, граф проверил пульс и облегченно выдохнул, услышав, что удары стали реже, а легкие очистились от хрипов. Эстеван глаз по-прежнему не открывал, но поза изменилась, он расслабился, как будто сбросил груз, который до сих пор нес на плечах.
- Вам лучше, господин Эстеван? - заботливо спросил Ригель. - Вы слышите меня?
- Как вышло, что вельможный граф стал лекарем? - пробормотал отшельник, выпрямляясь станом.
- Вы же наслышаны о всех столичных новостях, - с горькой иронией заметил Ригель. – Мне нет нужды вам говорить о том, что двадцать лет назад отец лишился титула и дома по вине Филлипа. Наша семья была разрушена, мы потеряли все. С тех пор я жил совсем не беззаботной жизнью, и зарабатывал на хлеб тяжелым лекарским трудом. Я к этому привык и не хотел иного, но посчитал своим священным долгом исполнить волю старика отца и дать ему возможность умереть спокойно, поэтому и доказал в суде коварство графа Рю. Однако то, что получил в итоге, принять не смог и предпочел свободу золоченой клетке. Оливьера я полюбил еще в столице, но отпустил с наставником сюда, чтоб уберечь от рабства. Эстеван, разрешите мне его увидеть! Я постараюсь убедить…
- Ты что, оглох, граф Со? Или не понял, что я говорил тебе? Оливьер пережил насилие, он подошел к той роковой черте, после которой нет возврата к прежней жизни. Мало того, он ждет ребенка, ненавидя этот плод всем сердцем, что для омеги противоестественно и страшно. Ты думаешь, он будет рад тебя увидеть?
- Я лекарь, господин, не просто альфа. И Оли бесконечно дорог мне, поверьте! Если кто-то и сможет излечить его от мук души и тела, то только я! Вы ж понимаете, что он в опасности у вас, особенно теперь, когда Маклир начал охоту. Попав к мерзавцу в руки, Оли обречен, и вы тоже получите судебный приговор, как укрыватель.
- Ладно, - с тяжелым вздохом сдался Эстеван. - Утром Корет проводит тебя за гору. К себе сейчас не приглашаю, уж не обессудь. Не то, чтобы не доверяю, но на всякий случай. Мне будет лучше, если ты останешься на ночь в избушке. Я знаю эту необузданную страсть, когда рассудок умолкает перед зовом сердца.
- Вы тоже испытали это чувство, господин, поэтому поверили в мою любовь…
- В шкафу есть пара одеял, на случай, если будет неуютно, - Эстеван коротко кивнул и вышел.
***
Оли беспокойно ворочался в постели почти до утра, смущенный странным разговором с Ясенем. С чего он вдруг заговорил с ним о Ривьере Со? Зачем напомнил о далеком и несбывшемся, разбившем жизнь на до и после?
Живот еще был небольшим, но в эту ночь как-то особенно мешал, ни на мгновение не давая позабыть о том, что встало между ними. “Да разве только ЭТО разделило нас с Ригелем? - Оливьер горько усмехнулся в темноту. - Однако, если все, что случилось с нами в столице, еще можно было как-то обойти, то ЭТО не исправить никогда. Так что не стоит думать о несбывшейся любви, как и не стоит мучиться от осознания того, что жизнь не удалась. Сначала надо вырастить в себе ублюдка, родить и удавить, как мерзкую змею, потом… Нет, удавить не выйдет, Ясень не позволит. И что он так вцепился в этого… реб-бенка?”
Последнее слово Оливьер словно выплюнул сквозь зубы и с ненавистью ткнул себя в живот. “Наверное, отшельнику здесь одиноко, вот и решил оставить ЭТОГО… себе. Пусть делает, что хочет, мне без разницы, что будет с мерзкой плотью, когда она выйдет из меня наружу. А я тогда смогу покинуть это место. Хотя немного будет жаль, здесь тихо и спокойно. Ясень относится ко мне с заботой и теплом, словно к родному человеку, да и другие тоже, но оставаться и смотреть, как ЭТО будет на моих глазах расти, напоминая о Маклире…”
Он яростно потряс головой и повернулся к темному окну, вглядываясь в ночь. Здесь, в этом маленьком уединенном месте, надежно отгороженном от остального мира древними горами, время как будто бы остановилось. Ясень и трое слуг-омег, а больше никого. Дни шли однообразно, беззаботно. В доме была библиотека, имелась также комната для рукоделий, и горничный Хиль Ку охотно согласился научить Оли вязать и вышивать. В первый же день Оливьер исколол себе все пальцы, но нудное занятие отлично отвлекало, поэтому он проводил за пяльцами полдня, от завтрака до самого обеда.
Что там, за темным зевом длинного туннеля? Наверно, все его считают мертвым или без вести пропавшим. Как чувствует себя наставник Харт? Он был единственным, о ком Оливьер беспокоился, живя в этом уединенном и безлюдном месте, не зная ничего о том, что происходит за горой. Наверно, старый воспитатель до сих пор горюет… А Маклир? Негодяй, конечно, зол. Должно быть рвет и мечет в жажде отмстить за причиненные увечья. Что, если он не верит в то, что Оли утонул? Вдруг он его найдет, тогда и Ясень может пострадать.
От этой мысли Оли содрогнулся. Проклятие, скорей бы уж родить! Только до родов далеко, еще целых пять месяцев. За это время может многое случиться…
“Надо спросить у Ясеня, он должен знать, что происходит за горой, к нему приходит иногда высокий человек, которого зовут Корет. Только он вряд ли скажет правду, даже если и подвергается опасности из-за меня… Да нет же, что за глупости приходят в голову? Никто не знает, что я здесь… А что бы негодяй почувствовал, узнав про ЭТО?”
А Ригель, Ригель?! Почему Ясень спросил про Ригеля, ведь это же не просто так?
С этим сумбуром мыслей Оли, наконец, уснул, а утром, после завтрака, в столовую вошел Корет. Но не один, с высоким альфой. Это был первый посторонний человек, с тех самых пор, что Оли жил в поместье за горой, и он почувствовал его знакомый сильный запах гораздо раньше, чем узнал в лицо.
