- Ты видел, как люди встречали тебя? Почувствовал их радость? Рим ждал тебя! - у Мароции перехватило дыхание. Она не видела сына всего несколько дней. Но ей казалось, что он повзрослел и изменился. Его блестящие глаза стали еще черней. На шее появились свежие порезы, которые остаются у мужчин после бритья.

- А ты ждала? - прошептал Альберик.

- Я горжусь тобой, как никогда еще никем не гордилась, - Мароция поцеловала его подбородок.

Он был нежен в постели и затих потом. Мароция отметила, что у ее сына появилась скверная привычка подолгу лежать или сидеть без движений, смотря в одну точку.

- Завтра состоится рукоположение Иоанна. Став Папой, он начнет ремонт Латеранского дворца, - сказала Мароция, рисуя ногтем круги на груди сына.

- Почему?

- Потому что Латеранский дворец символ Рима, - улыбнулась Мароция.

- Нет. Я спрашиваю, почему ты хочешь сделать Папой именно его.

- Видит Бог, я больше не отдам папский престол в чужие руки. А насчет тебя у меня великие планы. Я написала византийскому императору и попросила для тебя руки его дочери. Однажды твой сын станет императором Византии, а другие твои дети займут троны франков и швабов.

- Иоанн слеп и слаб. Он будет таким же слабым папой, как Ламберт слабый император.

- Папский престол окроплен кровью Иоанна. Разве кто-то смеет называть Святых мучеников слабыми? - Мароция поцеловала Альберика, надеясь развеять его сомнения.

- Что с Иоанном, предыдущим Папой?

- Он умер два дня назад. Заморил себя голодом, - Мароция отвела взгляд. Ее сыну не обязательно знать, что она пересыпала его прах в одну из императорских урн на втором этаже.

***

В день рукоположения Иоанна ветер сложил из облаков кресты. Жители Рима в праздничных одеждах собрались перед собором Святого Петра. Хор мальчиков пел псалмы. Иоанн стоял на ступенях, прекрасный и величественный в папском облачении, он смотрел в небеса, опираясь на руку старика-кардинала.

Мароция первой подошла поцеловать перстень нового Папы. Ее примеру последовали консулы Рима. Альберик тоже опустился перед Папой на колени. Поцеловав перстень, Альберик хотел отстраниться, но Иоанн схватил его за руку. Второй рукой он ударил Альберика по щеке. Лицо Иоанна исказила гримаса ненависти.

- Я отлучаю тебя от церкви и изгоняю из Рима! - Никогда прежде Мароция не слышала, чтобы голос ее старшего сына звучал так громко.

Люди на площади замерли, будто их настиг гнев Господний.

- Отныне каждый в Риме проклянет твое имя. Тебя будут презирать везде. Как презирают предателей и клятвопреступников. Тебе не разрешат молиться в церкви и заходить в монастыри. Ты не заслуживаешь прощения, царства господнего и человеческого милосердия, как не заслуживают этого содомиты, все мужчины, которые отдаются на четвереньках другим мужчинам.

Альберик покраснел и схватился за меч.

- Нет! - закричала Мароция. - Не смей!

Он посмотрел на нее, словно она его ударила и попятился. Отступая, он оказался в толпе, и люди разошлись перед ним. Матери притянули к себе детей, мужчины задвинули женщин за спины. Альберик посмотрел на обнаженный меч в своей руке. Потом снова на Мароцию.

- Властью данной мне я проклинаю тебя, пусть не один христианин в мире не предложит тебе кров над головой и не подаст кусок хлеба. И не один христианин не выдаст за тебя свою дочь! - прокричал Иоанн и топнул ногой.

Альберик спрятал меч и скрылся в боковой улице.

- Стефан, умоляю иди за ним, - Мароция повисла на руке у старого солдата. - Будь с ним, помоги ему. Прошу тебя.

Спеша по ступеням к Иоанну, Мароция упала и разбила колено.

- Как ты мог, Иоанн, как ты мог?

- Помолись со мной, - сказал он холодным тоном и вошел в церковь.

Мароции ничего не оставалось как пойти за ним.

- Он твой брат. Он всю жизнь был твоими глазами. Он никогда не причинял тебе зла, - произнесла она вместо молитвы.

- Ты всегда говорила, что, если я не научусь принимать помощь людей, я буду унижать себя и других.

- При чем здесь это, Иоанн?

- Ты хотела, чтобы он был моими глазами, потому что я слеп.

- Иоанн!

- Я научился принимать помощь от людей. Я смирился с тем, что он долгое время был моими глазами. Но теперь пришло время мне быть его совестью Его и твоей совестью. Вы всегда относились ко мне как к уроду. Вы всегда напоминали мне, что я не такой как вы, что я хуже и слабее вас. Но на самом деле, это вы уроды и калеки. Вас пугала моя слепота, а меня пугает ваша ненасытная похоть!

- Как ты можешь такое говорить, Иоанн? Разве не я сидела у твоей кровати, когда ты болел? Разве не я всегда и во всем помогала тебе? Я и твой брат, мы всегда были опорой для тебя.

- Мне не нужна такая гнилая и грязная опора! Замолчи, женщина. Встань на колени и благодари меня, что я не рассказал всему миру о твоей преступной связи с сыном. Благодари за то, что я опозорил и изгнал только его, а не вас обоих.

- Я не узнаю тебя, Иоанн.

- Ты никогда меня и не знала. Вас обоих никогда не интересовало, что я думаю и чувствую!

Все кончено, подумала Мароция, глядя на своего старшего сына. Куда пропала его красота и одухотворенность? Он кричал, плевался и все больше становился похож на дьявола. Даже пальцы, которыми он хватал пустоту, изогнулись как когти.

Мароция опустилась на пол, закрыла лицо руками и разрыдалась.

Она не знала, сколько времени она так просидела, но, когда она открыла глаза, она была в храме одна. Никто не зажег свечи, и вокруг плясала темнота. Мароции, показалось, что в темноте кривляются черти. Двигаясь на ощупь, она добралась до выхода и распахнула дверь на улицу. Холодный ветер обжег ее заплаканное лицо.

На другом конце площади, где начинались лабиринты узких улочек, Мароция увидела факел. Ежась от холода и не думая, что делает, она пошла на свет.

- Да! - одновременно воскликнули десять человек, когда она приблизилась. Она узнала троих солдат из Римской милиции. Еще здесь были мужчины из квартала ткачей и красивые молодые женщины.

- У нас есть гордость! Мы любим Рим! Мы не позволим править Римом слабому Папе и его шлюхе-матери! - повторяли они за Альбериком. Он стоял на краю колодца. И на миг Мароции почудилось, что это тот самый колодец, около которого много лет назад она родила Иоанна. Но конечно, это было не так. Тот колодец и та улица, находились гораздо дальше от Ватикана. В самом сердце города.