31. Затем консулами сделались Марк Валерий и Спурий Вергиний [456 г.]. Внутри и вне государства господствовал мир; но граждане страдали от дороговизны съестных припасов, происшедшей вследствие проливных дождей. Был проведен законопроект о раздаче плебеям участков на Авентинском холме[278]. Вновь избраны были те же народные трибуны. На следующий год [455 г.], в консульство Тита Ромилия и Гая Ветурия, во всех своих речах они постоянно говорили о законопроекте: им-де стыдно, что число их напрасно увеличено, если в течение двух лет их службы дело остается так же без движения, как оно оставалось в предыдущее пятилетие. Когда всецело заняты были этим делом, из Тускула явились перепуганные гонцы с известием, что эквы находятся в тускуланской области. Недавняя услуга, оказанная этим народом, заставила стыдиться медлить с подачей помощи. Оба консула, отправившись с войском, находят врага на обычном месте – на Альгиде. Там произошла битва. Более 7000 врагов было убито, другие обращены в бегство, приобретена огромная добыча, которую консулы, вследствие оскудения казны, продали. Но эта мера вызвала негодование в армии и в то же время дала трибунам предлог к обвинению консулов перед плебеями.
Поэтому-то, как только они сложили власть, в консульство Спурия Тарпея и Авла Атерния, Ромилий был привлечен к суду Гаем Кальвием Цицероном, народным трибуном, а Ветурий – Луцием Алиеном, плебейским эдилом. Оба, к большому огорчению патрициев, были осуждены: Ромилий к уплате десяти тысяч медных ассов, а Ветурий – пятнадцати тысяч. Но несчастье, постигшее предшественников, не остановило новых консулов; они говорили, что осудить можно и их, но провести законопроект не в состоянии будут ни плебеи, ни трибуны. Тогда, оставив законопроект, сделавшийся уже старой песней, трибуны повели дело с сенатом мягче, говоря, что пора, наконец, положить конец спорам; если плебейские законопроекты не нравятся, то пусть позволять выбрать законодателей сообща – из плебеев и патрициев, которые бы внесли предложения, полезные тем и другим, и уравняли бы свободу. Сенаторы не отвергали предложения, но заявляли, что законодателями должны быть только патриции. Так как все согласны были относительно необходимости законов и расходились только относительно того, кому предлагать их, то отправлены были в Афины послы – Спурий Постумий Альб, Авл Манлий и Публий Сульпиций Камерин; им приказано было списать знаменитые законы Солона[279] и ознакомиться с учреждениями, обычаями и правом других греческих государств.
32. За отсутствием внешних войн год этот прошел спокойно, а следующий [453 г.], когда консулами были Публий Куриаций и Секст Квинтилий, был еще спокойнее, так как трибуны все время хранили молчание, сперва в ожидании отправившегося в Афины посольства и иноземных законов, а затем вследствие появления двух ужасных бедствий – голода и моровой язвы, истреблявшей и людей, и скот. Поля опустели, в городе постоянно происходили похороны, многие знатные дома были в трауре. Умер фламин Квирина Сервий Корнелий, авгур Гай Гораций Пульвилл; на место его тем охотнее авгуры избрали Гая Ветурия, что тот был осужден плебеями. Умерли консул Квинктилий, четыре народных трибуна. Многочисленные бедствия омрачили этот год, внешние враги были спокойны.
Затем консулами были Гай Менений и Публий Сестий Капитолин. И в этом году [452 г.] не было внешней войны, но возникли внутренние смуты. Уже послы вернулись с аттическими законами. Тем настойчивее требовали трибуны, чтобы наконец было приступлено к составлению законов. Решают избрать децемвиров без права апелляции на них и не назначать на тот год никаких других магистратов. Долго спорили о том, должны ли быть избираемы и плебеи; наконец патрициям была сделана уступка, с тем только условием, чтобы не был отменяем Ицилиев закон об Авентине и другие законы, объявленные неприкосновенными[280].
33. В 302 году от основания Рима [451 г.] снова меняется форма правления, так как власть от консулов перешла к децемвирам, как раньше от царей к консулам. Но эта перемена не имела важного значения, так как продолжалась недолго. Восторг, проявившийся при установлении этой должности, привел к чрезвычайному развитию ее; тем скорее пало это учреждение, и потребовали, чтобы имя и власть консулов снова были переданы двум.
Децемвирами были избраны Аппий Клавдий, Тит Генуций, Публий Сестий, Луций Ветурий, Гай Юлий, Авл Манлий, Публий Сульпиций, Публий Куриаций, Тит Ромилий, Спурий Постумий. Клавдию и Генуцию, которые были выбраны консулами на тот год, вместо одной почести была дарована другая, а равно Сестию, одному из консулов предшествовавшего года, так как он против воли товарища докладывал сенату об этом деле. Ближайшие три были присоединены к ним как бывшие в качестве послов в Афинах, с одной стороны, чтобы почтить их за столь далекое путешествие, с другой стороны, в том предположении, что они, как люди, познакомившиеся с иноземными законами, будут полезны при составлении нового кодекса. Остальные послужили для заполнения требуемого числа мест. Говорят, кроме того, что при дальнейшем голосовании избраны были люди зрелого возраста, чтобы с меньшим ожесточением сопротивлялись предложениям товарищей. Главенство в коллегии принадлежало Аппию, так как он пользовался расположением плебеев; и он до того изменил свой образ мыслей, что из сурового и ожесточенного преследователя плебеев сразу стал поклонником их и усердно искал народного расположения.
Раз в десять дней каждый по очереди творил суд народу. И в тот день руководивший судом имел себе двенадцать ликторов; в распоряжении остальных девяти товарищей было по одному курьеру. И несмотря на замечательное согласие, господствовавшее между ними – оно вредит порой частным лицам, – они были в высшей степени справедливы к остальным. На одном примере достаточно доказать их умеренность. Хотя на них не было апелляций, но когда в доме патриция Публия Сестия был вырыт труп и принесен в собрание, по этому столь же очевидному, сколь и ужасному делу децемвир Гай Юлий привлек Сестия к суду и выступил обвинителем его перед народом, будучи сам по закону судьею его; он пожертвовал своим правом, чтобы это умаление его власти увеличило свободу народа.
34. В то время как все – знатные и незнатные – одинаково пользовались этим быстрым и нелицеприятным судом, точно по решению оракула, децемвиры заботились и о составлении законов; среди напряженного ожидания народа, выставив десять таблиц, они пригласили всех на собрание и предложили идти и читать законы на благо, счастье и благополучие государства, их самих и детей их. Они-де, насколько могут предусмотреть десять человек, уравняли права всех, знатных и незнатных; но ум и советь всех имеет большее значение. Пусть каждый обсудит каждый пункт, пусть посоветуются между собою, а затем изложат перед всеми, где и какие есть излишки или недостатки; тогда римский народ будет иметь законы, не предложенные другими и только принятые с общего согласия, а как бы предложенные им самим. Когда, согласно мнению народа, высказанному по поводу каждой статьи, законы десяти таблиц были признаны достаточно исправленными, то они были проведены в центуриатных комициях; и по настоящее время, среди массы нагроможденных один на другой законов, они остаются источником всего уголовного и гражданского права. Затем распространяется молва, что недостает двух таблиц, с прибавлением которых может быть завершен сборник всего римского права. Приближался день комиций, и ожидание этой прибавки породило желание снова выбрать децемвиров. Уже и плебеи, помимо того, что ненавидели имя консулов столь же сильно, как имя царей, не искали защиты у трибунов, так как децемвиры в ответ на протесты уступали друг другу.
35. А после того как объявлены были комиции для выборов децемвиров через три нундины[281], то честолюбие разгоралось так сильно, что даже знатнейшие лица в государстве ловили людей, униженно выпрашивая у плебеев, несмотря на вражду с ними, должность, на которую усиленно нападали. Причиной этого явления было, вероятно, опасение, чтобы, за устранением их, такая сильная власть не попала в руки недостойных. Препятствия к достижению этой должности разжигали Аппия Клавдия, который, несмотря на свою молодость, уже занимал такие высокие посты. Трудно было разобрать, децемвир он или кандидат; порой он более походил на ищущего власти, чем на обладающего ею: он обвинял оптиматов, восхвалял самых ничтожных и низких кандидатов, сам среди бывших трибунов, Дуиллиев и Ицилиев, носился по форуму, через них распространял выгодное о себе мнение среди плебеев, пока наконец и товарищи, до того времени чрезвычайно преданные ему, не обратили на него внимание, недоумевая, чего это он замышляет. Очевидно, все это неискренно; разумеется, обходительность в столь гордом человеке не пройдет даром: кто так умаляет сам себя и сближается с частными лицами, тот не спешит покинуть власть, но ищет средств к продлению ее. Не решаясь открыто выступить против его увлечения, они берутся успокоить его стремительность угодливостью. Так как он моложе всех, то на него единогласно возлагают обязанность председательствовать в комициях. Это была уловка, чтобы он не мог избрать себя, чего никто никогда не делал, кроме народных трибунов, да и у них это считалось за дурной пример.
