– Ходят слухи, что тебя предупреждали быть поосторожнее. Похоже, ты не приняла этого всерьез. – Барлог полезла за борт куртки и достала стальной нож. За такие ножи торговцы брали по дюжине шкурок отека. – Пусть этот талисман будет для тебя напоминанием. Кабы не тупой конец копья, он бы торчал уже у тебя в сердце. А ты лежала бы там, где сейчас эта ведьма.

Марика взяла блестящее лезвие, почти неспособная понять. Барлог поднялась и пошла к лагерю, закинув копье на плечо.

Марика осталась подумать еще полчаса, уставясь на нож. Нож Обрхоткаск. Но ведь Обрхоткаск была несколькими годами старше, и они почти друг друга не знали. У нее не было причины нападать на Марику. И по своей инициативе она бы этого не сделала. Самая была унылая и незаметная из учениц-силт.

«Хвост береги», часто говорила Брайдик. А она не поняла, что к этому надо отнестись всерьез. И потому теперь умерла мета.

Марика встрепенулась и заглянула за край обрыва. Внизу не было и признаков мертвой силты. Тело лежало слишком далеко внизу и в тени. Взглянув на лагерь, Марика бросила нож вслед за его владелицей.

Выбросить двенадцать шкурок отека! Барлог была бы вне себя. Но этот нож мог служить уликой.

Дорога домой прошла без происшествий. Над отрядом висела тень смерти Обрхоткаск, и это не забывалось. И силты, и охотницы сторонились Барлог и Марики. А охотница Дегнанов старалась не выпускать Марику из виду.

Марика решила, что все знают, что произошло, и все притворяются, будто не знают. Во имя истории гибель Обрхоткаск будет признана случайной.

Интересно, подумала Марика, каким по форме и по существу будет Оплакивание у силт? Сможет ли она его видеть? И можно ли будет запомнить этот ритуал и применить его к ее неоплаканным сородичам?

Думая о старых долгах и той поре жизни, что была теперь далекой, как рассказ о щенячестве другой меты, она вдруг поняла, что у нее с момента выхода отряда из Акарда не было сновидений. Призраки прошлого ждут ее возвращения?

Теперь она никогда не бывала беспечна, ни разу. И никогда с тех пор не было такой грубой и прямой попытки от нее избавиться.

У Марики было чувство, что покушение, гибель, а может быть – даже провал покушения вызвал глубоко затаенный гнев и какую-то подпольную деятельность. Она подозревала, что виновную не найдут никогда.

Оплакивание силты ей видеть не пришлось. Такого обряда, который она назвала бы Оплакиванием, просто не существовало.

Лето пролетело быстро и кончилось рано, и снова в мир ворвались зимние бури.

Эта зима была такая же, как и предыдущая, когда рок настиг Верхний Понат, – суровая. Но началась она с лживых обещаний более мягкой погоды. Усыпив бдительность всех, зима выпустила когти и ударила по Верхнему Понату бурей за бурей, громоздя сугробы до такой высоты, что они грозили скрыть северную стену Акарда. Леденящий ветер выл, не переставая, и покрывал все ледовыми узорами. Силты Акарда на время потеряли контакт со своими сестрами Рейгг на Юге.

Эта зима была такой же. Снова пришли с Севера кочевники в невиданном ранее числе. Многие стаи, пережившие первое вторжение, пали при новом – хотя до Акарда многое дошло лишь после ухода зимы. Но все равно просили защиты десятки и сотни беженцев, и силты впускали их, хоть и ворчали сквозь зубы.

Дважды подходили мелкие банды кочевников к полям за северной стеной, где летом выращивали овощи. Оглядев суровые камни стен, кочевники, не соблазнившись перспективой, удалялись. Марика случайно оказалась на стене во второй раз и очень внимательно рассмотрела кочевников, насколько это было возможно с расстояния в несколько сотен ярдов.

– Они пока еще не дошли до самоубийственного отчаяния, – потом сообщила она Брайдик.

– Вот именно – «пока еще», – отозвалась Брайдик. – Это придет. – Связистка была чем-то занята, не очень в настроении болтать и учить. Лед и холод заставляли ее постоянно возиться с аппаратурой, а иногда ей не хватало умения самой выполнить ремонт. – Так долго тянуться не может. И нет причин думать, что зимы станут лучше. Лучше бы они выслали мне техничек. Только им наплевать, если они ничего от нас не слышат. Если лед сожрет нас, им только приятно будет.

В это Марика не верила. И Брайдик на самом деле – тоже. Просто сорвалось с досады.

– Нет, Марика. Сейчас они еще не попытаются. Но когда-нибудь – обязательно. Может быть, следующей зимой. Самое позднее – через одну. Этим летом они попробуют закрепиться в Верхнем Понате. Мы им мало создали трудностей. И они будут менее склонны убегать. У них появляется обычай держаться огромной стаей. Битва за выживание отменила все междоусобицы и кровную месть. По крайней мере так я слышала, когда моя кровная сестра обсуждала это с другими. Они не предвидят перемен к лучшему. И из Макше мы помощи не получим. А без помощи нам не сдержать нашествие. Кочевников будет слишком много – десятки тысяч. Даже у силт есть предел возможностей.

Скудные вести, приносимые беженцами, были однообразно мрачны и подтверждали пессимизм Брайдик. Однажды пришло сообщение о кочевниках, замеченных в сотне миль к югу от Акарда на Хайнлине. Из-за этого Брайдик получила несколько суровых посланий обвинительного толка. От Акарда ожидалось, что он не даст кочевникам просочиться на Юг.

– Моя кровная сестра, – сказала Брайдик Марике, – никого, даже тебя не пошлет на охоту за кочевниками в такие бури. У нас не хватит сил. Мы не можем терять жизни. Лето придет – тогда. Когда биться надо только с одним противником.

Противник – как название группы. Такое понятие на общем языке Верхнего Поната можно было выразить лишь очень приблизительно. Марике пришлось искать его в языке силт. Это ей не понравилось.

Разумеется, старшая и силты Акарда ничего вообще не делали, чтобы остановить хищничество кочевников. Это вызывало у Марики очень смешанные чувства.

Стаи подвергались истреблению. Мет ее рода убивали каждый день. Она понимала, почему стражницы ничего не могут с этим сделать, но это выводило ее из себя. Когда приходила очередная истекающая кровью горстка беженцев, обмороженных, бросивших в ледяных лесах замерзших щенков и Мудрых, ей хотелось взвыть и, оседлав черных, яростных, убивающих призраков, очистить Верхний Понат от этой кочевой мерзости.

В таком настроении ей легче всего удавалось овладение магией силт. Темная сторона была у нее очень сильна.

Этой одинокой зимой для нее настали времена растущего сомнения в себе. Она потеряла цель. В одном из ее снов тяжелыми облаками заворачивало и гасило звезды. В этой дальней осажденной земле мечта о звездах казалась еще более отдаленной и бессмысленной. Задумавшись об этом серьезно, Марика должна была признать, что не имеет ни малейшего понятия, в что обойдется или что повлечет за собой исполнение мечты.

Она месяцами не видела ни Грауэл, ни Барлог, даже украдкой – и это, наверное, было хорошо, потому что они распознали бы ее тревогу и стали бы на ту сторону, что была против мечты. Они не мечтательницы. Для дикой охотницы взросление означает избавление от дурацких грез.

Брайдик, напротив, поддерживала в ней мечтательную сторону – не важно, по каким бы причинам, – но влияние связистки было слабее, чем она думала. Прийти к соглашению с реальностью – этого Марика должна была добиться сама.

Уроки продолжались. Они тянулись долгие часы. Марика узнавала новое, хотя ее всепоглощающий энтузиазм несколько поугас.

Временами она боялась, что слегка повредилась и уме. Например, думала, как бы исчезновение кошмаров первого года не было признаком умственных отклонений.

Дегнаны остались неоплаканными. Иногда она чувствовала себя виноватой за то, что не чувствует за собой вины за неисполнение должных обрядов.

Плохой это был год для дикой щены-силты из Верхнего Поната.

Кэг кинулся Марике на горло. Она не шевельнулась. Уйдя в себя, через отдушину в реальном мире, сквозь которую она видела призраков, Марика увидела зверя как шевелящуюся массу мышц и пульсирующей крови, внутренностей и примитивной нервной системы. Он висел, еле-еле перемещаясь в ее сторону, и она решила, что он – настоящий, а не созданная Горри иллюзия.