Мотор успел утихнуть до того момента, как Анна спустилась по ступеням. С вертолётной площадки она не спеша спускалась на чуть согнутых ногах, ещё выбирая направление. Сначала девушка прошла в сторону и поднялась ещё выше, на окружающую основное помещение смотровую площадку. Медленно отмерила движения к поручням, которые находились на грани комфортного уровня. Она не собиралась свешиваться наружу, прыгать на краю или спускаться вниз, но страх приблизиться на последние полметра, совершенно иррациональный, оказался сильнее. Он стал сильнее после недавнего пребывания на краю высотки. Навязчивое желание справиться с собой и посмотреть вниз не сильно помогало. Наконец, Аня сделала шаг и на мгновение опустила взгляд. Дыхание перехватило, глаза расширились, а ноги сами отшатнулись назад. Заблокировав вмешательство внешних систем, ввод и стимуляцию выработки успокоительных, она села в двух шагах от края и принялась рассматривать лес, глубоко дыша и отгоняя мысли. Грудь ритмично поднималась и отпускалась, взгляд метался всё медленнее, но сомкнутые пальцы на руках не спешили разжиматься, насколько мирной не представлялась картина перед глазами. Анна не помнила, когда ещё чувствовала так остро по ту сторону сна.
На той стороне, за границей смотровой площадки, мир полнился жизнью. Верхушки деревьев, покрытое солнцем море зелени, над которым спешат редкие облака. Тени пробегают за ними, но оставляют листву нетронутой. Птиц не видно и не различить движения животных в танце флоры. Один ветер волнами оставляет живые узоры на высоте, завывая рядом в то же время. Звонкое щебетание всё же перемешалось с шёпотом листьев и шумом прорывов, словно звуками о себе напоминали невидимые пернатые. Спрятанные звуки становились всё громче, доносились со всех сторон, оправляясь от прибытия шумной машины. Прошло с десяток минут, когда дыхание девушки уже совсем затерялось в них, совершенно успокоив свою обладательницу. Только тогда Анна поднялась на ноги и, спустя пару минут и несколько ступеней по пути вниз, приложила руку к сканеру.
Обе половинки двери разъехались беззвучно, исчезнув внутри стен бесследно и открыв перед девушкой верхний этаж. Помещение ещё покрывали тени и сковывала неподвижность, пока системы выводили доступные настройки перед Анной. Наконец, покрутив диммером на проекции, девушка выбрала яркость освещения и осмотрелась. Зал прилёта не представлял собой ничего особенного. Роботы, большие и микроскопические, обслуживали стены, пол и воздух. По неровным движениям пары механизмов девушка догадалась о давности записей последнего использования лифта. Ни пылинки в идеальном порядке и покое - минимум энергозатрат и машиночасов обслуживающей системы.
Основной летающий транспорт по информации сети должен приземляться выше на десять-пятнадцать тысяч метров. Два входа для встречающих, шахта лифта и эргономичная планировка присоединились к прочной нити Над закрытыми дверьми в центре зала висело табло-кольцо с медленно плывущей проекцией. Система охраны, дизайн и все разумные удобства располагали к спокойствию и надёжности. Но причин для негодования хватало: обратный отсчёт вывел на табло 08.27.11. Секунды убегали, минуты предстояло вытерпеть, но восемь часов казались вечностью. С одной стороны Анна понимала, что причин для задержки спуска с орбиты может быть масса: от внезапной солнечной активности до космического мусора или человеческого фактора. Сигнал не передать и вовремя не предупредить в большинстве осложнённых событий. С другой стороны, ожидание в зале прибытия и пребывание в неизвестности не вселяли особой радости.
Оставалось время на мысли, дыхание и доступные мелочи: сбор данных и опыты на собственной персоне. Выбирая между ними, девушка опустилась в подоспевшее синее кресло. Лицо почти расслабилось, отправляя в отпуск мышцы вслед за телом, когда поверхность подёрнула лёгкая рябь догадки: впервые перспектива встречи человека, такая удивительная, полностью сложилась у Анны в голове. Когда она в последний раз разговаривала с живым смотрителем? Два или три года назад? В любом случае, куда реже, чем видела сны. Примечательно, что она неприятно открывала себя в пользу назначенной встречи. Возможно, что нежелание больше отражало личностные изменения в глубине, нежели все регулярные измерения и тесты.
B
Его мать бралась за любую работу, измождённая донельзя. Лишь бы ей досталось хоть немного еды, лишь бы забыться в деле и получить ещё один шанс. В силу возраста стандартный паёк ей уже не давали, ограничивать минимальным. Разум, а следовательно и Община, не видели смысла в содержании стариков. Пожилые уходили прочь, доживать дни во внешних поселениях. Из них обыкновенно не возвращались, никого не навещать и не цеплялись за Общину. Но обычно никто из детей и не знал своих родителей. А мама нашла Кама, по деревяшке, которую тот носил, не снимая, сколько помнил себя. Это сейчас деревяшке стала символом, а тогда древесина на верёвке привела его к матери. Тогда деревянные дощечки он прятал, берёг и стыдился их одновременно, не совсем понимая смысл тайны. Но помнил, как убирала её мать, своими огрубевшими руками.
Кам помнил, что мама подходила украдкой, постоянно озираясь. Выискивая удобный случай, стараясь не скрываться и не попадать на глаза посторонним лишний раз. Иногда группы детей играли в общих комнатах или разговаривали после еды в большой столовой. Предоставленные сами себе, если воспитатель использовал время общественного препровождения для отдыха. Кам толком уже и не помнил, как мама подошла в первый раз. Случайно затерялось воспоминание в череде всех, связанных с матерью. Когда он сидел и старался пережить их все ещё раз, напрягая память до предела, до головной боли, что-то поднималось и переворачивалось внутри, но не всё. Переигранные и перезаписанные участки памяти всё равно исчезали, вопреки всем стараниями, оставляя за собой только самые важные и знаковые приметы. Руки, дыхание, звуки голоса и выражение глаз, заслонившее собой остальные детали детства. Детства, в котором не осталось приятных убежищ. Так отразилась внутри сына последняя встреча с мамой, врезаясь в пятилетний неглубокую память частями, прорываясь в самые первые и сокровенные мысли.
Он посмотрел на руки матери, аккуратно прикоснувшиеся к его руке. Женщина подсела, улучив удобный момент, как и в любой другой день. Казалось, что и сегодня они могли поговорить пару минут: Каму будет немного неудобно, оба будут стесняться, несмотря на обоюдное желание не забывать. Они поначалу так и смотрели друг на друга, но только вскоре в этот раз что-то пошло не так. С десяток секунд спустя вокруг ребёнка и родителя возникли дежурные. Женщина судорожно поднялась и отступила на шаг от сына, вытянув руки ладонями к трём окружившим её людям. Они быстро приблизились и схватили женщину, не успевшую возразить или толком собраться силы. Когда мать уже уводили, Кам не успел запомнить до конца даже лицо, хотя неосознанно захотел сфотографировать черты в памяти. Судорожная спешка и страх упустить последнюю возможность сыграли с ним злую шутку, не позволив собраться и успеть что-то запомнить. Но мальчик всё-же увидел испуганные глаза, страх в которых казался не животным, но иступлённым. Пережив многие страшные вещи, сейчас уже Кам понял, что это первый и последний взгляд глаз, переживающих за его судьбу, не тревожась о собственной, любящих и переживающих.
Фундамент одиночества и желаний разрушать заложила Община, пройдясь по живой психике острыми краями собственных правил. Кам утверждался в прошлых обидах, оставляя комплексный военный заряд среди людей, в тех же коридорах. Кам не сомневался и почти не допускал посторонних мыслей. Только сейчас, при самом запуске, он посмотрел на правую руку и крепко задумался, насколько сильно он отличается от остальных членов Общины. Стал ли он лучше и может ли обрекать кого-то на смерть и боль ради собственной мести.
Ответов мужчина не знал и не хотел знать. На его правой руке оставался браслет, то же клеймо раба, послушного насекомого во власти вони Разума. Снаружи и в части систем опознавания эта железка оставалась прежней, но внутри больше не оставалось средств наказания и отслеживания. Изменения внутри, казалось, не затронули сути. Внутри Кама не сохранились сомнения и сопереживания, вымерли вместе со стремлениями и надеждами. Вопреки или поэтому, но одним движением руки мужчина активировал заряд и заспешил к лифту, не оборачиваясь и прощаясь с родными стенами.
