Птах сидел на полу, опираясь на правое колено. Пальцы обеих рук проворно подхватывали клочки жестокого пластика, раскиданные по полу. В тот момент, когда Анна подбежала к нему, он остановил её жестом и добавил еще пару клочков к пазлу. Прямоугольник размером десять на пятнадцать сантиметров сам собрался воедино, оставляя едва заметные швы на местах соединений.

С улыбкой мужчина поднялся и повернулся на пятках к девушке. Вскинул руку, заставил карточку исчезнуть и появиться в ладони, плавно раскачивая кисть. Дождавшись, пока выражение обеспокоенности сошло с лица спутницы, протянул прямоугольник ей.

- В космос. - прочел он единственную надпись. - Манипуляция. Всего лишь. Маленькая часть большого представления.

- О чём ты?

- Ну, мой трюк и вещи помрачнее оставим напоследок. - произнес мужчина, подойдя ближе. - По всей видимости, эта карточка - часть компании по агитации всех слоев населения к миграции. К массовому исходу, культурному бегству с планеты. Плотность и восстановление, один посыл в лаконичных и приятных буквах, оттиск на гладкой и притягательной поверхности. Словно кто-то закладывает идею в голову через кончики пальцев. Не услышал призыв, так смотри и бери в руки. Раньше, верно, карточки и пахли как-то особенно. Идею привносили и давали вдохнуть полной грудью.

Птах усмехнулся, собрав морщинки по уголками рта, и покачал головой. Слегка ссутуленные плечи, сомкнутые руки и аккуратные движения наполнили обстановку тревожностью и грустью.

- Но откуда здесь такое количество обрывков? - спросила Анна, осматривая пол, усеянный дорожками из клочков знакомого цвета. - Запах ещё, странный, похожий на что-то сгоревшее, но не совсем то. Откуда он?

- Это правильный вопрос. - совсем бесцветно произнес Птах. - Посмотри за тумбой.

- Боже мой! - выдохнула Анна, зажав ладонью рот через пару шагов и секунд.

Колени девушки подогнулись, тело сжалось, ноги ослабели на мгновение. Костюм тут же принял нагрузку, а к нервной подключилась внешняя система. Взяв себя в руки, девушка взглядом обратилась к молодому человеку. Сеть поддерживала её, но хотелось рассчитывать и на участие спутника, который только освободился от оцепенения.

- Ты же не думаешь, что это я? - сказал Птах, обходя тело. - Да, высохший труп обгорел, но тканей осталось немного. Обрывки вокруг целы, но я бы не на это обратил внимание. Со смерти этого человека прошло много лет, а сожгли труп недавно, расположив так намеренно. Местные жители недавно соорудили постановку, которая включилась при приближении.

- Музыка и свет могут привлечь их сюда. - девушка остановилась, увидев покачивания головы собеседника.

- Да, но предлагаю не думать об этом. - согласился мужчина. - Посмотри на ситуацию с точки зрения представления. Как бы это не звучало.

- Во-первых, у нас есть труп. - Анна наклонилась над останками. - Если воссоздать картину, то ясно - смерть наступила давно. В сухом воздухе чистого помещения труп оставался целым достаточно долго. А потом его сожгли - это ясно. Возможно, он сам пришёл сюда и вокруг остались приготовленные им вещи: музыка, рекламные брошюры, раскиданная одежда, расставлены статуэтки и картины, покрытые пылью. Он что-то пытался сказать после своей смерти.

- А к его сообщению добавили некоторый смысл. И мы увидели всю тщетность усилий. - поддержал Птах. - Бесчувственность судьбы и ничтожность человека в безысходности. Вместо сердца у него - пламенный мотор. Посмотри сама, эта деталь уцелела, в отличии от тканей. Нам это показали, сожжением лишнего и человечного.

- Значит с этим рудиментарным последствием лечения, он не мог улететь. - догадалась девушка. - Нас подвели за ручку к факту.

- Да. - согласился Птах. - Прибавить вещи, одежду и украшения вокруг, автоматы со светом и музыкой. Думаю, что в рамках были напечатанные фотографии. Обгоревшие остатки и осколки стекла разбросаны, хрустящие под ногами. Думаю, ими его подожгли.

- А он ждал здесь возвращения тех, кто бросил его. - сказала Анна.

- Семью или любимого человека. - отозвался Птах. - Возможно, но не так важно для истории. Вокруг остались украшения, картины и скульптуры. Всё красивое, что нашлось. Маленькая грустная сказка.

- Которую нам рассказали и к которой привели. Скорее всего, мы выбранные цели. - закончила девушка, ещё раз осмотрев тёмное тело, покрытые сажей кости. - В таком случае, новые поиски ничего не дадут. Нужно быстрее возвращаться - мой дом, как и остальные хижины хранителей лесов, теперь защищены. Нужно время, чтобы стены с системой в целом перестроились, но если поторопимся, будем в безопасности уже к завтрашней ночи.

- Тогда поспешим с подготовкой в ожидании гостей. - согласился Птах. - Не знаю, как ты, но для меня будущее - сплошная интрига. Трактовок увиденного найдётся множество. Потому не вижу смысла гадать. Честно, не ожидал таких загадок, словно попал за пределы привычного и оказался в темноте - всё будто не то, чем кажется. Никак не отделаться от непривычного чувства.

Шредер издавал мерный гул, различающийся только от количества поглощаемых бумаг и плотности самих листов. Аня уже научилась не приводить аппарат к застреванию и не доходить до необходимости чистки руками. Страницы отсчитывались машинально, гул оставался равномерным, наряду с подавляемым раздражением. Очередной рабочий документ подлежал конфиденциальному уничтожению. Проект закрылся, за выполненную часть заплатили, документы с выведенным оформлением остались не у дел. Но послевкусие уничтожения и ненужности собственных часов работы только нарастало в жёлтом освещении вечернего офиса. Привкусом бумажной пыли на языке и сухой кожей рук.

Рубашка, успевшая осесть на теле и пропитаться часами прошедшего дня, неприятно обволакивала. Медленное веретено дел казалось бескрайним и бессмысленным, отчего так и тянуло в соседний киоск за никотином, кофеином и отсутствием мыслей. Но сейчас под ногами ещё лежал не мощённый плиткой тротуар, а тёмный ковролин. Не оставалось особенных мыслей, сил или эмоций - жизнь прокатывалась в неизвестном направлении.

Анна протёрла глаза, не понимая и не желая принимать происходящее. Ради чего стоило переживать бюрократизм, что из числа проделанных действий имело смысл, в собственной или в сторонней оценке себя сомневаться - сплошь загадки сфинкса. Будни могли оттенять вылазки на природу, встречи с друзьями, походы на премьеры и концерты. Но накопленная усталость лишь сменялась приятной, в ожидании маленьких чудес. Глаза постоянно жмурились, кожа обветрилась, шею не удавалось расслабить.

Девушка уже наливала в чашку воду и возвращалась к ноутбуку, когда череда предвкушений маленьких удовольствий заслонила действительность до спасительного конца рабочего дня. Отсчёт минут шёл под фоновые мечты о тёплом душе, тёплой кровати и сне без сновидений. Они перемешивались с ужином, подготовкой вещей и зарядкой часов. Выбранные, поддерживающие, приятные, удобные и знакомые мелочи собирались в коллекцию ежедневных маленьких удовольствий, в поисках новой музыки на радио, сёрфинге в перерывах среди новостей и развлечений. Девушка верила, что нечто серьёзное из занятий в свободное время сможет вытащить её из рутины будней ради зарплаты. И искала что-то среди занятий, ремесла, подработок и самообучения. Мир расширялся после выключения рабочего ноутбука, преображаясь в красочную пёструю ленту из возможностей и искушений. Немного заслоняя печали.

Уже в метро, покачиваясь в тоннеле по пути к пустой квартире, Аня отказалась от мысли о полноценном ужине. Готовить для себя в эти недели решительно не получалось. Депрессия, подобравшись и вцепив сильные пальцы в область груди, началась много раньше и не спешила прекращаться. Вне обязательств работы хотелось свернуться и спрятаться, даже от мыслей.

Одиночество волнами накатывало, унося каждый раз за собой силы, желания и энергию. Краски мира подменялись серыми невзрачными днями, вокруг между миром и восприятием нарастала сотканная из ваты стена, заглушая звуки, сковывая осязание и замедляя реакцию. Встречи с подругами, кино и музыка, приятные неожиданности, вроде успешного окончания очередного этапа работ, - все события жизни проносились по касательной. Как серые стены за стеклом вагона метро. Слишком ненадолго ситуация выправлялась, чтобы потом снова свестись в серость, выбираться из которой приходилось медленно, шаг за шагом и день за днём.