Эреба в зрачках Оркуса тоже не было: Предвечный Мрак сгинул, старику хватило ума понять то, что еще не дошло до молодого.

Бог клятв уже не улыбался.

Рука Оркуса рванула обратно серп – как будто хозяин хотел выговорить верному оружию за промашку. Пальцы, не веря, ощупали лезвие – капли благоуханного ихора на нем. Неудавшийся герой слепо нашарил конец плаща, начал суетливо протирать лезвие, как будто можно было что-то изменить…

– Нет, – прошептали побелевшие губы серпу, но клинок не отозвался: невинно лежал на ладони и так же невинно дзынькнул о камни, когда Оркус его отбросил.

– Нет, – шепнули губы опять, теперь уже отступившим теням.

– Нет-нет-нет, – это уже великанам, потому что уставился поверх моего лица.

На меня он не смотрел – жаль, холодная, змеиная усмешка пропадала даром.

Только все твердил жалобно: «Нет-нет, я же не об этом… я не это… нет-нет-нет…» – убеждал кого-то, не решаясь обернуться и узнать причину, по которой от него шарахаются тени.

Поднимал меч с берега – и твердил.

Дрожащей рукой брал непривычный двузубец наперевес – и шептал.

Шарил глазами по серой прибрежной гальке, будто пытался найти что-то – и снова хныкал бесконечное «нет», прикрывал глаза, морщился, вслушивался…

Обернулся он, только когда почувствовал, как рванули лодыжки ледяные кандалы. Не как герой обернулся – как свинопас. С воплем, слезами, отчаянно и неумело выставляя вперед перекованный меч…

Черные, вязкие воды, пришедшие от недалекой реки за своей добычей, насмешливо булькнули: меч – и против нас? Воды ползли вперед, отвоевывая шаги у берега: Стикс заливал сушу, и тени с унылыми стонами разлетелись кто куда, чувствуя стылое дыхание. Из волн невиданного прилива на секунду отлилась прямая как копье фигура, облеченная в жидким блеском блестящие доспехи.

– Ты знал, что влечет нарушение клятвы, – сдержанно произнесла Стикс. Далекий свод раскатил слова за нее. Титанида коротко взглянула на меня – и канула обратно в реку.

– Это же! – крикнул ей вслед Оркус, он еще недоумевал и еще пытался противиться притяжению. – Я не об этом! Я… мир… пусти!

Из воды поднялись руки – вязкие, мертвенно-холодные, один десяток, потом другой. Меч, которым Оркус с воплем взмахнул, не причинил им вреда – руки медленно, вслепую, ползли вверх по ногам, дергали за хитон, ощупывали гиматий, потом вцепились в лодыжки, дернули, он устоял, но от рывка выпустил клинок и попытался ударить двузубцем…

Перед двузубцем волны Стикса уважительно расступились – зато новые руки, длинные, многопалые, поднялись из воды позади Оркуса, рванули за плащ – и божок с криком полетел в морозящую волну, извернулся, с всхлипом встал на карачки, рванулся к недалекой суше, прижимаясь к ней грудью, щеками, подбородком, обнимая берег руками, вцепляясь пальцами…

Лапы великанов убрались с плеч, и я поднялся с колен. Скованными руками утер со щеки струйку ихора, нарушенную клятву. Не спеша сделал пару шагов – чтобы лучше было видно лицо бьющегося в путах Стикса божка.

– Недолго продержался, да?

Что ты там хочешь сказать, только задыхаешься? Что клялся не причинять вреда миру, а не мне? Что совсем не это имел в виду?

Кажется, ты не очень хорошо разбираешься в клятвах, Оркус.

Удивительно бездарен для бога клятв.

– Ты думал, что достаточно забрать у меня жезл и хтоний, чтобы стать Владыкой?

Двузубец, послушный жесту, лег в руки, обиженно взволновался под пальцами –зачем чужому отдал?

– Думал, сковал меня – и мир тебе покорен? У этого мира – один Владыка. Владыка Аид. И мир этот – аид. Поднимешь руку на меня – поднимешь на него.

Надеюсь, ты слышал это, Эреб. И запомнил это.

Мир сердито заворчал из-за спины, собачьи морды на двузубце глумливо оскалились в лицо неудавшемуся самозванцу.

Самозванцам.

– Владыка…

Воды Стикса начали отступать к родному руслу, уволакивая за собой Оркуса. Медленно. По шажку. Как оса парализованного жука. Черные руки волн расплывались, обращаясь веревками, кандалами – и снова пальцами, пальцы пробегали по одежде клятвопреступника, ласково поглаживали – Стикс тоже любит пошалить… Река захватила свою добычу только до пояса, давая возможность вдоволь изранить руки в попытках задержаться и сорвать горло в попытках позвать на помощь.

Я провожал эту процессию, неспешным прогулочным шагом.

– Я мог бы казнить тебя иначе. Отправить на Области Мук, или зашвырнуть в Тартар – ты-то оттуда не выберешься. Я мог бы даже сам… но глупость требует особой кары.

Цепи упали с рук бессильными змеями – стоило как следует напрячь мышцы. Оркус застонал в голос, когда оковы зарылись в мелкий песок в нескольких пядях от его скрюченных пальцев.

– Тебе ведь не пришло в голову проверить, насколько прочны все звенья этих цепей? Ты не подумал о том, какой резон мне держать их вместе с хтонием, на виду? И тебе в голову не пришло, почему я нынче отослал Таната, Гипноса, Гелло, запретив им своим приказом появляться в этой местности? У тебя будет время подумать, Оркус. Девять лет. За это время я подберу тебе хорошую казнь, так что я бы на твоем месте не торопился.

Он так и не ответил – немо раскрывал рот, и разразился пронзительным воплем только когда Стикс собрался смыкаться над его головой. Потом в кричащий рот залилась вода, мелькнули безумные глаза – и вязкие воды бесшумно возобновили течение как ни в чем не бывало.

Стикс – великий притворщик в противоположность своей титаниде. Вечно-то эта речка напускает на себя таинственность и делает вид, что не при делах…

Я подобрал меч, который столетиями ковался из остатков ядовитой гадины – Серпа Времени. Махайра поблескивала жалобно, тускло, мелкой россыпью брызг на лезвии. Нет, ошибся, не адамантий. Черная бронза, а в ней – вкрапления того металла, того времени. Наследник того серпа – не он сам.

Поборол желание зашвырнуть клинок в Стикс вслед за незадачливым предателем. Вместо этого пошел подбирать хтоний – стряхивать с родимого пыль.

Теней в округе уже не было. Ни единой – рванули пить водичку из Леты. Интересно, молятся ли они в пути, чтобы я не запомнил их лиц…

Великаны тоже куда-то подевались – небось, сочли за лучшее вернуться в копи. Донести между делом до собратьев – у этого мира только один Владыка.

Владыка Аид.

Надо будет наведаться – вбить им это в головы покрепче.

«Наверное, не надо, Непреклонный, – Ананка горда. – Они хорошо это запомнили. Только Владыка Аид. Навсегда».

Я хороший ученик все-таки. Усваиваю не с одного раза, а так вполне…

Ата-обман могла бы мной гордиться.

«Я сделаю так, чтобы это запомнили все. Только Владыка Аид. Вечность».

Слышите, вы? Вы, в Великой Бездне?! Мы еще воюем.

Пощады не будет вечность.

Я удержу.

Тартар со своими узниками мстительно подпрыгнул на привычных к нему плечах. Затих в безразмерной утробе разочарованный стон.

«Рано или поздно…»

Вам бы уверенности в голос, узники.

Цепь на Цербере я разрубил, походя, заодно опробовал махайру. Хороша: прошла сквозь закаленный металл как сквозь воду. Пес встряхнулся и угрюмо потопал доедать медовые лепешки – подношения теней. Дракон, вырастающий из задницы стража, пыхнул огнем – слабый знак признательности.

Я не останавливался до самого дворца. Только когда черная громада, дыша величием, воздвиглась впереди – тогда остановился на берегу Флегетона. Вспомнил. Разжал левую, обожженную ладонь, на которой лежали и тлели оранжевым теплом угольки от костра Гестии.

Тепла оставалось немного: сжимая кулак во время истории с Оркусом, я задушил почти все. Угольки подернулись сединой пепла, и только изредка в разломах вспыхивали горячие точки – умоляющие глазки.

Или, может, веснушки на чьем-то вздернутом носу.

Точки огня просились в дом, в очаг. Чтобы вечно согревать и гореть надеждой.