По дороге шествовала кавалькада. В сопровождении десятка всадников в черном ехали трое. Девушка с огненной косой на каурой лошади. На сером коне - юнец со злой щербатой ухмылкой и взглядом рыси. За спиной лук, на поясе ножны. Худой мальчишка возраста Линн, одетый в черное с белым кружевным воротником, ехал на вороном коне. Единственный среди всех без оружия. Спутанные черные волосы падали на плечи, тонкие руки нервно сжимали поводья.

Этот последний, дрогнув ноздрями, повел головой в сторону Линн, и она поспешно потупилась. Взгляд скользнул, не задев ее, но мгновения хватило, чтобы Линн поняла: что бы этот мальчишка ни приказал ей, у нее не достанет сил сопротивляться. Она сделает все, что он скажет. Все, что угодно.

Всадники скрылись, лайхха разошлись по домам, обоз давным-давно двинулся в сторону Несна-Хена, а Линн все стояла, беззвучно шевеля губами и положив руку на бок.

- Да что с тобой?!

Кисси встряхнула ее так, что у Линн голова мотнулась, и она, наконец придя в себя, посмотрела вниз. Под пальцами расплывалось багровое пятно.

Дома вышел скандал. Линн наотрез отказалась делать две вещи: снимать башмаки и обращаться к лекарю.

- То есть это ничего, что у тебя рана вскрылась.

- Заживет, - сквозь зубы ответила Линн.

Кисси бушевала, что Линн топает как лошадь и носит с улицы грязь. Тогда Линн стала вытирать подошвы и заматывать башмаки тряпками. Кисси, по большому счету, было все равно, лишь бы в доме было чисто и тихо. Из-за того, что рана вскрылась и кровоточила, повязки приходилось то и дело менять, стирать, кипятить, так что у Линн прибавилось работы - приходилось успевать еще и это, помимо обычных дел.

Она ни словом не обмолвилась Кисси, но приходилось ей несладко. Каждое движение давалось с трудом. Еще вчера она бегала резвей косули, а сегодня ковыляла, точно старуха. Каждый шаг отзывался в ране болью, и она ныла еще сильнее. Часто, особенно когда Линн резко вставала или выпрямлялась, у нее сильно кружилась голова, но она научилась с этим справляться. Достаточно было сделать несколько глубоких вдохов и попить воды. Грохнуться в обморок было бы неприятно, поэтому воду нужно было всегда держать под рукой. Линн приучила себя носить фляжку у пояса. Ее то бросало в жар, то знобило, по ночам постель была мокрой от пота.

Кисси ничего не замечала - она ткала словно одержимая, пока однажды не объявила, что - все, готово. Линн не сдержала восхищенного возгласа: получилась плотная тонкая ткань с мерцающим голубоватым блеском.

- Будто свет луны, - робко заметила Линн, и Кисси рассеянно подтвердила, что так оно и есть. Кильдирим любят этот оттенок, поэтому у Кисси всегда наготове пряжа с вплетенным в нее лунным светом.

Линн провела рукой по материи. Она была гладкой и прохладной на ощупь.

- Некоторые пропитывают ткань уже после того, как она готова, но я этого не признаю. Ты берешь шерсть только от лучших снежных овец и, когда прядешь, вплетаешь лунную ниточку. Только это дает по-настоящему стойкое сияние и особую плотность материала. Если положить два отреза рядом, даже глаз новичка увидит разницу. Не говоря уже об искушенном взгляде. Разумеется, находится спрос и на пропитанную материю, но только не у эрны кильдирим. Она знает толк в хороших вещах. Говорят, она казнила торговца, который пытался подсунуть ей "пропитку" под видом настоящей лунной шерсти.

Кисси заявила, что хочет развеяться и побыть одна, прежде чем продолжать работу. Одна, ну конечно, подумала Линн, провожая ее взглядом. Веселая, довольная, Кисси явно направлялась к домику лекаря. Потом, как и в прошлый раз, пойдет на источники, только теперь она не хотела брать с собой Линн. Обижаться тут не на что: людям иногда нужно отдыхать друг от друга.

Людям. И лайхха.

Нет, она не станет обращаться к Карху. Кто знает, что он может ей дать и как на нее подействуют их лекарства. Она уже допустила неосторожность, - пусть была ранена и измучена, ей не следовало ослаблять бдительности ни на миг! - и вот что произошло: ей хватило дня, чтобы забыть, кто она и откуда. Она ходила по их земле, ела их еду и стала принимать себя за лайхха. Беспокоилась о том, чтобы вернуть леки, как они называли существ, сути которых Линн не понимала, а у нее этого леки сроду не было. "Чья ты душа", что это вообще должно значить. Не попадись ей на глаза свинцовые башмачки, она так и ждала бы того, что никогда не случится. Не вспомнила бы ни про Беррин, ни про Пико, ни про свою семью, навсегда бросила больного отца и братьев, томившихся в ожидании избавления. Рано или поздно они поймут, что она так и останется "квейрле", и отправят на суд в Несса-Хен, а там, как сказала Кисси, "будут решать, что с ней делать". Едва ли следует ожидать, что демоницу угостят конфеткой. Разве что с ядом или чем-нибудь вроде орихалка, что заставит ее извиваться в болевых корчах.

Она должна найти способ вернуться в пещеру и выбраться обратно в Беррин.

Продолжение на litnet.com.