- Люда, - мягко прервала ее врач, - я не знаю, какими были отношения в вашей семье, но я тогда являлась вашим семейным доктором. А Захар? - она грустно улыбнулась. - Он был очень красив, и вы очень на него похожи: те же темные волосы, те же глаза, форма лица... Он обладал хорошими манерами, мягким характером. И ваша мать, Алевтина Петрова, очень любила его, но потом что-то, видимо, случилось. Однажды она привезла его сама на машине, и тот был без сознания, лишь бредил что-то, звал свою дочь по имени, то есть вас. Он был избит до полусмерти. И мне показалось это очень странным, ведь всегда считала, что ваши родители - идеальная пара. Алевтина Алексеевна так любила Захара Витальевича! И он ее - тоже!
- Он поступил с побоями? - сама пугаясь своего вопроса, спросила Люда.
- Да. В том-то и дело.
- А что же его родители, мои бабушка и дедушка...?
- Но он был из детского дома, - удивленно прервала ее Анна Леонидовна. - Разве вы не знали?
- Нет, мама наоборот говорила, что перестала с ними общаться, со своими свекрами, после смерти папы!
- Странно. Многие это знали.
Это открытие удивило Люду, что на миг она потеряла дар речи. Тупо глядя на тюлевые оконные занавески за спиной у Анны Леонидовны, на алоэ в коричневом, дешевом горшке, девушка пыталась собраться с мыслями.
- А что он говорил в бреду?
- Он... Он... - доктор вздохнула, словно бы собираясь с духом: - Он звал вас, проклинал жену, говоря, что она - его убийца, что не было где-то какой-то мести, и чтобы она не смела трогать какого-то ребенка.
- Какого-то ребенка?! Какого такого ребенка?!
- Не знаю. Не думаю, что он имел в виду вас. Этого и просить не нужно было бы - какая мать тронет свое дитя. Ходили слухи среди медсестер и медбратьев, что присутствовали тогда, что у вашего папы имелся ребенок на стороне. Мне с трудом в это верится, но все же... Скорее всего, его оклеветали. Другого объяснения я не вижу.
- То есть она узнала какую-то тайну папы и убила его?
- Люда, к сожалению... Крепитесь... Но это так. Она избила его, и он умер от травм и побоев.
- А пожар...?
- Про пожар, к сожалению, ничегошеньки не знаю. Да и временной отрезок между этими событиями был приличный.
- У нее имелись доказательства о ребенке?
- Я думаю, нет. Никакой ребенок потом никак не "всплыл". Зато за мужчинами, признаться честно, по слухам, Алевтина Алексеевна приударяла только так. Наверное, она нашла повод. Я после того случая сразу же отказалась быть вашим семейным доктором, Люда. Простите, но я не смогла бы жить с этим.
- Понимаю. Спасибо вам, Анна Леонидовна. Не говорите, пожалуйста, что мы встречались, и что я жива, - поднимаясь со стула, сказала Людмила. - Я уеду из Эльмирграда навсегда. Я не хочу видеть Петрову. Она мне не мать больше. Правильно, что ее все тут так ненавидят. С этой минуты я ее тоже ненавижу. Всем сердцем.
- Хорошо-хорошо. Конечно, не скажу. Я провожу вас...
Девушка на ватных ногах вышла из кабинета, за ней следовала и эта мягкосердечная Женщина. Людмила обернулась к ней как-то отрешенно уже почти у самого выхода из больницы и, прошептав "Спасибо", угрюмо поплелась дальше. Эта новость шокировала все ее существо. Слезы ручьями текли из глаз по щекам. Казалось, нечем дышать, казалось, разрушились все грезы, все упования, все надежды, все самое лучшее, все самое отрадное неслось ко всем чертям. Ей не хотелось жить, ей не хотелось ничего. Ей хотелось только одного - найти свою мамашу и заставить ответить за все, а потом умереть, чтобы, быть может, встретиться с папой. Да, неизвестно, почему мать так поступила. Да, нельзя верить чужим домыслам и слухам, но Люда считала, что никакому убийству не должно быть никакого объяснения, и никакого оправдания, если речи не идет о защите Родины и тех, кого любишь. Что бы не сделал ее отец, чем бы не прогневал жену, все же смерть - это слишком.
Уже много-много эпох назад дети стали считаться роднее отцам, чем матерям. Редко, когда на судах ребенка не оставят папе. У земли много может быть овощей: и морковь, и огурец, и кабачок... А из определенной семечки рождается только определенный плод. Выражение "носить дитя под сердцем" давно уже никого не умиляет, да и вообще считается устаревшим. В наши дни скорее скажут: "дети в утробе матери паразитируют".
Ребеночка, будь то мальчик или девочка, не доверяют малознакомой Женщине. Если Женщина признается, что обожает нянчиться с малышами, то ее могут и засмеять. Если обернуться назад, в седую-седую древность, то покажется, что мир словно бы сошел с ума.
Потому и остались отчества. Никого не зовут, например, Мариновной или Еленовной. На холсте что угодно написать может какой угодный художник. Женщины, которые в наши дни не больно-таки и любят сидеть дома в декретах, с радостью соглашаются, что дети роднее отцам, и пусть что их вынашивают матери.
Люда, пряча слезы, быстрым шагом вышла из больницы. Мать лишила ее самого дорогого, что может быть у человека - отцовской любви, тепла и ласки. Она чувствовала себя сиротой, и сейчас всем сердцем ненавидела свою родительницу.
"Ирлинда - ты моя Родина, ты мой идеал, ты мой образец для подражания, ты моя мать... Ты все для меня! Ты станешь моей путеводной звездой. За Родину, за Матриархат! А, Петрова Алевтина, забудь, что у тебя есть дочь! Я отрекаюсь от тебя! Клянусь, я никогда не прощу тебе смерти папы! Никогда!".
Так думала Люда, шагая от больницы к автобусной остановке, как вдруг у нее зазвенел телефон. "Дашок" - высветилось на экране.
Глава 27
Примирение
Дима лежал на кровати и горько плакал, сжимая в руках собственный сборник песен, который сюда принес Денис, как немую мольбу подумать над выбором. "Нет, почему она требует, чтобы я порвал помолвку? - думал юноша про Евгению Александровну. - Я ведь люблю Стешу... Почему мне придется выбирать? Я выберу любовь, но что станет с Денисом?".
Младший брат, которому исполнилось недавно восемь лет, как и все сверстники, верил в мечты, добро, сказку и в то, что каждый юноша - царевич. Денис считал, что Степанида не достойна его прекрасного брата, но всегда молчал об этом, никогда не выказывая недовольства. Мальчику хотелось, чтобы Дима и дальше шел за своей мечтой, становясь все более успешным певцом, и сейчас, пока того не было дома, подкинул ему комнату сборник песен, чтобы таким намеком посоветовать не рубить с плеча. Когда Митенька постепенно становился популярным, популярным в своем классе становился и Денис - еще бы, младший брат начинающего, но уже, по сути, известного певца! Да, он популярян, но пока все равно не настолько влиятелен в мире музыки, и если Евгения Александровна его бросит, то постепенно слава пойдет на нет. Денис не преследовал меркантильных целей, нет. Да, он родился в семье со средним достатком, и разбогатели они благодаря старшему брату. Что правда, то правда. Но... Стеша ему не нравилась. Она казалась мальчику совсем не такой, какими описывались храбрые принцессы-рыцари или галантные леди. Простая хорошая девушка, немного приземленная, немного грубая внешне, она не вписывалась в идеальный мир людей с высшим образованием. Криленковы Лариса Степановна и Егор Петрович оба окончили вузы. Зная это, всегда слыша от родителей, что учеба многое значит, Денис считал, что Стеша, с девятью классами, не достойна его брата. Дима же был в корне не согласен с ним.
Проплакав почти до вечера, закрывшись у себя в комнате, молодой певец ни разу не спускался. О том, что произошло, прослышал Дениска, а родителям сама Евгения Александровна позвонила и сказала, что она против брака своего подопечного и "этой гопницы". Лариса Степановна расстроилась, хотя виду не подала ни голосом, ни интонацией, но ей тоже будущая невестка не очень-то нравилась. "Что я, разве для этой шалавы, без образования, его родила и растила?" - думалось ей. А Егор Петрович, как всегда, расстроился и весь испереживался за сына - он всегда занимал сторону Димы и Стеши, считая потенциальную невестку хорошей девушкой. И пусть, что ее образование - только аттестат из школы об окончание девяти классов. Учиться никогда не поздно, еще сможет пойти в вечернюю школу, а потом - и в вуз!
