- Хорошо, - мрачно сказал я.
И мы начали перетряхивать остатки одежды на скелетах. Ничего особого у тех пятерых, что явно были подчинёнными, мы не обнаружили. Проржавевшее оружие, немного денег, обратившаяся в труху еда в седельных сумках. А вот у «тощего» и «пузатого» седельные сумки практически не пострадали – явно были зачарованы от порчи и иного воздействия. Дядюшка Матэ срезал сумки у обоих, заявив:
- Потом разберёмся. На тропе Лесных. Там безопаснее.
А потом обнаружил у одного их них пластинку на толстой золотой цепочке, которую тот носил под одеждой. На пластинке – золотой, усыпанной мелкими блестящими камушками и ничуть не пострадавшей, - был изображён герб. Маленькие «иконки» на ремешках, кстати, просто рассыпались прахом, а эта пластинка уцелела.
Дядюшка Матэ помрачнел, спрятал пластинку в свой поясной кошель и сказал:
- Вызывай Огонь, Мирон. Пора нам убираться.
Я молча свёл ладони вместе, а почувствовав знакомое жжение, развернул их вперёд, и с них сорвалась струя Огня. Останки людей и тогрухов охватило бледное смертоносное пламя, и буквально за несколько минут от семерых всадников осталась только куча золы. Я погасил Огонь. Дядюшка Матэ нарисовал в воздухе какой-то знак, и прямо посреди дороги образовалась щель, в которую этот прах и провалился. Ещё один знак – и щель затянулась. Ровно, без следа. Словно тех, кто нас настиг, кто нам угрожал, и не было никогда на свете.
У меня закружилась голова – слишком много сил я вложил в свой Огонь. На душе было пусто. Но дядюшка Матэ жёстко сказал:
- Не раскисай, Мирон. Это были не Нойоты. Это… это хуже. Куда хуже. Хорошо, что Имран поделился со мной Прахом Времени. Иначе сейчас мы все были бы уже мертвы. Поверь, я знаю, что говорю.
«Он говорит правду», - произнёс Кэп. Легче мне не стало, но я как-то встряхнулся. В самом деле, некогда было переживать и рефлексировать. Да, напрямую это выглядит так: дядюшка Матэ – убийца, а я – его сообщник. Ужасно…
Ужасно, да… Только вот в здешнем мире ничего просто не бывает. Надо разобраться, нельзя судить сгоряча. И что значит – хуже Нойотов.
- Да, дядюшка Матэ, - сказал я, поразившись, как безразлично и пусто звучит мой голос. – Ты прав. Нам надо убираться отсюда.
И деревянной походкой отправился к повозке. Сел впереди, взял в руки вожжи, дождался, пока сядет дядюшка Матэ, и подхлестнул тогруха. А когда у меня перед глазами всё завертелось, старый мельник еле успел перехватить вожжи.
Я вновь оказался во Тьме. Только на этот раз она не говорила со мной и ничего не показывала. Тьма словно лечила меня, успокаивала, помогала – и всё это безмолвно. А потом я услышал песню, которая заставила Тьму расступиться. И пели её два голоса…
Разлететься бы на осколки
Запредельной нежностью ночи…
Чтобы миг - бесконечно долгий,
Тот, что вечности знать не хочет,
Чтобы пламя лизало руки,
Чтобы таяли зимы-стены,
Чтобы вместо кровИ по венам -
Свет сладчайшей на свете муки…
Чтоб испуганно отступило
Чёрно-ало-белое тленье,
Чтобы солнце - и то всходило,
Над землёй - лишь твоим веленьем,
Чтобы - рядом… И даже взглядом
Не спугнуть золотого чуда…
Так - лишь в песнях, но если надо,
Я тут просто тихонько буду…**
*Мирон перефразировал средневековую поговорку о младших сыновьях знатных фамилий: «Всё своё имение он возит в седле своего коня».
**стихи Аозт Чёрная Речка
========== Глава 22. Вершители ==========
Песня, которую пели два голоса, не давала мне покоя, не давала уйти, раствориться в Тьме. И Тьма расступилась. Я открыл глаза и увидел склонившихся надо мной Шера и Шоусси.
- Это вы пели? – проскрипел я. Именно проскрипел, голос звучал, как ни разу не смазанное колесо у телеги.
Шоусси радостно закивал и бросился обнимать меня. А Шер тихо сказал:
- Я так испугался… Ты почти как мёртвый был. Я думал, что всё… уже всё… Ты уйдёшь… Хорошо, дядюшка Матэ объяснил, что ты слишком много сил потратил, когда вызывал свой Огонь. И что тебе просто нужно не дать уйти во Тьму. А я вспомнил, как тебе понравились песни Вольного Ветра. И решил спеть. А Шоусси, как оказалось, тоже знает эту песню…
- Я вспомнил, - радостно сказал Шоусси. – Как только Шер начал петь – я сразу вспомнил, что слышал эту песню! Она оказалась такой знакомой… Родной даже. И тоже стал петь… Вместе с Шером. Шер так переживал за тебя… И я тоже… Я хотел помочь…
- У тебя получилось, - сказал я. – Шоусси, ты просто молодец! А ты, Шер! Просто слов нет! Я ведь мог остаться там… Тьма бы меня приняла… Но вы напомнили мне, что я нужен. Спасибо вам.
Шоусси заулыбался ещё радостнее, а Шер заметно смутился от моей похвалы.
- Долго я так без сознания валялся? – спросил я.
- Больше суток, - ответил Шер. – Сейчас мы едем по тропе Лесных. В лесу и переночуем, а уже к завтрашнему обеду подъедем к Шар-ан-Талиру. Правда, последний отрезок пути придётся проделать по обычной дороге, тропы Лесных никогда не подходят вплотную к городам.
- Это не страшно, - улыбнулся я. – Главное, что у нас есть немного времени, чтобы встретиться с работорговцем и освободить Крылатого. Надеюсь, что удастся решить дело миром.
И тут мне вспомнились костяки Нойотов, с сухим шелестом осыпающиеся на дорогу. И меня замутило. Нет, я умом понимал, что дядюшка Матэ поступил совершенно правильно… Стоп. Дядюшка Матэ сказал, что это не Нойоты. Что они – куда хуже… Надо поговорить… Что ещё за напасть такая объявилась на наши бедные головушки? Причём эта напасть явно имеет виды на Шоусси. Хоть бы память к нему вернулась… Может быть, хоть часть загадок, которые его окружают, удалось бы разрешить.
Шер встревоженно глянул на меня:
- Мирон… ты только не переживай так… Мне дядюшка Матэ всё объяснил. Это были не Нойоты. Это были очень опасные колдуны, они убили бы всех нас. Дядюшке Матэ пришлось применить Песок Времени. Понимаешь?
- Всё в порядке, Шер, - ответил я. – Умом я всё понимаю и тоже думаю, что дядюшка Матэ совершенно правильно поступил. Более того, на его месте я поступил бы точно так же. Просто этот Песок Времени… Я к такому не привык. Да ещё Огонь вызвал такой силы, что он кости в пепел спалил. Просто наложилось всё… вот меня и сморило… как барышню слабонервную.
Шер кивнул, а Шоусси взглянул на меня и сказал… как-то по-взрослому это прозвучало:
- Вы с дядюшкой Матэ защищали нас. Меня и Шера. И они… эти… Они ехали за мной. А вы им меня не отдали. Я это запомню. Надеюсь, что смогу вас защитить… Когда всё вспомню. Я… я, похоже, был воином. Я попробовал метать нож, и у меня получилось. А потом я попробовал потренироваться с палкой, как с мечом… И тело само вспомнило нужные приёмы. Знать бы ещё, кем я был и за что сражался…
- Ничего в памяти не мелькает? – спросил я.
- Нет, - ответил Шоусси. – Только иногда лицо человека, которого я называю «Атта». И всё. И ещё… я помню боль… сильную боль… и что-то плохое. Но я не могу вспомнить, что. Хотя теперь и догадываюсь. И от этого чувствую себя грязным.
- Нет! – быстро сказал я. – Не смей так думать о себе! Ты всё вспомнишь… пусть даже вспоминать будет больно. Но ты сильный, Шоусси. Ты справишься. И тогда ты окончательно станешь собой.
- А если я вспомню что-то плохое… что-то совсем плохое… - неуверенно сказал Шоусси. – Вы не отвернётесь от меня?
- Нет, - твёрдо ответил я. – Я – точно нет. Я не могу ручаться за всех, Шоусси. Но я никогда не отвернусь от тебя.
И тут Шер отвесил мне довольно-таки чувствительный подзатыльник.
- Ай! - возмутился я. – Шер, ты чего?
- Зачем ты обижаешь меня? – воинственно засверкал глазами Шер. – Ты сам говорил, что я тебе, как брат! Как ты смеешь сомневаться в брате? И дядюшка Матэ… Мы никогда не будем думать о тебе плохо, Шоусси, даже не сомневайся!
