– Хвала командиру! Алле хвала за такого командира!

Возвращение вышло триумфальным. Косясь и посмеиваясь, одевшиеся ученицы воздавали нам хвалу, а затем, словно сговорившись, скопом бросились на меня. Конечно, сговорились. Как ни отбивался, я оказался схваченным, пятнадцать всегда поборют одного. Меня принялись качать, мои три соратницы тоже подключились. Особенно усердствовала Варвара.

– Ра-аз… два-а… три-и… – скандировал забавлявшийся хор.

Я подлетал и падал в подставленное море рук.

– Четы-ыре… пя-ать… ше-эсть…

Меня переворачивали в воздухе, подкидывая то так, то эдак.

– Се…

Кто-то не удержал, кольцо рук прорвалось. Хорошо, обошлось сотрясением земли, а не мозга.

– Аааа-а!!! – Проказницы разбежались в разные стороны, едва я начал подниматься.

Варвара, Майя и Ярослава улепетывали вместе со всеми. Где-то за деревьями им отдали одежду. Моя стопка по-прежнему лежала у пригорка. Сквозь деревья за мной наблюдали десятки шаловливых глаз.

Одеваться пришлось на виду, повернувшись спиной. Жизнь в стае приучила не обращать внимания на подобные мелочи, это ведь мелочи, если не имеют последствий. А какие последствия у веселого подглядывания? Царевны хоть и вышли из детского возраста, но в стадию унылой взрослости не вошли, ребячливость и желание пошалить проглядывали в каждом поступке. Представляю, что творили бы в прежней школе мои одноклассницы, если бы тоже учились одни, без мальчиков. Вплоть до одиннадцатого класса. Затем в институте – без парней. Интуиция и полученное за последнее время знание людей подсказывали, что игривым любопытством, как у местных, дело бы не ограничилось. Ведь «жизнь нужно прожить так, чтобы не было больно за бесцельно прожитые годы».

Ну, любят у нас выдергивать из контекста. И не только у нас, это общемировое заболевание – перевирать масштабное чужое, чтоб подкрепить авторитетным мнением корыстное и куцее свое. А что было у Николая Островского? «Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое». В цитировании окончание фразы, как правило, убирали, оно не вписывалось в новые реалии. Зато активно следовали продолжению: «И надо спешить жить. Ведь нелепая болезнь или какая-либо трагическая случайность могут прервать ее». Обидно, что призыв к достойной жизни подняли на стяг сиюминутных удовольствий.

Облачившись в замызганные юбку и рубаху, я обул сапоги и опоясался портупеей с оружием.

– Не обижаешься? – Пряча улыбку, ко мне подошла Варвара. – Девочки от радости. От всего сердца.

Позади нее сбилось в кучку виновато переглядывавшееся стадце.

– Понятно, от радости, – ворчливо ответил я. – Не для забавы же, в самом деле.

      Вернувшись в рощу у озера, первым делом все бросились к апельсинам. Пальцы рвали, выжимая в подставленный рот, зубы выгрызали мякоть из разодранных половинок, звуки стояли, словно стая волков лакомится человечинкой. Но до чего ж завидно и аппетитно. Разум все еще обиженно бухтел, а рука не удержалась. Сладковатая кислота брызнула в нёбо, обтекла язык, разлилась по пищеводу и подбородку. Остановиться удалось, только откинув третью корку. Тогда я встал посреди полянки, упер руки в бока и выдал во всеуслышание:

– Нужны дрова. Кто не принесет – всыплю по мягкому месту похлеще ваших четверодителей. Ну, чего стоим?!

Прозвучало совсем не шутливо – я еще не отошел от проделки со мной.

– Не имеешь права! – заявила в ответ Антонина.

– Мы в походе, здесь правила устанавливаю я. Объявляю, что теперь у нас есть телесные наказания.

Не позволю больше над собой насмехаться.

Варвара подхватила Антонину и увела с глаз долой. Ученицы занялись костром. Я подготовил для него удобное место, наковыряв и притащив камней для установки «котлов», то есть оставшихся у нас четырех шлемов.

– Не отдам, – внезапно встала в позу Антонина, когда Варвара по моему приказу попыталась изъять девайс. – Он закоптится, а подшлемник испортится.

– Нет проблем. – Я равнодушно пожал плечами и продолжил раскладывать хворост. – Апельсинов много, с голода не помрешь.

– Не поняла.

Я пояснил свою незатейливую мысль:

– Кашу будем есть без тебя.

– Шлемов нет у многих, они свои выбросили! – возмутилась Антонина. – Они тоже не должны есть!

– Бросить шлемы был приказ – для тех, у кого не осталось сил двигаться в них. Если ты свой сохранила, это тебе в плюс. Ты сильная и ответственная. Это здорово. А твой шлем теперь нужен для общего дела.

Под взорами, которыми на нее глядели, Антонина смирилась. Гордо задрав нос, она кинула мне шлем, словно пожаловала милостыню нищеброду.

Воду поставили на принесенные камни. Собранная сухая трава вспыхнула от искры кремня, занялись веточки. Постепенно разгорались более солидные дрова, за неимением топоров нарубленные мечами. Я сидел на корточках, вороша поленья. Рядом подсела Варвара:

– Нужно посмотреть твою рану.

– Ты уже посмотрела, – хмыкнул я, – когда восхищалась моей звериной походкой.

– Тогда я рану только заметила, – не отлипла девушка. – Нужно посмотреть внимательно, вдруг что-то серьезное.

– На серьезном я бы не сидел.

– А если загноится? Тогда необходимо прижечь или присыпать травами.

– Разбираешься в травах?

– Я разбираюсь в людях, и у меня есть человек, разбирающийся во врачевании.

Мимо как раз проходила Амалия.

– Посмотри, пожалуйста, – попросил я Амалию, приподняв юбку на одной ягодице. – Это не серьезно?

Она бросила мимолетный взгляд.

– Заживет.

– Спасибо.

Когда обернулся, Варвара уже стояла в трех метрах, обращаясь ко всем:

– Пока закипает, предлагаю сыграть в игру, она из толпы делает команду.

Тимбилдинг – под таким названием я знал подобные игры. Девочки заинтересовались.

– Становимся вокруг костра в два круга, один внутри другого, – распорядилась Варвара. – Поровну, восемь и восемь. Один круг лицом к другому, попарно, как бы лучиками солнца.

Началось броуновское движение внутри одной отдельно взятой полянки. Меня Варвара поместила во внешний круг, сама встала рядом справа.

– Расположились? Теперь киваем той, кто оказался напротив в другом круге. Один кивок означает рукопожатие. Если обе кивнули по разу – насколько возможно дружески пожмите друг другу руки.

– С нами Чапа, – вмешалась оказавшаяся во внутреннем круге Амалия, на лбу которой, как и у всех, горел вопрос: что же будет дальше? – А ты говоришь только в женском роде.

– Прости, Чапа, привычка, – отмахнулась Варвара и невозмутимо продолжила. – Итак, один – пожатие руки, а два кивка – обнимание за плечи, можно с чуть отстраненным легким прижатием. И, наконец, три – тесные объятия, можно с дружескими поцелуями, если вам хочется и человек попался хороший. Если количество кивков разное, считается меньший результат. Все понятно?

– То есть, если хочешь обняться, а тебе жмут руку… – протянул кто-то сзади.

– Жмешь в ответ и не рыпаешься, – отрезала Варвара. – Правило должно соблюдаться четко. Закон всегда на стороне более скромного в запросах. Итак, киваем.

Во внутреннем круге передо мной стояла Кристина. Она так быстро откивала три раза, что мне пришлось сделать так же.

– Теперь выполняем то, что накивали, – объявила ведущая.

Мы шагнули друг к другу, обнялись и вместе со всеми расцепились, сделав по шагу назад. Порозовевшая Кристина благодарно улыбнулась.

– Не болит? – я указал взглядом на ногу.

– Теперь – совсем не болит, – лукаво сощурилась она, будто между нами завелась очередная тайна.

Варвара огласила:

– Внешний круг – переход на одного человека влево, внутренний остается на месте, и повторяем предыдущее упражнение!

Передо мной оказалась Майя. Она расплылась в такой непосредственной детской радости, что кивнуть меньше трех раз казалось кощунством. Мы тоже тесно обнялись, как старые друзья и соратники.