Не оказалось в Смоленске и подкреплений для «Великой армии» — ни людьми, ни лошадьми. Отчаяние слышится в ноябрьском письме Наполеона из Смоленска герцогу Бассано (Г.-Б. Маре): «Лошадей, лошадей и еще лошадей!»[1111]. Но хуже всего были дурные вести о положении дел, которые Наполеон получил в Смоленске отовсюду, вплоть до Парижа. Маршал К. Виктор увел свой корпус на помощь Л.-Г. Сен-Сиру, а целая бригада из этого корпуса под командованием генерала Ж.-П. Ожеро, как мы уже знаем, была пленена под Ляховом партизанами и казаками. Наполеон, узнав об этом, был вне себя от гнева. «Со времен Байлена[1112], — повторял он, — не было примера такой капитуляции в открытом поле» (19. С. 235) Тем временем ему докладывали, что П.В. Чичагов продвигается к Минску и что 7 ноября П.Х. Витгенштейн занял Витебск, а 8-го М.И. Платов разбил часть корпуса Е. Богарне на р. Вопь (19. С. 230; 20. Ч. 2. С. 376). Таким образом, выяснялось, что Чичагов — с юга, Витгенштейн — с севера, а, главное, Кутузов — с востока подступают к «Великой армии» и грозят окружить ее.

Наполеон понял, что его план «устроить в Смоленске свой главный авангардный пост» для зимовки в междуречье Днепра, Березины и Западной Двины, на рубеже Витебск — Орша — Могилев, — что этот план рушится (19. С. 230). Приходилось отступать дальше с надеждой задержаться в районе Минска и Вильно (Там же. С. 235). Впрочем, чрезвычайное событие во Франции побуждало его спешить с уходом из России вообще.

6 ноября Наполеон узнал о заговоре К.-Ф. Мале в Париже[1113]. Республиканский генерал Клод-Франсуа Мале во главе группы единомышленников в ночь с 22 на 23 октября попытался осуществить государственный переворот. Распустив слух, что Наполеон 7 октября умер в Москве, и оперируя подложными документами, Мале с полуночи до 9 часов утра успел занять почти весь Париж, арестовал министра полиции Р. Савари, провозгласил Францию республикой, а генерала Ж. Моро (находившегося тогда в Америке) — президентом и готовил ратушу для первого заседания республиканского Временного правительства. Лишь поутру военные и полицейские власти Парижа опомнились, рассудили, что «покойник не умер», и арестовали всех участников заговора — 24 человека. 14 из них вскоре казнили.

Наполеон был крайне встревожен сообщением о заговоре Мале. Он понял, что в самой Франции «вера в устойчивость его власти пошатнулась» (44. Т. 2. С. 176)[1114]. «Когда имеешь дело с французами или с женщинами, — зло шутил он в разговоре с А. Коленкуром, — нельзя отлучаться на слишком долгое время» (19. С. 226). Больше всего обеспокоило и удручило императора то, с какой легкостью парижане отреклись от его сына. «А Наполеон II! — восклицал он. — О нем и не подумали!» (42. Т. 2. С. 285).

14 ноября Наполеон оставил Смоленск и повел значительно поредевшие, не отдохнувшие, большей частью голодные и деморализованные, но еще достаточно грозные колонны «Великой армии» дальше на запад.

Глава VII

ИЗГНАНИЕ

По пятам за Наполеоном

тот день, 14 ноября, когда Наполеон вышел из Смоленска, М.И. Кутузов привел свои главные силы в д. Юрово и здесь дал им «растах» до утра 16-го (20. Ч. 2. С. 273–274, 284). В Юрове фельдмаршал уточнил план дальнейших действий. Его прежний замысел — разгромить «Великую армию» на подходе ее к Смоленску — не удался, частью потому, что сам Кутузов потерял время у Детчина, Полотняного Завода и Вязьмы, а частью потому, что П.Х. Витгенштейн с севера и П.В. Чичагов с юга шли наперерез Наполеону медленно. Теперь Кутузов определил новый рубеж для разгрома наполеоновской армии даже без участия войск Чичагова. «Я полагаю, — писал он 14 ноября Витгенштейну, — что главное поражение, которое неприятелю нанести можно, должно быть между Днепром, Березиною и Двиною, и для того содействие ваше в сем случае необходимо, ибо отдаленность адмирала Чичагова так велика, что он более имеет удобства расстроить Виленскую конфедерацию (марионеточный режим Наполеона в Литве. — Н. Т.), нежели участвовать в поражении главной неприятельской армии» (Там же. С. 269).

Едва отправив это письмо Витгенштейну, Кутузов 15 ноября получил рапорт Чичагова, из которого узнал «с несказанным удовольствием», что адмирал рассчитывает 19 ноября быть уже в Минске, и тут же написал ему: «Сие движение ваше решить должно несказанно много при нынешних обстоятельствах» (Там же. С. 282). В тот же день Кутузов переслал копию рапорта Чичагова Витгенштейну, а 16 ноября — Александру I (Там же. С. 280, 291) и, как явствует из рапорта самого Кутузова Царю от 16 ноября все с той же пометой «Юрово», назначили Борисов «местом, где предполагается общее соединение всех сил» Главной и фланговых русских армий (Там же. С. 292). Цель этой операции Кутузов определил в предписании Витгенштейну от 15 ноября так: «истребление главной неприятельской армии» (Там же. С. 280).

«Диагональный марш» Кутузова от Вязьмы через Ельню и Юрово на Красный должен был максимально затруднить отход французов в Междуречье. Кутузов учитывал, конечно, растянутость французских колонн и надеялся, как видно из его приказа М.А. Милорадовичу от 17 ноября, отрезать под Красным и «заставить сдаться» хотя бы одну из них (Там же. С. 303).

К вечеру 15 ноября, когда Наполеон с корпусами Ж.-А. Жюно, Ю. Понятовского, гвардией и кавалерией И. Мюрата подошел к Красному, он узнал, что город занят очень сильным (22–23 тыс. человек при 120 орудиях) отрядом гр. А.П. Ожаровского (2. С. 543, 545). В то же время войска Милорадовича (два пехотных корпуса и один кавалерийский: 20. Ч. 2. С. 307) вышли к Смоленской дороге у с. Мерлино, отрезая тем самым от главных сил Наполеона сразу три корпуса — Е. Богарне, Л.-Н. Даву и М. Нея. Сзади неотступно преследовали французов казаки М.И. Платова. Кутузов с главными силами оставался в Юрове (около 29 км от Красного), а 16 ноября перешел в д. Шилово, не далее 5 км от Красного (Там же. С. 274, 279). Никогда еще за все время войны армия Наполеона не оказывалась в столь опасном положении.

В поисках выхода Наполеон делал почти все возможное, но допустил и промахи. В ночь на 16 ноября стремительной атакой дивизии Молодой гвардии под командованием генерала Ф. Роге он выбил отряд Ожаровского из Красного и расчистил себе путь по Смоленской дороге к м. Ляды (35. Т. 3. С. 61–62, 68; 44. Т. 2 С. 237–238)[1115]. Отправив туда Жюно и Понятовского, он сам с гвардией простоял весь день 16-го в Красном, поджидая отставшие корпуса. Уже за полночь в Красный пришел корпус Богарне. Наполеон и его отправил к Лядам. Выяснив, что русские не собираются вступать в генеральное сражение, он оставил в Красном маршала Э.-А. Мортье с Молодой гвардией ждать корпуса Даву и Нея, а Старую гвардию и конницу Мюрата повел вслед за Богарне в Ляды (19. С. 242–243).

Между тем Даву и Ней, не получившие от императора точных инструкций, плохо взаимодействовали друг с другом, что поставило первого из них под угрозу окружения, а второго — на край гибели. Собственно, и Богарне пробился к Красному дорогой ценой, потеряв почти всю артиллерию, обозы и 2 тыс. солдат (2. С. 545; 5. Т. 3. С. 119). Не меньший урон понес Даву. Ему, как и Богарне, Милорадович предлагал сдаться[1116]. Даву, по примеру Богарне, 17 ноября с боем прорвался к Красному, теряя обозы, пушки, отставшие части. Среди русских трофеев оказался и личный обоз Даву, а в нем — его маршальский жезл[1117]. Ней же со своим корпусом безнадежно отстал и был окружен русскими со всех сторон.