Боевая подготовка «Великой армии» считалась к 1812 г. образцовой. Французская пехота со времен революции использовала новый способ боя, основанный на сочетании рассыпанных в цепи стрелков с колоннами. Этот способ пришел на смену линейной тактике, которая господствовала ранее: она помогала офицерам контролировать поведение солдат в бою, но зато связывала всю армию «подобно смирительной рубашке»[258]. Элементы новой тактики колонн и рассыпного строя иногда применялись и в феодальных армиях (например, в походах П.А. Румянцева и А.В. Суворова), но возобладала она лишь с победой американской войны за независимость и особенно французской революции. Дело в том, что для новой тактики требовалось изменение «солдатского материала», а именно комплектование армии из свободных граждан, которые были бы сознательны, инициативны и полностью (от солдата до генерала) доверяли бы друг другу. Такой «солдатский материал» впервые подготовила для войны отчасти американская, а главным образом французская революция.
Наполеон довел новый способ боя до высшей степени совершенства. Он изобретательно и расчетливо, как никто до него, умел организовать боевое взаимодействие всех родов войск. «Полную перемену» произвел он в тактическом использовании кавалерии: ввел атаку колоннами, первым стал формировать конницу в отдельные соединения из нескольких дивизий, т. е. в кавалерийские корпуса, которые отличались небывалым ранее сочетанием мощи и маневренности.
Еще большие перемены Наполеон произвел в артиллерии. Сам он, как известно, был артиллеристом. Используя более легкий лафет для полевых орудий, изобретенный еще генералом Людовика XVI Ж.-Б. Грибовалем, но до революции 1789 г. почти не применявшийся, Наполеон сделал артиллерию оружием неслыханной до тех пор маневренности и силы. Чуть ли не во всех его сражениях до 1812 г. (в наибольшей степени под Фридландом и Ваграмом) успех решающим образом зависел от того, что он умел особенно искусно располагать и применять свои орудия.
Командный состав «Великой армии» к 1812 г. считался лучшим в мире. Ни одна армия не имела такого созвездия военных талантов, каждый из которых выдвинулся в генералы и маршалы исключительно благодаря своим дарованиям и независимо от происхождения, родства, протекции или монаршего каприза. Из 18 маршалов Наполеона, которые к 1812 г. еще оставались в строю, 11 пошли с ним в поход на Россию.
Самым выдающимся из них был Луи-Никола Даву (1770–1823), герцог Ауэрштедтский, князь Экмюльский, командующий образцовым 1-м корпусом «Великой армии», замечательный стратег и военный администратор, тот самый Даву, который 14 октября 1806 г. в битве под Ауэрштедтом уничтожил половину прусской армии, пока сам Наполеон в другой битве, под Иеной, уничтожал другую ее половину.
Разносторонне одаренный, соединявший в себе крупного военачальника с тонким государственным и политическим деятелем («…Великий человек, еще не оцененный по достоинству», — писал о нем в 1818 г. Стендаль)[259], Даву, хотя и был безгранично предан Наполеону, отличался республиканской честностью, прямотой и редким для маршала империи бескорыстием[260]. Сам Наполеон, будучи уже на острове Св. Елены, оценил Даву таким образом: «Это один из самых славных и чистых героев Франции»[261].
Даву был требователен к себе и другим, в любых условиях железной рукой держал порядок и дисциплину (одна из лучших его биографий так и называется: «Железный маршал»)[262]. Поэтому в армии его «недолюбливали» (20. С. 253). Здесь, по-видимому, Лев Толстой и усмотрел какие-то основания для того, чтобы изобразить Даву на страницах «Войны и мира» «Аракчеевым» императора Наполеона[263]. На деле же, кроме личной суровости (тоже, впрочем, несоизмеримой: Даву был предельно строг, Аракчеев же — патологически жесток), между «железным маршалом» Франции и «неистовым тираном» России[264] не было ничего общего.
Рядом с Даву, уступая ему как стратег, но превосходя его как тактик, стоял в 1812 г. командующий 3-м корпусом «Великой армии» Мишель Ней (1769–1815), герцог Эльхингенский (и «князь Московский» — этого титула он был удостоен за доблесть в Бородинской битве), герой всех кампаний Наполеона, исключительно популярный в армии. «Это бог Марс, — вспоминал о нем барон П. Денье, — его вид, взгляд, уверенность могут воодушевить самых робких» (40. С. 46).
Воин рыцарского характера и неукротимого темперамента, «огнедышащий Ней»)[265] был живым олицетворением боевого духа «Великой армии». Не зря именно он получил от Наполеона характеристику, которую армия ставила выше всех его титулов: «храбрейший из храбрых»[266].
Третьим по значению и самым популярным из маршалов «Великой армии» 1812 г. был Иоахим Мюрат (1767–1815) — трактирный слуга (по-русски — половой), ставший имперским принцем, великим герцогом Бергским и королем Неаполитанским (кстати, и мужем сестры Наполеона Каролины), прославленный начальник всей кавалерии Наполеона и вообще один из лучших кавалерийских военачальников Запада.
Мюрат не был ни политиком, ни стратегом. Наполеон говорил о нем в 1812 г. А. Коленкуру: «У него так мало в голове!» (19. С. 294)[267]. Зато как предводитель конницы, виртуоз атаки и преследования он, по мнению Наполеона, был «лучшим в мире»[268]. Коронованный сорвиголова, Мюрат удалью и отвагой не уступал самому Нею. Всегда в авангарде, всегда там, где была наибольшая опасность и требовалось высочайшее мужество, он ободрял сражающихся выспренне-грубоватой речью («Славно, дети! Опрокиньте эту сволочь! Вы стреляете, как ангелы!») и в критический момент лично вел в атаку свои кавалерийские лавы — голубоглазый атлет и красавец с кудрями до плеч, разодетый в шелка, бархат, страусовые перья, со всеми регалиями и с одним хлыстом в руке, причем ни разу после сабельного удара под Абукиром в 1799 г. не был ранен.
Талантливы были, каждый по-своему, и другие маршалы «Великой армии»: начальник Старой гвардии Франсуа- Жозеф Лефевр (1755–1820) — волонтер революции прямо от сохи, получивший от Наполеона маршальский жезл и титул герцога Данцигского, малограмотный, но зато сильный природным умом, крестьянской смекалкой и солдатской доблестью; командующий гвардейской кавалерией Жан-Батист Бессьер (1768–1813) — рядовой солдат 1792 г., герцог Истрийский, военачальник, который совмещал в себе энергию Мюрата и выдержку Лефевра, гражданин античного склада, любимец солдатской массы[269]; командующий 2-м корпусом Никола-Шарль Удино (1767–1847), герцог Реджио, о личной храбрости которого свидетельствовали его 32 раны; начальник штаба «Великой армии» Луи-Александр Бертье (1753–1815), герцог Валанженский, князь Невшательский и Ваграмский, который служил штабным офицером в войнах двух революций — американской и французской, а при Наполеоне с 1807 до 1814 г. бессменно и во многом образцово руководил Главным штабом, самый старший по возрасту из сподвижников Наполеона в русском походе[270].
Вровень с маршалами по значению и даже несколько выше их (кроме Мюрата) по своему титулу стоял командующий 4-м корпусом Евгений Богарне (1781–1824) — вице-король Италии[271], пасынок Наполеона[272], заметно выделявшийся среди многолюдной родни императора военными дарованиями и благородством характера.
