— Ты когда успел так нажраться?

Гарри с трудом поднимает голову от стола и смотрит на белобрысую голову мутным непонимающим взглядом. Малфой. Привычно красивый, привычно недостижимый и непривычно растерянный. А еще идеальный. Почему мир так глупо устроен, что все не могут быть такими же идеальными, как и он? Насколько бы всем проще жилось.

— Ты к-красивый, — оповещает Гарри Малфоя, не замечая, как светлые брови изумленно взлетают почти к самой челке. — А я нет, — горестно шепчет он и, сраженный несовершенством мира, обреченно роняет голову вниз, собираясь вздремнуть. Поэтому снова не видит потерянность в серых глазах.

— Совсем свихнулся. Вставай! Слышишь, придурок? Тебе нельзя пить. Ты же главный аврор. Хоть это ты еще понимаешь?

Сильные руки настойчиво теребят его за плечо, и Гарри кивает, в кои-то веки соглашаясь с Малфоем. Пьяный главный аврор — жалкое зрелище. Рогатый главный аврор — еще жальче. Теперь они будут гулять на пару с Патронусом. Двое сохатых.

Все те же самые руки вздергивают его из-за стола как бестолковый мешок.

— Прижмись ко мне, пьянь. И соберись. Аппарируем, — цедит Малфой.

— Прж… Прржаться к тебе? С уддовольств-вием, — Гарри благодарно роняет голову на чужое плечо, пьяным сознанием уловив на виске чуть растерянный выдох.

А дальше — не помнит. Возможно, именно так расщепляются при аппарации.

***

Голова трещит так, что невольно приходят в голову мысли о гильотине. Какое-то время Гарри борется с тяжелыми веками, пытаясь открыть глаза. Он — главный аврор, он обязан выиграть даже эту неравную битву!

Глаз с трудом открывается. Один. Следом другой. Резкость понемногу наводится на бирюзовые стены и лепнину на потолке. Гарри видит их первый раз в жизни. Наверное, это все еще сон. Сон в его сне. Гарри снова смеживает усталые веки. Хороший сон. В нем все хорошо и нет изменницы-Джинни. Ничего нет, кроме светлой лепнины и стен. Гарри благодарно закрывает глаза. Этот сон он обязан досмотреть до конца.

***

Когда Гарри снова открывает глаза, ему все еще плохо, и шея у него затекла. Но он радуется, когда понимает, что стены по-прежнему бирюзовые, а потолок все такой же лепной. Это все тот же правильный сон. Как хорошо.

Гарри с трудом поворачивает голову влево, стараясь сменить неудобную позу, и от неожиданности вздрагивает и замирает.

В нескольких дюймах от него, на его же подушке, дрыхнет скотина-Малфой. Гарри застывает, разглядывая своего визави, — задерживает дыхание так, словно видит змею. Вот только никакая он не змея. Малфой ровно дышит, и светлые ресницы немного дрожат. Гарри растерянно смотрит на ровный нос, тонкие светлые стрелки и чуть приоткрытые губы. Малфой спит, по-детски подложив руку под щеку, и кажется сейчас таким спокойным и близким, что Гарри становится не по себе.

Странный сон. Пугающий и… прекрасный.

От шока даже головная боль становится тише. Гарри глядит на Малфоя, не в силах даже двинуть рукой. Да какое там, он даже дышать не способен. Никто в целом мире не знает, что он когда-то слишком много об этом мечтал. Но даже тогда ему не снились такие яркие сны. В детальных подробностях, когда виден даже маленький шрам у виска. И приоткрытые губы.

— Ты чего так рано проснулся? — недовольно бормочет его сновидение, не открывая глаза. — Я думал, ты проспишь до обеда.

Гарри хочет ответить “привычка”, Гарри хочет спросить “почему я оказался рядом с тобой?”, но он боится резкими звуками спугнуть чудный сон. Поэтому просто молчит.

— Поттер? — Малфой открывает глаза, и Гарри завороженно таращится в серый туман. Этот туман окутывает его целиком, мешая вдохнуть. Как когда-то давно. — Ты что, еще не в себе? — Малфой смачно зевает, прикрываясь ладонью, а Гарри все так же безмолвно глядит на него. — Ты чего вчера намешал, шрамоголовый кретин? — Малфой приподнимается на локте и с любопытством смотрит Гарри в лицо. — Я тебя первый раз в жизни видел таким.

И сейчас он со своей спокойной насмешкой настолько настоящий Малфой, что это все меньше и меньше похоже на сон.

— Где я? — Гарри с трудом разлепляет пересохшие губы.

Малфой еще какое-то время с интересом глядит на него так, что Гарри ежится под этим взглядом, а потом насмешливо приподнимает правую бровь:

— Угадай.

— Я… — голова снова трещит, когда Гарри начинает оглядываться. Светлая комната, темные шторы, старинная мебель, ну и, конечно, лепнина.

— Смелее, господин главный аврор, не стесняйтесь. Ваши фантазии и варианты?

Малфой откидывается на подушку и, скрестив на груди изящные сильные руки, продолжает разглядывать Гарри, явно наслаждаясь происходящим.

И под его ехидным и цепким взглядом, до Гарри наконец-то доходит, что все это вовсе не сон.

— Где я? — он резко садится на кровати, стараясь не замечать, как трещит голова. — Откуда ты здесь? — резко добавляет он так, словно ведет допрос в аврорате, но Малфой только фыркает.

— Откуда я здесь? Вот это мило! Вообще-то ты у меня дома, кретин.

Гарри хочет завыть, но вместо этого, насупившись, раздраженно глядит на него. Вот только это ничуть не умаляет малфоевского веселья.

— Поттер, я не понимаю, как ты мог все забыть? — он прижимает руку к груди и добавляет с надрывом: — После всего, что у нас с тобой было…

— Было… у нас?.. — Гарри в таком ужасе глядит на него, что даже забывает про боль в голове. Нет, он, конечно, когда-то мечтал, но потом… После женитьбы на Джинни эти мечты запечатались в такой тайный ящик, что он и подумать не мог, он не смел…

— Я думал, после такого, ты, как порядочный человек, должен жениться на мне, — в глазах у Малфоя пляшет злое веселье, но Гарри почему-то ему безоговорочно верит. Что изменил. Потому что… Потому что всегда хотелось только его. Так было всю жизнь.

Гарри трусливо обрывает постыдную мысль, впервые разглядывая Малфоя вблизи. Его красота — чистый наркотик, на который подсаживаешься без возможности слезть. Глаза огромные, манящие, серые, доводящие до помрачения мозга. Светлая челка на лоб. Невозможно признаться даже себе, как хочется пропустить ее между пальцев. Взгляд сам собой скользит дальше, по щекам и по скулам, разглядывая светлую кожу. Она кажется ровной, почти что фарфоровой, и в голову приходит странная мысль: Джинни завидует. Потому что такой коже никакой пудры не нужно. Никакой пудры…

Вначале Гарри не понимает, почему его так колет это проклятое слово, а когда вспоминает… Джинни… Дин… артефакт… отомстить…

— Я согласен. Выходи за меня, — выдыхает он, и малфоевские глаза смешно округляются.

— Поттер, придурок, шуток не понимаешь? Я вообще-то шутил, — Малфой так растерян, что невольно начинает натягивать на себя одеяло.

— А я нет, — Гарри понимает, что если не сейчас, после ночи их секса, о котором он так и не помнит, то больше уже не отважится никогда. Поэтому он трет свой шрам, словно сам не веря в то, что он предлагает и решительно повторяет: — Выходи?

— А как же рыжая? — Малфой, прищурившись, глядит на него так, словно оценивает, стоит с ним связываться или нет.

— Я развожусь.

Малфой не спрашивает почему. Он просто глядит на Гарри так, словно наскоро взвешивает что-то в уме.

— Ты хотя бы умойся… жених, — он ехидно указывает глазами на ванную, словно дает Гарри шанс передумать.

Гарри послушно тащится умываться, но он уже твердо уверен — не передумает.

Суетливый домовик выдает ему новую щетку, пушистое полотенце, приятно пахнущее каким-то цветком, и Гарри по авроратской привычке наскоро приводит себя в полный порядок.

После умывания даже голове немного легчает. Он входит в комнату и натыкается на малфоевский изучающий взгляд.

— Так выйдешь? — Гарри ерошит влажные волосы, предваряя молчаливый вопрос, и без лишних слов падает к Малфою обратно в кровать — для политесов его сейчас слишком сильно штормит.