Он живой.

— …Мало мне его в Аврорате, так еще и сейчас отдохнуть не дает. Я требую главврача, я требую оградить меня от этого…

Гарри коротко всхлипывает и падает перед ним на колени. Вжимается лбом в худое плечо, втягивая в себя запах крови и лекарственных трав, тянет к себе, и Малфой неожиданно затыкается. И дышит надсадно и тихо. Так тихо, что слышно, как вяло бьется в окно поздняя муха.

— Поттер? — и теплые пальцы в волосах. И дрогнувшим голосом: — Гарри? Ты что?

Помотать головой, чтобы хоть как-то унять текущие слезы и сдержать подлый всхлип. И совсем уже шепотом:

— Я тебя ненавижу, Малфой. Как же я тебя ненавижу.

Гарри и сам знает: он полный кретин. Разве можно этим хоть что-нибудь объяснить хоть кому-то? Рассказать ему, как испугался. Как без него ненавидел весь мир. Потому что без него этот мир оказался просто не нужен. Но Гарри не умеет, не может и поэтому вперемешку со всхлипами всё шепчет и шепчет, как заведенный, своё нелепое: “Я тебя ненавижу”.

Но Малфой неожиданно всё понимает. Заключив в теплые ладони лицо, приподнимает голову, заставляя глядеть на себя. Счастливо улыбается, стирая пальцами текущие слезы, и смотрит так нежно, что, кажется, одним взглядом может согреть.

А потом шепчет в приоткрытые губы:

— Придурок. Я тебя тоже.

И целует. Так целует, что последнее, что Гарри еще понимает, прежде чем захлебнуться им навсегда:

“У любви нет неправильных слов”.

========== «Мышь» ==========

Комментарий к «Мышь»

очередная порция странностей по ключевому слову “мышь” ))

Жить в Хогвартсе всегда интересно, даже если ты обычная мышь.

Хотя разве в Хогвартсе когда-нибудь было что-то обычное?

Родословная Матильды брала начало от славной мышиной семьи, которая жила в этом месте еще со времен Вильгельма Завоевателя. Так рассказывал Матильде дедушка Джек вперемешку со старческими назиданиями. А дедушка Джек всегда знает, что говорит, несмотря на трясущиеся лапы и почти лысый облезлый хвост.

А еще предки Матильды участвовали в построении замка. По семейным преданиям ее пра-пра-прабабка ела крошки со стола самого Годрика Гриффиндора и воровала корочки у Салазара Слизерина. Вот так.

— …Гарри, я с тобой говорю! Не уходи от ответа!

Матильда сердито дернула розовым носом. Голос у этой рыжей слишком высокий — даже для мыши — а иногда и вовсе визгливый. Матильде он совершенно не нравился.

— Джинни, я не хочу об этом сейчас говорить, я же просил тебя…

О, а этот вот голос Матильде нравился очень. Впрочем, как и сам этот Гарри, однажды спасший ее от верной смерти и навсегда ставший Спасителем.

В тот страшный, ужасный день Матильда уже готова была умереть. Она уже практически ощутила на своей шкурке тень огромных и острых когтей, когда чья-то нога уверенно перекрыла миссис Норрис дорогу, отгораживая от перепуганной Матильды проклятую кошку. Матильда не стала раздумывать и быстро юркнула в ближайшую щель, но своего спасителя запомнила хорошо — очки, лохматые волосы, причудливый шрам и безудержная решимость в зеленых глазах.

Лохматый Спаситель поискал глазами пропавшую мышь, посмотрел на возмущенно шипящую на него миссис Норрис и смущенно пробормотал:

— Ну, извини. В своем чулане я научился ладить с мышами и не хотел, чтобы ты сожрала ее у меня на глазах.

И так широко и обезоруживающе улыбнулся мохнатой твари, что та, на какое-то время озадаченно замерев, внезапно громко мяукнула и неожиданно ткнулась в его ногу быстрым коротким движением, оставляя на темной мантии клочья белесой шерсти.

С тех пор Матильда стала присматривать за своим спасителем, умеющим найти контакт даже с откровенным чудовищем. И, в общем, не прогадала. Лохматый спаситель по имени Гарри был улыбчивым, дружелюбным и иногда оставлял ей на тумбочке вкусности со стола, если мышь решалась промелькнуть серой молнией в их гриффиндорской спальне.

В принципе Гарри был обычным хорошим парнем, но неожиданно после войны он оказался Спасителем не только Матильды, но и всего человечества, — национальным героем, Золотым мальчиком или гордостью нации, как его называли домовики. Знаменитым, влиятельным, а еще… чертовски несчастным. Но вот о последнем пункте знало совсем немного народу.

Когда замок восстановили из руин, и жизнь в нем вернулась в привычное русло, Матильда с удивлением начала натыкаться на Лохматого Гарри в самых дальних и заброшенных уголках. Усевшись на старые камни и подперев подбородок коленом, он смотрел куда-то сквозь темные неровные стены, и Матильда не могла даже представить, о чем может думать тот, у кого есть все, что только можно себе пожелать.

— …Гарри, привет. Ты опять ото всех убежал?

Ну вот, а это лохматая подруга Лохматого. Такое ощущение, что на Гриффиндоре вообще никто не знает слова “расческа”.

— Ты искала меня, Гермиона? — при виде подруги Гарри неохотно поднялся.

— Гарри… — лохматая мялась так, будто хотела, но стеснялась спросить что-то важное, и Матильда заинтересованно высунула нос из дырки в стене.

Но спаситель Гарри, видимо, знал все заранее, потому что только взъерошил волосы и устало взглянул на подругу:

— Ты опять насчет Джинни. Я прав?

Она смущенно кивнула, и лохматая темная грива разошлась красивой волной по плечам.

— Она просила меня узнать, что ты думаешь насчет ваших будущих отношений, — Гермиона смущенно потупила взгляд и тут же заторопилась. Слова принялись вылетать из нее бойко и часто: — Гарри, прости, меньше всего я хочу в это лезть, но Джинни переживает, и очень настаивала, чтобы я поговорила с тобой о вашем разрыве. Она совсем не знает, что ей и думать, хочет, чтобы вы помирились, чтобы все у вас было как прежде…

Гарри молча смотрел на нее, и она наконец-то подняла на него глаза.

— Терпеть не могу таких поручений! — с чувством сказала лохматая Гермиона, и он неожиданно рассмеялся:

— Вот теперь я тебя узнаю!

Его подруга смущенно усмехнулась и неловко опустила глаза.

— Мы все изменились после войны. Ты не находишь?

Гарри пожал плечами:

— Ну, не так уж и сильно.

— Но ведь ты… больше не любишь ее, — Гермиона вскинула на него неуверенный взгляд, и Гарри ответил ей так же тихо — так тихо, что Матильде пришлось подобраться поближе, чтобы лучше расслышать:

— Как и тогда. Я ошибся с ней, понимаешь? Просто ошибся. А теперь не знаю, как ей это все объяснить, — он стиснул кулак. — Я ведь ей об этом сказал. Что больше ничего не хочу. Но она считает, что мы с ней просто поссорились. И теперь должны помириться.

— Ну а ты… точно не хочешь?

Лохматый Гарри тоскливо взглянул на нее и снова взъерошил и без того лохматые волосы.

— Ты же все знаешь.

— Что, до сих пор?

Тот молча пожал плечами и сунул руки в карманы, а его тоскливый взгляд, полный горечи, послужил самым лучшим ответом.

Любому человеку со стороны был совсем бы непонятен их диалог, но так вышло, что именно мышь была в курсе происходящего. Только она знала, что когда-то давно — целую вечность назад — ее лохматый спаситель сходил с ума по одному белобрысому парню. Совершенно точно сходил. Ну а как еще можно назвать то, что он таскался за белобрысым целыми днями или следил за его точкой на вкусно пахнущей пергаментной карте, от которой Матильде так и не удалось отгрызть ни куска? Лежал ночью в постели, смотрел, не отрывая глаз, и вздыхал. Так ведут себя все влюбленные, уж Матильда-то была в этом уверена. Понасмотрелась на своем мышином веку.