А в это время где-то… Свете
(Совсем с другого места на планете)
В рассветный час немого утра
Идет звонок от Боремира,
Анюты упомянутого мужа-ухажера,
Уже по жизни, может, бывшего партнера.
– Hello!! Моей жены подруга!
У вас там слякоть или вьюга?..
– А это кто?.. А… «Бо́рис», ты ли?
Меня «вы», Бо́рис, разбудили!..
У нас тут лето, а не вьюга!..
– Скажи, а где моя супруга?
Звоню, звоню на телефон,
В ушах же слышу только звон!
– Она же разве не сказала,
Куда так быстро поскакала?..
– Нет, «Цвета», я теряюсь в думах…
Я даже в электронных письмах
Вопросы ей адресовал!..
– А в интернете не искал?
– Светлана! Это несерьезно!.. Где Анна?..
– Боря, будет сложно… весьма
Средь пляжного песка ее сыскать,
Она, наверное, теперь успела добежать…
(Нет, правда!.. ранняя зоря!)…
Меня ты слышишь? слышишь, Боря?..
На юге Турции hotel
Есть, кажется, «Metrdotel»,
В каком-то городе Mersin…
– Туда я еду!.. В день один
В поездку эту соберусь
И до Мерсина доберусь!
«Горящую» возьму путевку,
«Прикину» лучшую обновку
И в солнцем жаренный Мерсин
Я полечу, как Аладдин,
На крыльях или самолета,
Или любви, чтоб та… (увы, закрылась «сота»,
Внезапно в трубке глас угас
В рассветный неурочный час…)
И кошка с пятнами коровки
Свела сурово вместе бровки,
На Свету посмотрела, жесткой
На спинке поиграла шерсткой…
– Асюня, Ася, на меня-то
Неласково ты смотришь как-то…
О кошка Ася! я их брак
Спасти пытаюсь кое-как!
«Anа́», уже пришедши с моря,
Включила телевизор и… не вздоря
С привычками… на матушке-Москве,
Упала в кресло в полусонной тишине.
Раздался глас вельми многоголосый,
Квадрат возник зело препестрый,
И информация пошла
Из психотропного мешка.
Мелькали разные каналы,
Везде крутились сериалы,
И тот же самый сериал
Эфир турецкий потрясал,
Что и в РФ был популярен, —
«Великолепный век». Осман
Великолепный Сулейман
С немым укором: «Роксолан!..
Не лезь в политику мою-то!..
Гаремом правь, как хочешь круто!
Возьми, не жалко, социалку,
Я вакф тебе вручу в добавку…»
Взывал, уставя взгляд печальный
На носик женщины брутальной…
История тогда петлю
Крутую делала свою…
У Сулеймана с Роксоланой
Дитя росло в тиши диванной,
И заседаниям Дивана
Дите́ изящество кальяна
Определенно предпочло,
Определив добро и зло
Существованья государства
Навроде горького лекарства…
Когда ж пришел черед «султанить»
Селиму, сыну Сулеймана, власть,
Узы управления страной
Он потянул ухваткой рьяной,
И стала рваться связь с народом,
И высший князь стал год за годом
Терять правления бразды…
Ему все стало «до звезды»!
Селим Второй, султан османский,
Жил, в общем, жизнью «протестантской»,
Привычным нормам с юных дней,
Как говорят – «с младых ногтей»,
Селим не следовал уперто,
А как-то так… Упрямо-гордо
Пытался прыгнуть выше них,
Но только сам (!), «щадя других».
Он пил вино, любил охоту,
Отцову тяжкую работу
По приращению земель
Он прочно посадил на мель.
Пытался как-то воевать он Север,
Но, видимо (!), счастливый клевер,
«Мальтийским» выросший крестом,
Ему был, право, не знаком.
И рать, себя в неспешности коря,
Селим в поход отправил за два моря,
Канал им приказал копать,
В халатах и штанах таскать
Сухую земь меж Доном с Волгой.
Они ушли своей дорогой долгой,
В чужих степях навек пропав
И город Астрахань не взяв.
Рожденный грозной Роксоланой,
В гремучий век, лихой и бранный,
Он сибаритом стал завзятым,
Был сибаритским каждый атом
В его отдохновенном теле…
Отец с ним ране толковал о деле,
Осман Великолепный Сулейман,
Что свято почитал Коран…
Точней пытался толковать!
Когда твои отец и мать
Пути показывают разные потомку,
Наказы разные кладут в дорожную котомку,
Тогда ребенок может заплутать,
Себя меж ними даже растерять.
Так трудно уживаться с ними,
С отцом и мамою такими!
«Мамунич», к матери привязан,
Он был не жизнью лишь обязан,
Но воспитаньем также ей
(Да, тяжкий жребий королей,
Которых матери с отцами
Традиций разных были сами,
Из очень непохожих стран),
Таким и был Селим-султан.
Какому следовать обычью,
Чтоб соответствовать приличью,
В стране, где с детства ты живешь
(Где с малолетства ты блюдешь…
Закон исламский, очень строгий,
Который смотрит за дорогой,
Какою ходит человек
Весь свой, какой положен, век)?
Селим Второй не напрягался!
Он, натурально, расслаблялся!..
Вино волной взвивалось вольной,
Красотки шли гурьбой фривольной…
То, право, первый был на теле Турции турист,
Он, как прорвавшийся «культурный террорист»,
Взорвав запор всех «клерикальных шлюзов»,
Стал жить по принципу алл’Nклюзив!
