Порой я задаю себе вопрос, а как бы вел себя я, узнав, что моего ребенка оперировали даже не молодые врачи, а студенты-практиканты? Ведь на лбу у нас не было написано, что мы буквально живем хирургией и уже кое-чему научились. Нет, моя реакция была бы абсолютно такой же, как у этого отца. Дело, как мне кажется, в другом. Если заведующий хирургией доверил мальчика нам, сам всю операцию находился рядом и мог при малейшем затруднении, если бы оно возникло, сразу вмешаться, то не стоило говорить отцу ребенка, кто именно его оперировал. Он был вправе скрыть это.
Практика наша успешно закончилась, прошли каникулы и начались занятия на пятом курсе. Пожалуй, основное влияние на мою дальнейшую хирургическую специализацию оказала кафедра госпитальной хирургии, заведовал которой профессор З.И. Игембердиев. Он был одним из первых хирургов киргизской национальности, получивших образование в Москве (окончил 1-й Московский мединститут в 1933 году). Помимо основных занятий на кафедре, я посещал и кружок, проводя там все свободное время, включая и каникулы. Именно там я встретил прекрасного человека, отличного хирурга и доброжелательного наставника – Михаила Сергеевича Петрова. Он вел у нас занятия и, видя мое пристрастие к хирургии, где-то в конце курса занятий сказал мне: «Юра, если ты хочешь быть хирургом – иди в онкологию. Там поистине большая хирургия». Эти слова глубоко врезались в мое сознание. Ко времени окончания института я уже твердо знал – буду хирургом-онкологом. Я до сих пор часто вспоминаю с глубокой благодарностью Михаила Сергеевича! Как и у Н.Н. Пирогова, о котором я писал ранее, в моей жизни встретился добрый друг и наставник. Его благожелательное отношение ко мне и мудрый совет определили всю мою дальнейшую жизнь в профессии.
С М.С. Петровым связан еще один случай, непосредственным свидетелем которого я оказался. В этом эпизоде, на мой взгляд, ярко проявлены неординарные отношения между хирургом и пациентом. Была назначена плановая операция молодому мужчине с довольно сложной для того времени патологией – язва анастомоза резецированного желудка с пенетрацией в ободочную кишку и возникновением желудочно-ободочного свища. Из-за этого больной был крайне истощен, поскольку тогда было невозможно провести полноценное парентеральное питание. Больного привезли в операционную, уложили на операционный стол. В это время в операционную зашли профессор З.И. Игембердиев и ассистент М.С. Петров. Больной спросил у анестезиолога, кто именно будет его оперировать. На что анестезиолог ответил, что операцию будет проводить профессор Игембердиев. Тогда больной резко сел и громко заявил, что в этом случае он отказывается от операции. «Или пусть оперирует Петров, или я уйду!» – в ультимативной форме заявил пациент. Это все слышал З.И. Игембердиев. Он подошел к операционному столу и спокойно сказал: «Не волнуйся. Оперировать будет Петров». Я стоял рядом и видел, что стоило ему это спокойствие. Подобное поведение больного – огромная травма для хирурга, никому не пожелаю пережить такое. Но профессор З.И. Игембердиев очень достойно вышел из этого положения. Он мог повернуться и уйти, хлопнув дверью, но профессор пересилил себя, встал на место ассистента и активно помогал М.С, Петрову. К сожалению, больной умер на столе. Это была первая смерть на операционном столе, которую я увидел собственными глазами. Я пережил ее очень тяжело и помню отчетливо до сих пор. Могу представить, каково в тот момент было оперирующим хирургам! Поведение же профессора З.И. Игембердиева на всю жизнь стало для меня образцом врачебной и человеческой этики, выдержки и владения собственными эмоциями. На первом месте всегда должен стоять пациент с его прихотями, с его, пусть и не всегда обоснованными, капризами и желаниями.
И еще я хотел бы вспомнить один важный момент. Я был в операционной, ждал, когда привезут планового больного.
За соседним столом врач-анестезиолог будила больную после операции. Пациентка, киргизка по национальности, ни слова не понимала по-русски. Но это простительно, ведь она находилась в своей стране. Врач, в свою очередь, не понимала ни слова по-киргизски и демонстрировала полную беспомощность. А вот это уже непростительно, ибо если ты живешь и работаешь в стране, то просто обязан знать ее язык, хотя бы разговорный. Ситуация выходила из-под контроля. Оглядевшись по сторонам и увидев темноволосого мужчину, то есть меня, врач закричала: «Скажи ей, чтобы дышала, глубоко дышала!» Я тут же подошел к столу и сказал все, что она просила. Сказал на киргизском языке. Я ведь планировал работать в республике по крайней мере три года. Причем работать не в столице, а в районе, где далеко не все знали русский язык. Поэтому я старался овладеть киргизским языком хотя бы в контексте врачебной практики, что мне удалось и не раз пригодилось. Должен заметить, что отношение киргизского населения к русскому врачу, умеющему изъясняться на местном наречии, гораздо лучше и доверительнее, в чем я впоследствии не раз убеждался на собственном опыте. По-моему, это аксиома: если живешь и работаешь в какой-то стране и уважаешь ее законы и население, будь добр выучить язык. К сожалению, не все следуют этому правилу.
Летом после пятого курса мы отправились на полуторамесячные военные сборы, которые проходили в десантном полку в Узбекистане, неподалеку от города Чирчик. В памяти остались неимоверная жара, сапоги, бесконечные кроссы в противогазах и без, перловая каша и подсчет дней – когда же это закончится?! Зато двухлетние занятия на военной кафедре и эти сборы сделали нас офицерами запаса – после окончания института и мужчины, и женщины получили звание «младший лейтенант медицинской службы». Впоследствии я дослужился до старшего лейтенанта и в этом звании ушел в запас. Это потрясающая военная карьера!
Шестой курс запомнился мне постоянными дежурствами в «неотложке» в основном на кафедре у профессора Максима Ефимовича Фридмана. Выпускник Иркутского мединститута, профессор М.Е. Фридман внес огромный вклад в развитие хирургии в Киргизии. Прекрасный хирург, умный педагог, блестящий лектор и просто обаятельный человек, по мнению его коллег и многочисленных учеников, явился основателем интеллектуального подхода к неотложной хирургии в Киргизии. Я до сих пор помню его замечательные лекции. Для меня именно профессор М.Е. Фридман являлся тогда идеалом хирурга и педагога.
Поскольку учеба наша заканчивалась, очень актуальной стала проблема выбора места работы. Тут возникло одно важное обстоятельство, способное серьезно изменить всю дальнейшую жизнь: по чьему-то приказу лучшие студенты-выпускники должны были направляться служить в армии военными врачами. Мы с братом вошли в этот список. Но как же наша мечта стать хирургами?! В условиях армии пройти специализацию по хирургии и потом работать в военном госпитале было практически нереально. У меня все прошло гладко – поскольку после третьего курса я перенес операцию по поводу привычного вывиха плеча (нет худа без добра!), меня признали негодным к военной службе. А вот Сергею не удалось избежать участи военного врача. Во время учебы в институте он был очень активен: ленинский стипендиат, комсорг института. И он посмел отказаться от армейской службы! Сергей написал в ректорат института очень подробное письмо, где объяснял, что мечтает быть хирургом, что готов поехать работать в любой, самый удаленный уголок страны и тому подобное. Но только не в армию! Увы…. Его поведение разбирали на парткоме института, в ректорате, лишили ленинской стипендии, разжаловали из комсоргов и… отправили служить в армию. К великому моему сожалению, судьба брата оказалась печальна. Он как знал, что ему не надо служить. Впоследствии там он и пропал: потихоньку спился, был уволен из армии и оставшуюся жизнь проработал простым травматологом в поликлинике при какой-то больнице в городе Фрунзе (ныне Бишкек). А ведь по своим способностям и таланту он был выше меня, он мог стать потрясающим хирургом. Во всяком случае, я так считаю. Нет, я уверен в этом! Какая была необходимость в мирное время призывать в армию человека сугубо гражданского, не скрывавшего своей неспособности к военной службе? На чьей совести осталась сломанная жизнь замечательного человека и талантливого хирурга? Увы, этого уже не узнать никогда и исправить ничего невозможно…
