– Проклятые Пастухи!.. Пастухи тута… Проклятые Пастухи…
Сильвестр явственно услышал характерный щелчок. Некто, страстно ненавидящий Пастухов, снял оружие с предохранителя. Нет, открывать стрельбу здесь и сейчас Сильвестр не собирался. Последние, выщербленные ступеньки, синяя дверь, влажный полисадник, лабиринты мокнущего под осенним дождичком белья, обочина улицы, ключ в замке зажигания. Ходу!
* * *
– Они в зеленке. Рассыпались в цепь, – голосом Матадора проговорила рация. – Короткими очередями, Пчелка!.. Внимательно! Конец связи!..
Конец связи! Какая там связь, когда Стас сидит прямо под ней, под броней бэтээра? Стоит только открыть люк, и она увидит его рядом с водителем или за рычагами управления. Но люк на ходу открывать нельзя. Случись чего, она успеет соскочить, или её отбросит в сторону взрывной волной. А там уж как повезет. Может, всё и обойдется. Куда хуже завалиться под «броню» и там сгореть.
Но Вике сейчас не хочется думать о плохом. Ей хочется думать о доме. Ей надо как можно скорее попасть домой! А для этого надо выжить здесь и сейчас. Сегодняшняя миссия бригады Землекопов должна быть завершена.
Вика попыталась остановить взглядом плывущую по правой обочине дороги полосу «зеленки». «Зеленка»! Одно название! Какая там зелень, когда листья облетели еще осенью и успели истлеть под снегом. А теперь и снега не стало. По серо-рыжему фону тут и там разбросаны белые лоскуты, и те скоро истают под ударами апрельского солнца. Но пока земля промерзла, тверда, свежих следов не держит.
С минувшей осени вся изгажена гусеницами бронированных машин. И прошлую весну не пахали, и в этом году на поле пахарю делать нечего, если хочет остаться жив. Бывшая пахота начинена неразорвавшимся железом. Какие она может дать всходы?
Сама «зеленка» – частокол голых стволов. В беспорядочном переплетении ветвей, конечно, можно укрыться, имея соответствующую сноровку. И враг такую сноровку имеет. Бог знает, где они прячутся! Неужто можно успеть за полтора суток нарыть столько щелей в неоттаявшей земле? Палят бог весть откуда. Пули визжат и стучат по броне, пролетают над головой.
Вика не боится их. Она полулежит на броне, её «кикимора» сливается с камуфляжной окраской бэтээра. На большой скорости её очень трудно рассмотреть из «зеленки». А она чует врага, время от времени поднимает приклад к плечу, отвечает «зеленке» одиночными выстрелами или короткими очередями. Случается – срежет веточку у дерева. Случается – отнимет жизнь у врага. Под броней Стас давит на газ. БТР движется быстро, замедляясь на ухабах и разгоняясь на гладких участках трассы до восьмидесяти километров в час.
Справа проплывает ярко раскрашенная будка. В мирное время здесь останавливался общественный транспорт, следующий из областного центра через Лисичановку в Пустополье. Сейчас площадка вокруг остановки обложена железобетонными блоками в три – пять рядов в высоту. За таким периметром, если придется, можно долго держать оборону. Но сейчас периметр пуст. Остановка – на ничейной земле. Здесь сражаться пока не с кем.
Дорога вырывается в открытое поле. Впереди дорожный знак – черные буквы на белом фоне: «Лисичановка». Если удастся благополучно миновать полуразрушенное село и совершить быстрый марш в пятнадцать километров по голому полю, то они окажутся в Пустополье, въедут в городок через свой блок-пост, с северной, безопасной окраины.
Передний люк открывается. Из отверстия высовывается до смешного круглая в защитной каске голова Стаса.
– Нам надо залить горючее, – говорит он. – Я вызываю Индейца, но он не отвечает. Будь внимательней.
Вика не слышит его голоса. Она смотрит в лицо Стаса. Разбирает слова по артикуляции. Их командир никогда не надевает балаклавы.
Лисичановка. В нос лезет запах нечистот. Тополя вдоль дороги все до одного изранены, кроны и стволы посечены осколками. Мимо проплывают искореженные заборы и проваленные крыши. Целых домов немного. Жители сбились по нескольку семей, ютятся. А кому не хватило жилой площади – сидят по погребам. Но сейчас, когда под охраной бригады Землекопов в село вкатилась фура с гуманитарной помощью, невзрачные тени стали появляться из-за заборов.
Вика смотрит на них через прицел, не снимая пальца со спускового крючка. Круглая голова Стаса исчезает, люк захлопывается. БТР резко притормаживает, движется медленно, словно ощупывая перед собой дорогу бледными лучами фар. Оба, и водила в прорези переднего люка, и Даниил Косолапов – позывной Терапевт, – сидя на броне по другую сторону от ствола пушки, неотрывно смотрят на дорожное полотно. Следом чадит выхлопом, порыкивая при переходе на нижнюю передачу, фура с продовольствием. Наконец Вика замечает пятнистую «Ниву» с пустым кузовом. Кабина джихадмобиля тоже пуста. Действительно, где же Индеец и Чулок? Вика всё время слышит голос Стаса:
– Чулок вызывает Матадор. Индеец вызывает Матадор.
– Индеец на связи, – отзывается рация. – Вижу вас. Дорога чиста.
– Чулок вызывает Матадор, – настаивает Стас.
– Индеец на связи. Чулок поотстал. Шакалит по огородам. На дороге чисто. Выхожу к вам.
Но вот из голых кустов акации выламывается Индеец. Вика смотрит на него в перекрестье прицела. Терапевт соскакивает с брони. Позади надсадно ахают тормоза фуры. БТР останавливается. Приехали.
Вика осматривает обочины. На броне лучше, чем внизу, на земле. Тут и там груды искореженного, горелого железа. «Двухсотых» жители Лисичановки прикрыли, чем Бог послал. Запах жженой резины и горелого мяса невыносим. Вика сглатывает горький ком. Несколько сутулых теней ковыряются в утробе недогоревшей «газели». Население Лисичановки стекается к фуре. Смурной водила выпрыгивает из кабины, ухватив за ремень, вытягивает наружу автомат, бредет к задней двери. Слышатся сдавленные причитания, плач.
Индеец, с видом нарочитой рассеянности оглядываясь по сторонам, подгребает ближе к ним. Ложе автомата покоится в его левой ладони. Правая накрыла затвор и спусковой механизм. Автомат Индейца – обычный АК. Но приклад! Приклад новейший, телескопический, затыльник регулируется по длине и высоте. Недешевая вещь. Ему цена – не меньше десяти тысяч. А про прицел и говорить нечего. Такая шняга стоит целое состояние.
Индеец экипирован лучше любого в бригаде и более других беспечен. Стас не любит его, непонятно почему, и терпит. Вот и сейчас командир в бешенстве. Румяные губы его вытягиваются в тонкую линию. Ах, если бы его синие очи не закрывали темные стекла! Наверное, тогда камуфляж Индейца уж задымился бы.
– Вы – мертвецы! – рычит командир. – Просто ходячие трупы! Ты – зомби, Индеец! Сколько раз я говорил вам: залогом живучести является строгое соблюдение воинской дисциплины! Не гулять по одному!
– Так мы ж на своей земле! – мямлит тот.
Тяжелый, крупный человек, он кажется беспомощным ребенком перед командиром бригады Землекопов.
– Твоя земля – микрорайон Выхино в Москве. А это – Лисичановка, и я не хочу ехать к твоей матери в Выхино, чтобы рассказывать ей, как ты погиб! Ты, парень, ещё не просох после субботних поминок, а уже снова готов напороться на заточку!
Командир прав. В прошлую прогулку по окрестностям Лисичановки они нашли своего бойца. Вернее, его труп. Пастухи не стали тратить на него боекопмлект. Проткнули десяток раз заточкой и бросили в лесополосе. Лисицы объели парню лицо. Парень родом из Лисичановки, но нехороший. Ходили слухи, будто приторговывает местной разновидностью наркоты – «зубным порошком». У Землекопов железная дисциплина: если курить, только табак. Выпивка – на большие праздники или поминки и то в меру. Но этот, заблудший мертвец, как же его звали?..
– Вепрь чи Кочет? – Вика в сомнении уставилась на Стаса.
– Вот, послушай Пчелку! – оживился тот. – На обоих – и на Вепря, и на Кочета, – враг не потратил ни одного патрона. Их просто закололи, как поросят. Но из скотины делают колбасу. А из таких, как ты, – корм для местных лисиц!
– Да. Кто-то из Пастухов совсем ополоумел. Хоть бы Киборг дал ему ножик. Можно ведь просто, – Индеец проводит себя ребром ладони по горлу. – Вжик – и пузо в крови.