Нанимаясь на эту работу, Сильвестр не сомневался в собственной резистентности к ментальным импульсам чуждого ему народа. Доводить начатое до конца, ставить однозначно трактуемые цели, не отвлекаться на второстепенные задачи, не подменять реалии бесплодными фантазиями, не поддаваться лени, не заменять здравый смысл излишней чувствительностью, желая оправдать собственную недееспособность, не лезть на рожон – чего, казалось бы, проще? И вот он стоит на давно не мытом полу, в захламленной прихожей пустопольской трущобы и борется с неизведанным доселе желанием войти на такую же грязную, захламленную кухню, найти в переполненной мойке емкость почище, наполнить её прозрачной, обжигающей влагой, опустошить и…
– Поговорим? – предложил хозяин квартиры.
– О чем? – быстро отозвался Сильвестр.
– Водки? – вопросом на вопрос ответил хозяин.
Несколько невыразимо коротких мгновений потребовались Сильвестру на преодоление растерянности. Хозяин квартиры напал первым, ударил отработанным ударом в горло и промахнулся. Сильвестр ушел от удара и в прыжке задел хозяина дома по колену. Тот охнул и не только устоял. Он кинулся в атаку. Сильвестр уходил от ударов, совершая затейливые пируэты. Сейчас их схватка походила на сложный обрядовый танец, который мог бы длиться вечно. Но Иван начал уставать.
Нет, всё же Беловолосая плохая хозяйка. Жилище завалено хламом, самой нет дома даже ранним утром, мужа не уважает, плохо думает о нём, и потому он стал таким вот обрюзгшим, бестолково молотящим кулаками в стены собственного дома неудачником.
Не прошло и пары минут, как Сильвестр понял – он имеет дело с отъявленным уличным бойцом. Обычным драчуном-забиякой и не более того. Казалось, будто удары Сильвестра обладают чудодейственным свойством уменьшать массу тела. Грузный Иван Половинка порхал от стены к стене, сокрушая убогую обстановку. Каждое новое движение Сильвестра оставляло на теле Ивана очередную рану, в то время как сам нападавший оставался невредим. Совершая свой первый полет, хозяин квартиры задел головой низко свисающий, зажженный абажур и теперь тот раскачивался, орошая грязные обои, барахло, Сильвестра и его противника беспокойными тенями. И без того грязная майка хозяина квартиры разукрасилась алыми пятнами. Сильвестр ранил его несколько раз ножом, но все раны были всего лишь порезами, неглубокими и неопасными. Ивану пока удавалось избегать колющих ударов, а боли от порезов он, казалось, вовсе не чувствовал. Прибегая к однообразным приемам, Иван всё время пытался поразить противника в горло. Поразить наверняка или уж, как минимум, не пустить дальше прихожей, потянуть время.
Исход схватки был вполне предсказуем. Сильвестр нанес удар по самому выпуклому и уязвимому месту на теле Ивана – животу – и промахнулся. Противник ушел влево и, воспользовавшись случаем, извлек из груды хлама в углу длинный, узкий металлический предмет – заточку, слишком длинную для ближнего боя. Он вытащил его из-под связки журналов, зная наверняка её положение среди коробок и пакетов. О, Иван Половинка, бывший глава бригады проходчиков не так-то прост! Вид остро отточенного куска железа стал хорошей мотивацией для завершения схватки. Сильвестр сорвал со стены вешалку и ударил ею по голове противника, одновременно прижимая острый кусок арматуры подошвой к полу. В результате недолгой борьбы с теряющим силы противником, Сильвестр оказался сидящим у того на груди. Левую руку его пригвоздил к полу всё той же заточкой, правую прижал к боку коленом. Надо заканчивать дело.
– Налей водки, – внезапно попросил Иван.
Помутившийся его взгляд был устремлен куда-то в пространство мимо Сильвестра. Тот много слышал о муже Беловолосой. В Пустополье об Иване отзывались уважительно и… жалели. Жалели, как человека отжившего своё, но опустившегося и бесполезного даже для родной семьи. Местное население склонно к абстрактной жалости.
Сильвестр улыбнулся собственной, внезапно пришедшей на ум шутке.
– От Ивана Половинки осталась одна лишь половинка, – тихо сказал он.
– Ух ты! – оскалился Половинка. – Речистай пидорок. А модный какой!.. Почем значки покупал? Еврами платил чи нашими гривнами?
У бывшего проходчика ещё достало сил ехидничать над своим убийцей, нацепившем на куртку множество значков – наград за победы в европейских стрелковых турнирах.
Иван прижал подбородок к груди, верно угадывая намерения врага, пряча шею. Он беспокойно водил заплывшими глазами из стороны в сторону, словно прислушиваясь к чему-то. Ждал помощи?.. Пытался выиграть время?..
Из тесной прихожей внутрь квартиры вели две двери. Одна из них была приоткрыта. Сильвестр видел угол белой эмалированной плиты. Другая дверь, плотно прикрытая, видимо, вела в комнату. В ярко освещенной щели под нею, метнулась быстрая тень.
– Эй, девушка! Вичка! – позвал Сильвестр.
Иван дернулся и открыл шею. Сильвестр тут же махнул лезвием по щетинистой, стареющей коже. Быстро, точно, наверняка. Отпрянул, не стал смотреть, как замызганная майка окрашивается алым.
– Умереть ничего, если выпить немного…[2] – прохрипел Иван.
Сильвестр кинулся в комнату. Она, конечно, совсем недавно была здесь. Аромат «Тантейшн» ни с чем не возможно спутать. Но куда делась? Не выпорхнула же с пятого этажа? Сильвестр быстро оглядел комнату. Такую меблировку, или даже древнее, ему доводилось видеть очень давно, во время службы на Кубе. Ах, вот она!
Из-за запыленного стекла серванта на него смотрели внимательные глаза. Лицо, обрамленное причудливыми косичками. На груди, на белом фартуке, подобно цветкам ириса лиловеют банты. Это она, Виктория Половинка – самый отважный из бойцов бригады Землекопов. Присвоить фотографию – дело пары секунд, а потом – к окну. Что там? Действительно, пятый этаж, но дневной свет едва пробивается в комнату сквозь густую крону старого бука. Огромное дерево переросло пятиэтажную трущобу, разошлось вширь, распростерло необъятную крону. Сучья, обращенные к дому, частично обрублены и густо покрыты волчками. Все, кроме одного. На этом, единственном суку молодая поросль была обрезана. Сильвестр примерился. Если встать на балюстраду балкона, оттолкнуться, то, при известной ловкости, вполне можно допрыгнуть до этого самого сука. Наверное, девчонка так и поступила.
– Сильвестр! Здесь Киборг! – прохрипела рация на его плече.
Этажом ниже со стуком распахнулось окно, чей-то заспанный голос спросил:
– Хто-хто? Киборг тута? Ах ты, образина бандитская! Вася! Пастухи тута! Я грю на крыше Пастухи! А-а-а-а!..
Киборг, словно почуяв неладное, благоразумно утих.
Пришлось срочно покидать балкон и квартиру семейства Половинок. Он ещё не успел выскочить из подъезда, когда рация на его снова плече ожила.
– Сильвестр! Здесь Киборг! Выйди на связь!
– Киборг! Я – Сильвестр! Слушаю. Что случилось? – Он говорил, быстро сбегая по лестнице. Межэтажные площадки мелькали одна за другой. Четвертая, третья, вторая…
– Обстрел!.. – голос Киборга канул в треске помех.
– Киборг! Тебя вызывает Сильвестр! – пришлось приостановиться на площадке между вторым и первым этажом.
– …Нападение на объект ноль-один! Повреждена передняя подвеска! Мы застряли в поле! Окружены Землекопами! Нужна помощь!.. – Голос Киборга прорывался через треск помех.
– Объект не бросать! – Не помня себя, Сильвестр заговорил на английском языке. – Держать оборону!
На раздумья пара минут. В отряде Пастухов кроме него самого и Вестника есть ещё только один человек, способный взять на себя офицерские функции. И этот человек сейчас в затруднительном положении, окруженный врагами, обремененный той самой пусковой установкой, которая предназначалась для продажи Землекопам.
– Сильвестр вызывает Вестника!
Ответ последовал немедленно:
– Вестник на связи. Но я в квадрате зет сорок восемь.
Всё понятно. Вестник выводит конвой на обратный путь. Двумя этажами выше хлопнула дверь, вниз по лестнице загрохотали быстрые шаги. Кто-то приговаривал, не переставая, с частым придыханием:
