— Как это так? — удивился Виталик.
— Обыкновенно как, — продолжила Тамара Павловна. — Родилась, а уже позже приехал врач и зафиксировал факт ее рождения, выдав справку по форме роддома. Ребенка же следовало зарегистрировать. Но… — она снова замолчала и взглянула на Виталия, ожидая его реакции.
— Но ребенка не зарегистрировали, — произнес тот, оторвавшись от чая.
— Зарегистрировали, — покачала головой Тамара Павловна, — но не в Энском ЗАГСЕ, как положено, а здесь, по прописке Танечкиных отца и матери.
Виталик непонимающе уставился на свою домработницу. Это он и так знал. Это следовало из тех архивных документов, копии которых он передавал Тамаре Павловне перед ее отъездом. Не за этим он отправлял бывшего опера в город Энск. Решив дослушать отчет до конца, Виталик не стал перебивать Тамару Павловну и задавать ей глупые вопросы.
— Я разыскала врача, который зафиксировал факт рождения ребенка, — продолжила женщина. — Она оказалась еще жива. Повезло. Лет-то сколько прошло.
— Всего-то тридцать, — фыркнул Виталик.
— Ну, — неопределенно протянула Тамара Павловна, — если учесть, что роженице на тот момент было сорок восемь, а принявшей роды врачу столько же, то можно считать большой удачей, что она была еще жива.
— Сколько лет было Татьяниной матери, когда она родила? — опешил Виталик.
— Этот факт тоже сильно меня заинтересовал, — ответила рассказчица. — Еще будучи здесь, то есть до отъезда навела справки и выяснила, что, находясь в столь преклонном возрасте для первородящей, та не стояла на учете ни в одном лечебном учреждении города. Так-то…
— Вот это да, — покачал головой Виталик.
— Я тоже так подумала сначала, — кивнула Тамара Павловна. — Но потом вспомнила, что именно в то время развелось множество шарлатанов и сект, которые проповедовали и роды в воду, и домашние, и прочую подобную лабуду, и удивление прогнала прочь. Почему бы нет? Детей у нее с мужем не было, она долго лечилась и тут накануне климакса привалило такое счастье, которого никто не ждал. К черту всех врачей, они ничего не понимают в этой жизни. Но мне не давала покоя одна деталь — почему накануне родов госпожа Печкина потащилась в Богом забытый Энск? Зачем?
— И зачем? — вопросительно выгнул бровь Виталик.
— О-о-о! — протянула Тамара Павловна. — Этот секрет тебе обошелся недешево. Правда, кое-какие сведения у меня к тому времени уже были. Мне стало известно из рассказов девушки о семье, что Татьянина мама окончила медицинский институт, специализировалась по гинекологии и даже какое-то время работала в одном из родильных домов города. Но все это было до замужества. Ее супруг номенклатурный партийный деятель потребовал, чтобы жена оставила работу — заграничные командировки, приемы и все такое прочее требовали, чтобы супруга находилась неизменно рядом, причем в самом лучшем, точнее шикарном виде. А та и не спорила — ей понравилась красивая жизнь светской львицы. Ну это мне не Танечка рассказала, а совсем другой человек, но неважно. Поначалу ей дети были не нужны, а когда спохватилось, то оказалось, что поздно.
— Поделитесь секретом, кто вам это наплел? — спросил Виталик и скептически поджал губы.
— Доктор «принимавшая» роды, она же ближайшая подруга госпожи Печкиной, — не моргнув глазом, ответила Тамара Павловна. — За чаем с моими «Восточными» пирогами. Она не только рассказала, но и показала все письма, которые ей присылала Татьянина матушка. Старой закваски человек — каждое письмо в своем конверте, стопочка перевязана ленточкой. Дружили они со школы, потом учились в одном меде, а после распределения, было такое правило в социалистические времена, даже вместе поехали в славный город Энск. Только будучи в отпуске, госпожа Печкина познакомилась со своим будущим мужем и больше в Энск не вернулась, тот устроил ей перевод в местный роддом, чтобы невеста находилась рядом. А вот ее подруга вышла замуж не так удачно, но все же, на мой непросвещенный взгляд, тоже весьма неплохо — она стала женой главного врача местной больницы и на пенсию вышла в должности заведующей родильным отделением. Копии писем у меня на телефоне.
— Я подробно ознакомлюсь с их содержанием на досуге, — кивнул Виталик.
— Там много интересной информации, правда, — Тамара Павловна выразительно склонила голову набок, — если не знать предыстории, то они ни о чем в сущности не расскажут.
— И какова предыстория? — Виталик с интересом взглянул на свою домработницу.
— А началась эта история в городе Ейске на Азовском море, куда каждый год ездила отдохнуть от ничегонеделания и поправить здоровье жена номенклатурного работника Печкина. Она не любила толкотню на пляжах и в санаториях черноморского побережья, предпочитала тишину, уют и индивидуальный подход, снимая отдельный домик в частном секторе. Многодетная соседка приносила ей по утрам свежее козье молоко, овощи, фрукты и последние сплетни. Но однажды она пришла с привычной кринкой вся в слезах. Сердобольная госпожа Печкина естественно поинтересовалась, что у той приключилось, и соседка, как на духу выложила, мол, ее несовершеннолетняя беременная невесть от кого дочь собирается рожать. До этого она ее прятала в деревне у своей матери, но срок пришел, и та ее отправила назад в город. Госпожа Печкина тут же вызвалась со своего телефона позвонить в «скорую» помощь, но была остановлена потоком слез. Соседка между всхлипываниями поведала, что не желала бы позора своей беспутной дочери, у той вся жизнь впереди, и готова сказаться матерью младенца — у нее есть уже четверо, по крайней мере, с пятым она станет многодетной матерью не только на словах, но и на деле — помощь от государства ей не помешает. Но ей нужен свидетель, что это именно она разродилась ребенком, в не кто-то другой. И такой уважаемой женщине поверят больше, чем кому бы то ни было. А врача и «скорую» они вызовут, как только младенец появится на свет. От госпитализации откажутся, мол, все в порядке, а цеплять заразу в медучреждении им не к чему. Дома как-то спокойнее. Соседка пообещала, что и бабка-повитуха, которую они пригласили принять роды, будет молчать — дадут ей много денег, тем самым заткнув ее рот.
— И что, госпожа Печкина украла этого ребенка? — удивился Виталик. — Как ей удалось?
— Нет, — покачала головой Тамара Павловна, — все случилось гораздо интереснее. Началось все с того, что повитуха не пришла. История умалчивает, почему бабка не появилась в доме роженицы. Может, испугалась чего. Короче, соседка бьется в истерике, падая периодически в обморок, дочь ее рожает. Госпожа Печкина хоть и вызвала, в конце концов, врача, но шансов дождаться его практически не было. Пришлось ей вспомнить, что она когда-то работала в роддоме и принимала роды. Было это, правда, давно. Но истинное мастерство не пропьешь. Соседку, от которой не было никакого проку, она выставила за дверь и приступила к родовспоможению. На свет появилась прелестная маленькая девочка, которая была вручена соседке, а та уже продемонстрировала ее врачам «скорой», от услуг которой тут же отказалась за ненадобностью. В том, что разродилась именно эта женщина, ни у кого не возникло сомнений — и соседка, и госпожа Печкина были изрядно на взводе и на гране срыва.
— И все же как ребенок оказался у Татьяниной матери? — снова спросил Виталик.
— Когда все более-менее затихло и врачи уехали, госпожа Печкина вернулась к роженице — начатое дело все же следовало довести до ума, — продолжила Тамара Павловна, — то обнаружила, на свет появилась еще одна крошечная девочка, а мать ее, видимо, перепугавшись до смерти, что ее бросили в такой момент одну, находится в беспамятстве. Поначалу госпожа Печкина решила, что девочка родилась мертвой или погибла, пока та бегала с ее сестрой на руках — та тихо лежала и не подавала никаких признаков жизни. Она завернула тельце в полотенце, собираясь его унести с собой и зарыть где-нибудь в саду — не хватало только ей, жене номенклатурного работника, попасть под суд. Госпожа Печкина привела в чувство роженицу, поздравила ее с рождением дочери — та в ответ лишь криво усмехнулась, мол, это не я родила дочь, а мать родила мне сестру. На том и расстались. Но вернувшись к себе, госпожа Печкина с ужасом обнаружила, развернув полотенце, что ребенок жив, только очень слаб. А могла и не развернуть. Что делать? И тут она вспомнила о своей давешней подруге.