========== Часть первая ==========
Круглобокое оранжево-красное солнце уже закатилось за высокие холмы, отбрасывая в темнеющее небо последние закатные лучи. Поздняя весна все же пришла в Шотландию, покрыв долины, равнины и склоны холмов свежей зеленой травой, на которую выпустят стада овец и коров – главное достояние местных деревень и фермерств.
Совсем скоро, как только нельзя будет различить цвет овечьих шерстинок, в деревнях вспыхнут огоньки факелов, которые потянутся к вершинам священных холмов, где всю ночь будут гореть костры Белтайна – главного весеннего праздника. Люди постарше станут проводить ритуалы, а молодежь и дети – петь и прыгать через костры, прославляя рождение нового хлебородного сезона.
Магглы давно превратили этот священный день в обычный праздник с интересными, но не всегда понятными ритуалами. Виной тому, конечно же, почти силком насажденное христианство, которое погубило все истинное, исконно британское.
Маги, которых в Шотландии и Ирландии было значительно больше, чем в Англии и Уэльсе, во многом сумели сохранить прежние верования, равнодушно встретив приход нового. Нельзя сказать, что никто из них не начал отмечать Рождество и Пасху, но это были больше выходцы из полукровок или магглорожденных. Чистокровные же волшебники, особенно те семьи, что жили в небольших поселениях столетиями, старательно оберегали древние традиции и свою веру в магические силы. Да им и верить не нужно было – они жили магией, поклонялись ей, ею же управляли. И священные праздники Колеса Года, в которое входили и Самайн, и Йоль, и Белтайн, отмечались строго по правилам.
Вот и сейчас на вершине высокого холма танцевало пламя высоких костров, которое будет гореть до утра, а потом угли и золу развеют на поля и пашни. Будет погашен каждый, даже самый крохотный уголек, чтобы духи, пришедшие в этот день к продолжателям рода, вернулись обратно в мир мертвых.
Седая старуха-волшебница подслеповато щурилась на гаснущий костер. Их, как самых почтенных жителей деревни, оставили для самого важного дела – встретить рассвет, сея по ветру символы отгремевшего праздника. Уже зажглась вдалеке полоска горизонта, но до восхода дневного светила еще было время.
Волшебница подняла взгляд в светлеющее небо, шепча слова древнего ритуала, привлекающего разлетевшихся духов к костру. Призрачные силуэты, которые видели даже не все волшебники, закружили вокруг холма, прощаясь с явью еще на год. Не все умершие приходили в эту ночь, и не каждый посещал землю хотя бы два года подряд. У них там, в мире духов, были свои дела, столь же важные, как и у живых.
Белый, как лунь, волшебник поднялся со своего места и взялся за небольшую лопатку, которой разгребали костры, чтобы быстрее прогорало. Отсчет начался.
Свет от огня медленно сменялся рассветными лучами, которые короной вырастали из-за горизонта. Старуха тоже взялась за лопатку, вороша самые упрямые угольки. Большинство духов уже ушли из этого мира, но один силуэт летал вокруг, нашептывая что-то. Женщина замерла, рассматривая призрачного мужчину. В момент своей смерти он был еще молод, но гибель его была мучительной, что отразилось на отпечатке души черными и темно-красными всполохами.
…Дай шанс… Нужно… Прошу… Мой долг… Не будет покоя мне… Один год… Прошу… Мальчик… Спасти мальчика…
Старуха опустила лопату, прислушиваясь к шепоту. Скорее всего, этому духу действительно нужно задержаться на земле, иначе бы он не сумел достучаться до того, кто видит его, но не слышит.
Волшебница оглянулась по сторонам и ловко откатила один уголек в сторону. Повинуясь волшебной палочке, частичка белтайнского костра окуталась прозрачной сферой стазиса.
- У тебя есть время, пока горит этот уголек, - прошептала старуха. – Если я буду жива к следующему Белтайну, помогу снова. Иди, спасай своего мальчика. Но помни – духи не имеют права вмешиваться в жизни смертных напрямую.
…Знаю… Помню… Спасибо…
Волшебница проводила взглядом улетающую прочь тень, которая стала немного плотнее, превратившись в призрака. Потом она перевела взгляд на восток, туда, где на берегу огромного озера стоял величественный замок. Хогвартс.
***
Люциус лежал на узкой койке и подумывал, не поплевать ли ему в потолок. Он почти с ностальгией вспоминал свое прошлое пребывание в Азкабане. Тогда хоть что-то происходило: то дементоры приплывут, то стражники явятся поглумиться, то Темный Лорд напомнит о себе болью в метке. А сейчас… Скукота.
За несколько месяцев не произошло ровным счетом НИЧЕГО. После суда, весьма лояльного, кстати, к Люциусу пришли только один единственный раз. Поттер почему-то явился с проверкой, но ничего не спросил, только молча постоял возле решетки, глядя с обидной жалостью.
Поттер… Узникам пресса не разрешалась, но из редких подслушанных разговоров Люциус узнал, что Избранный вернулся доучиваться в Хогвартс и совершенно не стремится в авроры. И правильно, навоевался уже мальчишка. Люциус даже почувствовал жалость и сочувствие к парню, у которого и детства-то толком не было – одни сражения и стрессы.
Драко не приходил. Это огорчало едва ли не больше, чем вся ситуация в целом. Несколько раз стражники передавали короткие записки, из которых можно было понять только одно: сын пытается жить дальше, как умеет. А умел он плохо – это Люциус констатировал с горечью. У него было время подумать, проанализировать все и прийти к выводу, что жизнь своему наследнику он испортил даже не вынужденным служением психопату Волдеморту, а своим попустительством. Драко вырос избалованным, изнеженным и трусливым. Кстати, ситуация с Лордом пошла ему даже на пользу, слегка закалив характер. И он теперь этот характер проявлял, отодвинув отца в сторону. Что там начудит его неумеха-сын? Можно ли будет разгрести последствия, когда пройдет назначенный судом срок в долгие десять лет?
Люциус тяжело вздохнул и отвернулся к стене, на которой изучил все пятна и трещины. Он чувствовал себя разбитым и невыспавшимся. Ночь Белтайна всегда была для него бессонной, но тогда он хотя бы выполнял полагающиеся ритуалы… или собирался на битву.
Завтра первая годовщина победы Поттера… День его смерти, воскрешения и триумфа. День освобождения для самого Люциуса, день гибели Северуса Снейпа – единственного человека, которого можно было бы назвать другом.
Если бы Люциус умел дружить.
По спине пробрало холодом, как от неожиданного сквозняка. Передернув плечами, Люциус повернулся, пытаясь согреть заледеневшую часть тела. Увидев сгущающийся в углу силуэт, он негромко заговорил:
- Кажется, у меня гость? Или это дементоры сейчас такие… прозрачные? Северус?!
- Сказал бы “во плоти”, но плоти у меня нет, - насмешливо отозвался призрачно-серебристый Снейп, полностью втекая в камеру. – Здравствуй, Люциус. Плохо выглядишь. Совсем себя запустил, как не стыдно.
Малфой вдруг действительно почувствовал себя виноватым, но признать это…
- Уж прости, дорогой мой, - с сарказмом сказал он, - но без палочки, да в столь скудной обстановке поддерживать себя на должном уровне весьма проблематично.
Призрак Снейпа насмешливо хмыкнул и завис в воздухе над колченогим табуретом.
- Да-да-да… палочка. А о беспалочковой магии ты что-то слышал? Постой-ка! Да ведь ты ею владеешь.
Люциус принял самый независимый вид из всех возможных и сел на кровати, расправив плечи.
- Давай-давай, приводи себя в порядок, Люц. А то мне сдохнуть от тоски хочется, на тебя глядя, - насмешничал Снейп, ухмыляясь краешком губ.
- Да ты уже сдох, - пробормотал Люциус, создавая на стене узкое зеркало в вычурной раме и рассматривая себя в нем.
Магия отозвалась весьма радостно, ластилась и бурлила, как в раннем детстве, когда палочка еще была не нужна и не важна. Подобный всплеск продлится недолго, но этого должно хватить на несложное волшебство.
Спустя пару минут перед ехидно усмехающимся Снейпом сидел ухоженный аристократ, пусть и в серой арестантской робе. Незачем привлекать к себе лишнее внимание стражников.
