Ирина понимала, что они сделали бы этого из-за уважения к памяти её деда. Ведь Архип Филиппович Прозоров был не только отличным аккордеонистом и работником культуры с высшим образованием, но и прекрасным человеком. А ведь это, по большому счёту, дар божий. Да и по-настоящему хороших людей не так уж и много. Но принято считать, что их подавляющее большинство. Что ж, хорошее, если так.
Неторопливо автобус доехал до аэропорта, и пассажиры, не спеша, вышли из него на площадь перед сельским аэровокзалом. Без малой авиации людям всей Земли, как говорится, никуда – ни сейчас, ни потом. Ведь всё ещё летают между посёлками старые чехословацкие самолёты «Л-14», даже «Ил-18», пассажирские вертолёты, но большей частью – старые, но очень надёжные трудяги, «кукурузники» – «Ан-2». Придёт время, когда их заменят современные и комфортабельные лайнеры «Суперджет-100». Если оно придёт… основательно и неотвратимо.
Ирина, Направляясь с чемоданом в сторону аэровокзала, старого деревянного здания, Ирина машинально следила за тем, как на посадку заходил «Ан-2». На таком вот точно и предстояло через полтора часа ей улетать в Иркутск.
Внутри здания аэровокзала её ожидал Федя Плешаков. Каким-то, очень не понятным образом, он узнал, что Ирина сегодня и навсегда, скорей всего, улетает из этих краёв на Дальний Восток. Ясно, она бежит отсюда не от хорошей жизни, таковой у неё здесь не ожидается. Во многом её мама и папа постарались сделать всё, чтобы доброе имя дочери некоторые постарались очернить уже сейчас, когда она, по сути, находилась в отроческих летах и не в каких грехах не замешана.
Плешаков вырвал из её рук чемоданчик и сказал:
– Ира, не улетай никуда! Я прошу тебя. Там говорят, куда ты летишь, глухая и непроходимая тайга.
– А здесь что, Федя? Мандариновые рощи? Наивный ты… Тебе просто рассуждать.
– Я не смогу без тебя жить. Ты же знаешь, я люблю тебя.
– Тебе это только кажется, Федя. Тебе это чудится потому, что ты молод, силён и красив, и я не так страшна…
– Что ты говоришь, Ирина! Страшна? Да красивей и добрей тебя нет и не будет никого в этом мире. Я очень…
– Не договаривай. Я знаю, что ты скажешь. Ты сообщишь, что любишь меня. Ты ведь только что сказал мне об этом. Может быть, это так, а может, и не нет. Но ты не держи на меня зла, потому что я не люблю тебя. Ты должен понять, что я никому здесь не нужна.
На какое то время в их разговоре возникла пауза. Каждый из молодых людей думал о чём-то своём. Мыслей хватало. Но они были разные. Ирина думала и гадала, что её ждёт там, впереди, сможет ли она выжить без своего деда. Конечно, Фёдор думал и об этом тоже, о судьбе Ирины, но больше его заботило то, что теперь он не скоро увидит маленькую красавицу.
Может быть, даже никогда они не встретятся. Как же им жить дальше?
– А там? Кому ты нужна там? – Возбуждённо возразил Фёдор.– А здесь мы поженимся! Пусть нам пока нет с тобой восемнадцати лет, но мы всем скажем, что очень желаем быть вместе…
– Я не так добра, Федя, как ты считаешь,– серьёзно, по-взрослому ответила Татану.– Ты заблуждаешься. У меня хватит силы и воли ещё раз сказать, что я не люблю тебя. Если честно, то я никого не люблю. Кроме своего покойного деда. Но его нет… больше. Поэтому тут мне некого любить.
– Не говори так, Ирина. Ведь ты ничего пока о себе не знаешь.
– Я не одна такая. Большинство людей не знают, кто они такие. Многие и не хотят знать.
А тебе, Федя, учиться надо будет, уже в этом году поступать в институт. Ты тоже уедешь отсюда. Я знаю. А потом вернёшься сюда и женишься на Таньке Рамаевой. Она, к тому времени, станет уже бухгалтером. Всё у вас рассчитано и продумано. За вас с Танькой ваши родители всё уже решили.
– Плевать я хотел на Рамаеву и на всякие там институты! Ты для меня всё! И я клянусь, Ира, что найду тебя, где бы и с кем бы ты ни была!
– Давай, для начала, присядем, что ли. Мест свободных много.
Он кивнул головой, и они устроились на свободных местах. Рядом друг с другом. Со стороны можно было и на самом деле принять их за влюблённых. Но это было не так. Совсем не так. Ирина не питала никаких чувств особых к своему бывшему школьному товарищу. Никаких!
Но они ещё долго разговаривали друг с другом. Иногда тихо, кивая головами. Порой разгорячено, жестикулируя руками.
А время расставаний всегда летит стремительно. Так случилось и сейчас. С взлётно-посадочной полосы к аэровокзалу подрулил «Ан-2», и они заспешили на посадку. Тут, вполне, провожающим можно было подходить прямо к самому самолёту.
Он подал ей чемоданчик. Ирина, в знак благодарности, поцеловала в щеку Федю и вошла вовнутрь самолёта. Провожающие по просьбе техников отошли от самолёта на почтительное расстояние. Но Федя видел, как из самолёта смотрело на него лицо заплаканной Ирины Татану. Она махала ему руками.
В удручённом состоянии Плешаков вышел из здания аэровокзала с большой бутылкой, полторашкой, пива в руках. Он сосал, на морозе, прямо из горлышка этот неслабоградусный напиток и взглядом провожал улетающий в дальнюю даль самолёт.
Молод был Плешаков, потому и не знал, что ни какое спиртное, даже выпитое просто так или для успокоения души, не решает за нас ни сложных, ни простых проблем, тех самых, от которых мы пытаемся уйти традиционным способом. Но Фёдору никогда не суждено было стать пьяницей или алкоголиком, он не понимал и не принимал вкуса алкоголя. Потому и оставил эту большую бутылку пива на скамейке, наполовину не допитой.
Не прошло и двух часов, как Ирина она долетела до большого сибирского города Иркутска. Там пока ещё аэропорт, по сути, сливается с городом. Но говорят, что совсем скоро появится новый, более безопасный для взлётов и посадок, удалённый от города на приличное и безопасное для жителей Иркутска расстояние. А сейчас удобно для пассажиров, прилетающих и улетающих в другие города и веси. На троллейбусе отсюда легко и просто добраться до любой точки этого сибирского мегаполиса.
В аэровокзальном здании стояла привычная суета, шум. Люди сновали туда и сюда, как муравьи. Постоянно через громкоговорители пассажиров информировали о прилёте и отлёте самолётов, о задержках рейсов… по метеоусловиям.
Ирина, выстояв небольшую очередь к одной из касс, приобрела билет до Хабаровска. Потом, глянув на часы, поднялась наверх – в буфет. Поставила чемодан у столика. Купила чашку чёрного кофе и булочку.
До отправки её рейса оставалось несколько часов, поэтому Татану сдала свою нехитрую поклажу в камеру хранения и вышла, то и дело, сталкиваясь с суетливыми пассажирами, из здания аэровокзала на улицу.
В Иркутске уже было тепло. Ярко светило солнце, и чувствовалось, что весна, настоящая, с капелью, наступит здесь совсем скоро. Долго не заставит себя ждать.
Ирина прошла к одной из скамеек, в центр площади, которую по круговой дороге объёзжали троллейбусы. Здесь стояла и пожилая лотошница, которая торговала мороженным. Женщина средних лет, в белом фартуке, иногда доставала из своего огромного синего ящика на колёсах свой товар.
Всякий раз, после того, как с ней расплачивались, она подносила озябшие руки к губам, грела пальцы дыханием. Она, глянув на Ирину, доверительно сказала:
– Есть же чудаки, которые в такой холод едят мороженное. Но глупых мало. Если так плохо будут мороженное брать, то я в ледышку превращусь.
– Дак, ведь тепло же! – Удивилась Татану. – Мне порцию эскимо «Праздничное».
Ирина подала продавщице деньги. Та, ухмыльнувшись, подала ей сначала сдачи, потом и покупку.
– Конечно,– заметила не без иронии лотошница,– на Северном Полюсе ещё и потеплей будет. Мы здесь ещё, как в раю.
Татану, ничего не ответив на реплику, отошла в сторону и присела на скамейку. Разорвала зубами пакет с мороженным. Она вдруг на какое-то мгновение глянула в сторону и увидела пожилого человека, якута или бурята, очень похожего и походкой, и внешностью на её деда, Архипа Филипповича Прозорова. Ирина машинально окликнула его, громко произнесла:
