– Извини, Ира, погорячился. Нервы сдали, – он сменил гнев на милость, попытался быть поласковей с ней.– Ну, ты тоже… со своими угрозами.

– Я не знала, что ты такой. Но я, всё равно, тебя люблю.

Она упала перед ним на колени, обняла его ноги. Он для неё сейчас был всем – и отцом, и сыном, и мужем, и любовником.

– Ладно, Ирка, успокойся. И предупреждаю, не болтай на людях глупости. И вот что. Мне надо денег. Я немного поиздержался. Предупреждаю сразу, что верну их не совсем скоро.

Татану встала на ноги. Грабов стал одеваться, старательно и не спеша напяливая на свои худые ноги пошарканные джинсы.

– Сколько тебе надо, Гера?

– Ровно столько, сколько тебе не жалко для любимого человека.

– Мне для тебя ничего не жалко.

– Вот и славно. А сегодня мы с тобой, моя Пригожая, гульнём на славу. Сегодня ведь воскресенье! И не надо унывать. Подрасти немного, а там – и, может быть, поженимся. Правда, я, вообще, никогда такого не намечал. Ни с кем.

– Знаю. У тебя всё распланировано. Просто, я – дура. Тебе в Хабаровске родители давно уже подыскивают богатую невесту. Я для тебя так, просто поиграться. Что с меня взять? Ничего у меня нет и никого, кроме тебя. А тебе надо, горькому пьянице и непутёвому мужику прийти на всё готовенькое. Но найдёшь ты, Гера, горбатенькую старушку. Ибо ты очень даже… не красавец.

– Всё ты знаешь.

– Люди говорят.

– Путь говорят. Мне плевать на всех людей. Разумеется, Ирочка, на всех… кроме тебя. Запомни, что бабы любят не красавцев, а тех, кто ведёт себя смело с ними. Впрочем, какая разница! Пойдём на кухню, в горницу, как у вас тут, говорится! Там ещё у нас вино осталось. Это допьём. А потом ты, Пригожая, в магазин сгоняешь. Прикупишь ещё винца, да и водочки надо бы, и побольше.

– Кто? Я?

– Ну, ни я же! Ты, Ирка, такая молодая, ну… наглая!

Она ничего не ответила и направилась в горницу. Надо было привести в порядок стол и растопить печку. Ирина понимала, что в это утро резко повзрослела и совсем не потому, что впервые открыла «ворота рая», как говорится, для первого встречного. Было ясно, что начиналось её сексуальное, экономическое и моральное рабство. И она, человек, который не позволял никому помыкать собой, проявила полное безволие. Возможно, на самом деле, полюбила этого уродца. Но скорей всего, по молодости своей и наивности приняла желаемое за действительное.

Всё в этот майский день происходило именно так, как и решил Грабов. Они пили и гуляли. Абсолютно пьяная, Ирина несколько раз бегала в магазин за спиртным. Растрёпанная, улыбающаяся, Пригожая приставала буквально ко всем встречным, даже к моложавой продавщице местного магазина. Ясно, она рассказывала, как она сегодня отрывается по полной программе и как она счастлива.

Некоторые ехидно улыбались, кивая головами, но многие читали её нравоучения… Но девушка отмахивалась от них, смеялась. Были и такие, которые просто уходили от разговора с сорвавшейся «с катушек» Пригожей. Одни, явно, беспокоились, за её судьбу; другие сгорали от ревности, третьи просто недоумевали… Таких было больше.

В таком нелепом состоянии Ирину увидел и её недавний и непрошенный защитник техрук драги «Ближняя» Илья Баринов. Он встретился с ней, как раз, в тот момент, когда она вышла из поселкового продуктового магазина. Илья, молодой мужик, считай, парень, со здравым рассудком, постучал себя костяшками пальцев по голове. Этим Баринов дал понять Ирине, что она, если не дура, то придурковатая – точно.

Лето уже проходило к закату, середина августа. Но дни были погожими, больше частью, солнечными. Пригожая стала сожительницей Германа Гракова. Она терпела всё. Вечером, после работы Ирина отравилась к Залихватовым. Ей открыла калитку улыбчивая Екатерина Михайловна. Она ласково обняла за плечи девушку, и они пошли в дом по тропинке, умащённой красным огнеупорным кирпичом. Собака уже узнавала Татану, приветливо виляла хвостом.

Когда они вошли в горницу, хозяйка предложила ей чаю. Та не отказалась, присела за стол. В это время, пока Залихватова накрывала на стол, они обе делились новостями. Вид у Ирины был понурый, у хозяйки дома очень озабоченный. Ясно, все эти новости о том, что их, почти приёмная дочь связалась с алкоголиком Граковым, не очень радовала её. Ирина встала из-за стола. Она попросила взаймы денег. Екатерина Михайловна понимающе кивнула головой и пошла в соседнюю комнату. Вручила ей несколько тысячных купюр.

Ирина уверяла её, что очень скоро она вернёт деньги. Но Залихватова махнула рукой, дала понять, что не стоит этого делать. У них с Григорием Кузьмичом их достаточно. Хватит на их век. Кроме того, оба работают.

Стыдливо взяв одолженные Екатериной Михайловной деньги, Ирина торопливо вышла из дома Залихватовых. Проходя мимо небольшой поселковой рощи, она увидела своего любимого… Геру Гракова. Да не одного. Он, абсолютно, пьяный, обняв двух великовозрастных девиц, любительниц оторваться и покутить за чужой счёт, шёл в поселковую рощу. Гера, пошатываясь, периодически целовал и обнимал то одну, то другую. Девицы хихикали.

Мимо них, почти не замеченной, прошла Ирина Татану. Она видела всю эту безобразную сцену, которая тут же довела её до слёз. Смятенная, почти детская душа, с большим трудом могла перенести подлость и обман. Ведь Ирина искренне любила этого, условно сказать, человека, поэтому очень хотела понять всё происходящее. Её рассудок требовал простить все его грехи, списать, что называется, как-то объяснить поведение своего, пока ещё любимого ей, Германа. Но женское естество юной женщины протестовало против лжи и предательства.

Она села на небольшую скамеечку, встретившуюся ей на пути, по-старушечьи подперла ладонью подбородок и беззвучно заплакала. Её слёзы падали на стебли высоких травинок, стекали по ним к земле, как роса.

Ирина снова зашла в гости на несколько минут к Залихватовым. Она сидела за столом с Екатериной Михайловной и пила с хозяйкой дома крепкий горячий чай с ватрушками.

– А сейчас мой Гриша на смене,– сообщила Залихватова. – Трудится. Всех денег не заработаешь. Это понятно.

– Я просто не знаю, что делала бы без вас, Екатерина Михайловна. Вы – очень хорошие люди, – Ирина чувствовала себя очень неловко, чего скрыть было не возможно.– И Григорий Кузьмич встретил меня, как родную дочь. Извините, но иногда мне кажется, что он…

– Нет, Иришка. Он тебе не отец. Но Гриша постоянно думает о тебе. Ночами не спит. У него начало побаливать сердце.

– Да я так и не считаю, Екатерина Михайловна. Мне ещё мой покойный дед сказал, что Григорий Кузьмич – мне не отец. Просто многое не понятно. Иногда не знаю, что и думать. Да и зачем мне видеть родного отца? Мы не знаем другу друга. Чужие люди. Да и у меня всё нормально.

– Прости, Иришка. Но у тебя, как раз, не всё нормально. Да ты пей чай, и слушай старую неразумную женщину, которая не во всём и не всегда понимает поступки молодёжи. С тобой твориться неладное! Но не могли же мы тебя силком связать и заставить жить у нас в доме. Хотя, должны были так и поступить.

– Мой Гера – очень хороший. Просто его никто не понимает.

Ирина отхлебнула из чашки глоток чаю, взяла кусочек домашнего пирога. То же самое сделала и хозяйка дома.

– Я буду говорить тебе не очень приятные вещи. А ты слушай, – выражение лица у Екатерины Михайловны стало суровым и озабоченным. – И прошу тебя, не вскакивай с места! Без всякой там обиды. Старая тётка выскажется, а потом и поплачет вместе тобой, горюшко ты моё.

– Хорошо, я постараюсь, Екатерина Михайловна. Я буду слушать. Но всё равно, я его, своего Гракова не брошу, потому что он…

– Знаю! Потому, что он хороший. Ты его не бросишь? Что ты говоришь! Да эта маленькая страшненькая и с трудом говорящая, и вечно пьяная обезьяна, давно уже бросила тебя. Все это видят и знают. А ты – нет! Представь себе, никто и ничего с ним не может сделать. Потому, что ты везде и всюду защищаешь его.