На столе стоял чёрно-белый портрет её матери, Марии Архиповны. Ничего, не скажешь, красивая была якутка. Но была. Да и отца Ирины тоже в живых нет – Тараса Татану, в прошлом, красавца-молдаванина. Спился папаня окончательно от… жизни такой, непутёвой. Теперь они оба там, за пределами земного бытия, то ли в аду кромешном, то ли в благоустроенном раю… Кто знает, что и как там Господь решает.

Ирина поставила ведро с водой на широкую скамью, рядом с умывальником, порожнее – на пол. Архип Филиппович, стоящий перед ней с кружкой в руках, в кальсонах бледно-зелёного цвета, спросил:

– Ты чего, Ирка, пошла к колодцу с двумя пустыми вёдрами, а наполнила только одно? Случилось, никак, что?

– Ничего,– проворчала его внучка, и тут же пошутила. – Вода в колодце закончилась, дедушка Архип.

– Всё у тебя, Ирка, всегда и везде не шибко здорово получается. Опять с кем-то поцапалась? Надоело мне тебя от народа защищать. Ты молодая, а уже такая вздорная. Так и норовишь кому-нибудь нос откусить.

Она ничего на это не ответила. Сняла полушубок, повесила его на гвоздь, вбитый среди других, рядом с входной дверью. Села за стол, рядом с дедом, по-старушечьи тяжело вздохнула. Дед Архип взял из початой пачки папиросу «Беломорканал», сунул её в рот. Тут же лежали и спички. Он не торопливо закурил. Едкий дым сразу же дал о себе знать. Ирина закашлялась. Дед начал руками разгонять рукой синее облачко, образовавшееся над ним.

– Чего молчишь, Ирка? Опять кому-то по рубильнику съездила? – Деда Прозорова мучило не праздное любопытство. Он понимал, что случилось опять что-то не ординарное и не приятное. – Негоже так себя вести. Выкладывай, внучка, всё, как есть.

– Никому я по носу не съездила. Надоели все!

– А чего не в духе и одно ведро с водой из колодца принесла? Что у тебя руки бы отвалились, если бы два притащила. Не выпила же ты целое ведро воды по дороге. Почему так произошло?

– Потому, что второе я вылила за шиворот соседке нашей доброй, Анастасии Климовне, вздохнула Ирина, обхватив голову руками.– Это был у меня единственный выход из… создавшегося положения.

Дед, явно, был не доволен. Правда, гневаться он на внучку не мог, да и, пожалуй, ни на кого другого. По характеру числился в Потайпо таковым, спокойным и рассудительным. Добрый человек. Но сейчас озабоченности своей не скрывал.

– Смекалистая ты у меня девка и рисковая, – тихо сказал он.– Я вот так, как ты, никогда не смог бы поступить. В любом положении, сначала бы подумал. А ты раз – и свою глупость напоказ. Чего же ты так соседку невзлюбила?

– Пускай про моих родителей всякую словесную дрянь по посёлку не разносит! – Начала оправдываться Ирина. – Не живётся ей спокойно. Старая кочерга! Учительница по географии. Ну, надо же! Она Лондон всегда искала на карте Африки.

– Конечно, Лондона там нет. Тут я в курсе. Грамотный – знаю.

Архип Филиппович никогда не преувеличивал, но и не преуменьшал широких возможностей своего когда-то полученного образования. В своё время он институт культуры закончил. Потом долгое время в Потайпо музыкальные кружки в клубе вёл, был даже его директором. На аккордеоне нормально играл. Здорово играл, увлечённо и задорно, одним словом. Не пустой человек.

– Да, знаю я всё! В курсе того, что ты и охотник хороший, и очень… культурный дед,– сказала Ирина.– Зачем мне об этом напоминать? Это ты для того делаешь, дедушка, чтобы мне ещё раз подчеркнуть, что я такая вот… непутёвая. К чему ты уже собрался мне активно напоминать о своих заслугах?

– А к тому, дорогая внучка, что ты даже среднего образования не получила, из девятого класса тебя, прости уж, попёрли за неуспеваемость! – Малость вскипел Прозоров. – Ничего не хочешь знать. Не желаешь! У тебя не имеется ни профессии, ни какой цели в жизни. Ничего! А я ведь не вечен. Что ж ты будешь делать без меня?

– Я отсюда уеду, дедушка,– тихо ответила Ирина, со слезами в голосе. – Мне ничего тут не интересно.

– Было бы, куда ехать, дорогая. Да и речь сейчас не про твои поездки идёт. Надо думать нам с тобой о том, что назревает.

– А что назревает?

– То самое и назревает. Минут через пятнадцать, сюда заявится наш участковый Гоша Фролов. Географичка Настя Плешакова просто так этого дела не оставит, – рассудительно и озабоченно пояснил дед. – Ты её водой из ведра облила. Неопровержимый факт, и он, можно считать, на лице, как большая груша, которую придётся скушать. Плешакова, Ирочка, всё сделает, чтобы тебя посадить. Денежным штрафом тут не обойдёшься. Тётка вздорная, но её понять можно.

– Ты шутишь, дед?

Конечно же, Ирина уже тысячу раз пожалела о том, что сделала. Но вот сейчас держала марку, что называется, хорохорилась перед родным… стариком.

– Чего тут шутить? Это статья, – определённо заметил Прозоров. – Я не юрист, не правовед по образованию, но замечу определённо. На три года на нары запросто можешь за хулиганство загреметь. Штраф тут, как молодняк выражается, не прокатит. Да и устал я за твои штучки-дрючки штрафы платить. Я, Ирка, не фальшивомонетчик и не нувориш. У меня денег…не четыре мешка.

Кроме всего прочего, дед подчеркнул, что честный и открытый человек. Взяток не берёт, потому что никто их ему не даёт и не даст. Сам тоже увесистых конвертов с «баблом» никому не протягивает. Нет особенных денег. Только вот накормить путника может гречневой или ковш воды прохожему с колодезной водой за калитку вынести.

Эту прибаутку Ирина от деда слышала тысячу раз. Никак почти не неё среагировала. Сейчас о другом деле думала. Неуверенно сказала:

– Никто меня не посадит. Успокойся! А шум, конечно, появится. Нервы у меня… расслабились. Ты, что, дедушка, понять, что ли не можешь?

– Расслабились, потому что с собственной головой не общаешься. Ясно, что сын её Федька, за мамашу заступаться не придёт. Я в курсе. Он тебя, дурак, любит до умопомрачения. А вот участковый наш, Фролов Гоша, сейчас заявится и будет тут права качать. Такой скверный лейтенант. Давно уже гордый ходит, потому что не милиционером называется, а полицейским. Молодой, а уже буквоед и законник, язви твою мать!

– Мне просто в жизни не везёт, дедушка,– пригорюнилась Ирина. – Вся жизнь… с рождения наперекосяк идёт. Я не такая, как все. Неорганизованная… Ничего мне не интересно. Да и люди кругом злые… какие-то.

– А ты паинька! Да, ты, Ирка злей каждого из них в тысячу раз. Ты мстишь им всем за то, что у тебя, родители, были непутёвые…без тормозов. Да и не только за это. Побойся бога!

– Может быть, дед Архип, ты и прав. Я с ума сойду в этом посёлке. Дни и ночи здесь похожи друг на друга. И выхода нет,– совсем по-взрослому сказала она.– Ты же очень взрослый и мудрый, вот и подскажи, как жить мне дальше. Только без приколов этих… твоих.

– Какие тут приколы могут быть. Пригожая ты у меня, Ирка. Вот в чём причина. Такая сумасшедшая красота счастья никому не приносит. Но ты не виновата, что бог создал тебя такой смазливой и вредной. Какой-то, видно, имеется в этакой ситуации смысл. От Бога. Знать бы только, какой.

– Полная бессмыслица! Что будет, то пусть и будет, – Ирина встала из-за стола.– А я сейчас борщ поставлю варить. Скоро же наш молодой и красивый мент, можно сказать, коп заявится… Гоша Фролов. Надо же лейтенанта, как следует, покормить.

Ирина пошла в сени. Нашла в одном из целлофановых пакетов, висящих на стенах, кусок кабаньего мяса. Дед, всё же, не напрасно с ружьишком по тайге ходил. Иногда возвращался домой и с добычей.

Конечно же, Анастасия Плешакова, не могла просто так оставить этого дела. Она, уже давно переодевшись в сухую одежду, что называется, бомбила местное районное отделение полиции. Её терпеливо выслушивал рыжеусый капитан, что-то записывал, расспрашивал, уточнял. Она совершенно не давала ему сосредоточиться, кричала, махала руками. Было ясно, что она категорически ненавидит всю шайку-лейку, то есть молодую да раннюю Ирину Татану и её вредного деда-якута, Архипа Прозорова. Да и мама с папой у этой смазливой и наглой дуры, недоучки Ирки, были, как говорят, не мёд с сахаром.