Она, что называется, построилась, приготовилась к… радости и счастью. Жаждала стремительного приближения сладкого мига, ибо держала в руках трусы. Может быть, ей сейчас казалось, что она безумна сексапильна и даже обворожительна.

– Ну, чо? Скоро вы там? – С недовольством пробормотала она.– Я тоже хочу.

– Подожди, Нютка! – Сказала, кряхтя, её подруга. – Уже подплывает…

– Чего там ещё подплывает? Гера наш в данном направлении на прииске самый слабый мужик. Чего только в нём Пригожая нашла? Что там может подплывать? Только так… малость помусолиться. По верхам.

– Если будешь тарахтеть не по делу, – Гера тяжело дышал и никак не мог сосредоточиться на главном, – то тебе ничего не обломится. Стоишь тут над душой. Весь кайф нам ломаешь.

У него, явно, что-то не получалось. Но он не очень-то на эту тему переживал. Граков давно уже для себя сделал определённый вывод: рождённый пить – половым гигантом быть не может.

Совсем неподалеку от происходящего совокуплялись две собаки. На полянке, рядом с ними, вошедшими в раж, валялись пустые бутылки из-под водки, рыбьи головы, куски хлеба.

Ирина шла от Екатерины Михайловны с тяжёлыми мыслями. Да и они не могли быть другими. Как она ошиблась, как поторопилась быть кому-то нужной и любимой с отроческих лет. И вот теперь – расплата. За бездумье. За опрометчивость.

Возле развилки дорог остановилась грузовая машина с крытым верхом. Оттуда неторопливо вылез крепкий парень, можно сказать, увалень. Машина тут же поехала дальше. Он был в штормовом костюме цвета хаки, с пустым рюкзаком за плечами. Ирина не поверила вои глазам. Это был тот самый Федя Плешаков, её бывший одноклассник из Потайпо и вечный воздыхатель.

Она подбежала к нему и схватила его за руку.

– Федя,– сказала Ирина,– это ты?

– Я, как видишь. А чего тут особенного?

Он нежно обнял её.

– Как ты оказался в этих глухих местах? – Татану искренне удивилась.– Что ты здесь делаешь?

– Да, вот подкинули меня сюда, к магазину. Здесь выбор продуктов получше, чем в нашем глухом селе Лонги.

– Что ты делаешь в Лонгах? Там ведь и людей, Федя, почти нет никаких.

– Не скажи, Ирочка. Там, у нас, живут охотники, промысловики, заготовители лекарственного технического сырья.

– Ты что, охотник? Но ведь тебе только шестнадцать лет.

– Ну, да, почти охотник. Устроился помощником, подручным известного здесь промысловика Константина Константиновича Чидалова. Я пока всего месяц здесь. Но, я думаю, что мне с началом охотничьего сезона не только капканы и плашки разрешат на белок ставить, но и пострелять из ружья или даже карабина дадут.

– Феденька, мой ты хороший, друг и товарищ! Пойдём домой ко мне. Я куплю винца. Поговорим. Я здесь не далеко живу.

– Я знаю, Ира, где ты и как живёшь. Когда-нибудь, обязательно я зайду к тебе. А сейчас надо продукты подкупить для мужиков, курево, спиртного немного, как водиться. Через час-полтора за мной машина вернётся. Мы сейчас в тайге, на грибоварне. Заготавливаем грибы и ягоды. Охотник – это ведь не только соболятник. Не всегда нам время ходить на медведя. А приехал я сюда, на Вербинский прииск, только ради тебя. Я ведь и приехал сюда только ради тебя. Если большего мне не дано получить, то одна радость – хоть обитать в тех местах, где живёшь и ты.

– Правильно говорят, что гора с горой не сходиться, а человек с человеком всегда встретится. Я знаю, что обо мне не только в Заметном, но и во всём районе говорят плохо. Но вот увидишь! Всё будет нормально. Я не развратом занимаюсь. Я уже замужем… почти.

– Ира, я хочу, чтобы ты стала моей женой.

– Глупо. Тебе только шестнадцать лет. Через два года ты пойдёшь служить в армию. Сколько воды утечёт. Я за это время успею постареть, и ты совсем забудешь меня.

Но Плешаков спокойно и довольно сурово возразил ей, сказав, что всегда и везде будет только рядом с ней, с Пригожей. Он уверенно заявил, что если когда-нибудь женится, то только на Ирине. Татану на мгновение задумалась, пожала плечами. Она знала, что не любит Федю. Плешаков – прекрасный, замечательный, добрый, справедливый, но… нет между ними той искры, которая называется Великим Чувством. Точнее, с её стороны нет к нему нежной привязанности и любви. Просто, друзья. А разве мало этого?

Чтобы, как-то, успокоить и себя, и его, обнадёжить, поверить, скорей всего, в невозможное, несбыточное, Ирина произнесла задумчиво:

– Всё может быть. Я уже допускаю, что придёт и то время, когда мы станем с тобой очень близкими людьми. Но близкими станут наши души, а не тела, Федя. Мы ведь только друзья.

– Почему?

– Всё очень просто. Я не люблю тебя, милый и хороший, Федя. Но ты рассказывай всё по порядку. Ведь я пока ещё ничего не поняла. Почему ты здесь?

Он не стал второй раз отвечать на один и тот же вопрос. Ирина не понимала, что он приехал сюда только ради неё. Пригожая не в состоянии была поверить в то, ради неё Плешаков мог пойти на такой «подвиг». А если Ирина не понимает, то зачем же второй раз говорить о том, что он своей жизни без неё не представляет.

– Зря ты уехала из Потайпо,– с грустью сказал он.– Теперь вот совсем… одна. Я не хочу, чтобы тебе было плохо в этом мире.

– Я не одна. Меня хорошо встретили старые друзья моих родителей,– возразила Ирина.– Если бы не они, то я не знаю… Потом есть у меня Гера.

– Не обижайся, Ира. Но этого опойка из Хабаровска даже собаки не считают человеком. Его у тебя нет. Тут многие на него зуб точат.

В её глазах вспыхнул гнев. Казалось, что ещё мгновение – и она набросится на своего верного друга с кулаками. Но она сдержалась, и все-таки, не удержалась, произнесла резкие и, возможно, для Плешакова обидные слова:

– Не смей трогать его! Слышишь, Федя! Что он вам всем плохого сделал?

– Там у него с людьми всякие другие замутки и дела, Ира. Дело даже не в тебе. Да и смешно его убивать только за то, что ты изволила сделать его для себя принцем на белом коне. Он, можно сказать, не при делах. Его всегда можно было послать к чёртовой бабушке. Но ты этого не сделала.

– Я не хотела так поступать. Само получилось. Так вышло… А если в чём-то ошиблась… кроме того, стала иногда пить водку, то он здесь ни при чём. Видно, заложено что-то во мне от самого Сатаны или передалось от родителей по наследству.

Оба на мгновение задумались. В этот момент, как бы, не нашли они что сказать. Посмотрели рассеяно на небо. Там высоко в вечерней, но ещё яркой синеве, парил горный орёл. С высоты своего полёта он обозревал землю, в чём-то грешную, а в чём-то – и не совсем.

Такое же небо, синее и почти безоблачное, в солнечных лучах, висело и над тайгой. Да и над драгой «Ближняя», где работал со своей сменой Григорий Кузьмич Залихватов. Привычное дело. Но перед тем, кто видит драгу впервые в своей жизни, сразу же возникает немало вопросов. Почему да как? А ведь, в принципе, всё просто. Золотодобывающий объект, внешне очень похожий на обычную землечерпалку, которые углубляют реки. Вот и сейчас она работала, как говорится, в заданном режиме. С обоих берегов затона её держали толстые стальные крепёжные, которые не давали её быстрого хода, держали её на привязи. Здесь подойдёт сравнение с куклой-марионеткой. Черпаки вгрызались в подводный грунт, вынося его наружу, на поверхность. Там уже в специальном отсеке производилась промывка его, происходило своеобразное обогащение металла, происходило отделение самородного золота от пустой породы.

Залихватов сидел за пультом управления и следил за показателями на приборной доске. Он был сосредоточен. Иногда к нему заходили машинисты. Появлялся и технический руководитель. Илья Баринов несколько раз внимательно осматривал приборы, потом по трапу спустился в машинное отделение. Там всегда хватает работы.

Они, Ирина и Фёдор, сидели на скамейке. Беседа их продолжалась.

– С тех пор, как ты уехала из Потайпо, моя жизнь не заладилась,– чистосердечно признался он.– Некоторые считали, что начал я пить и, говорили, что с плохой компанией связался. Но это не так, Ира. Пацаны там были нормальные. Школу закончил, но поступать никуда не стал, ни в какие институты.