Он распустил фалангу.
Фаланга ушла домой, в Македонию, к Антипатру.
Ветераны маршировали по растоптанной Азии, шли домой, и он с ненавистью и презрением смотрел им вслед.
Они плюнули на его Мечту!
Им не нужен был ни Мир, ни его Край.
Лишь барахло из разграбленных и сожженных по пьяни дворцов персидских царей, которое они волокли на себе, привычно шагая в ногу.
Так, что сотрясалась земля.
Что ж, он пошел дальше без них.
С другими македонцами, с гетайрами, с персами и иранцами, которых выучили кое-как держать строй, выдали копья и назвали фалангой.
Они пришли в Индию, и Пор был разбит!
Слоны ревели, и стрелы били, как град!
Он был ранен, и Птолемей закрыл его собой, добавив к имени титул Сотер, Спаситель.
Потом Селевк повел в атаку пехоту, и Пор склонился.
А потом пошел дождь.
На месяц.
И войско потребовало повернуть домой.
Он думал, что ослышался!!!
Он – Бог!!!
Он заперся в палатке и сидел там недели, ожидая, что они склонят колени и пойдут с ним до конца, до Края, рукой же подать!!
Они прислали представителей.
Войсковое собрание (он презрительно скривился, когда услышал это название времен пастушечьего детства) постановило: армия уходит домой.
«Ты с нами, Царь?..»
Он ушел с ними.
Они ушли и вернулись в Вавилон, и вот он лежит и не в силах вытереть этот треклятый пот.
Ресницы дрожали от навернувшихся на глаза бессильных слез…
Бронзовые двери дрогнули.
Дрогнули, и створки со скрипом пошли в стороны.
Тяжелые створки, тяжелей просто нет во всем мире.
Они шагнули вперед, пять шагов в зал и замерли.
Безмолвные лица, сжатые губы.
Пердикка, Кратер, Птолемей, Селевк, Лисимах, Кассандр, Эвмен, Антигон.
Они уже всё решили.
Всё разделили.
Он прочел свою судьбу на их лицах, на бронзовых бесстрастных лицах, и глаза в последний раз полыхнули гневом.
«Как смеете?» – вырвалось из груди, но потрескавшиеся губы даже не шевельнулись.
«Что есть смерть, Учитель?»
Они сидят на камнях, палит солнце, оливы склонили ветви, роняя тень.
Он, Гефестион, Птолемей.
Аристотель смотрит на них, белый хитон обнажает старческие руки, узловатые пальцы обхватили посох.
Аристотель серьезен, но глаза смеются, они всегда у него смеются, о чем бы ни шла речь.
«Смерть? Смерть – это Ничего. И одновременно Всё. Всё и Ничего вместе. Понимаете?»
Они машут головами: нет!
«Когда-нибудь поймете…» – смеется глазами Аристотель.
Он откидывает голову.
На самом деле лишь чуть дрогнули веки.
И улыбается.
Закрывает глаза, глядя на Всё и Ничего.
Диадохи улыбаются.
И делают шаг вперед.
Всем строем, как договорились.
Глава 2. Сулла
Одинокая фигура, ссутуленные плечи, будто и в этом нарочитый вызов знаменитой римской осанке.
Небрежно наброшенная тога, пошлейший рыжий парик, дешевейший, какие только мимы на представлениях для плебса напяливают.
Заложенные за спину руки, отвратительная беззубая ухмылка.
Каждый день.
Каждый день он выходил на Форум и брел вмиг пустеющими улицами в пугающем одиночестве.
Он издевался и унижал их всех, весь Город, весь известный Мир.
Они это знали, и он знал, что они это знают.
Он брел, небрежно шаркая и скалясь беззубым ртом, и где-то вдалеке, за его спиной, осторожно выглядывая из-за мраморных колонн Форума, шептались люди и показывали на него пальцем.
Однажды за ним уцепился мальчишка.
Смешной пацан, обычная римская нищая босота, он вприпрыжку бежал за ним всю дорогу домой, осыпая оскорблениями.
Бывший Диктатор был счастлив.
Это еще больше подчеркивало унижение, которое он каждый день швырял в лицо Сенату и римскому народу, возил им по этому лицу, словно грязной тряпкой.
Вон нищий мальчишка может себе позволить. А вы – нет.
Каждый день.
Белая фигура, отвратительный рыжий парик, шаркающая походка.
Каждый день.
Он был счастлив.
Его так и звали, Феликс.
Счастливый.
Знайте, что счастлив лишь тот, кто рожден свободным.
Свободным от колодки раба, от плетей надсмотрщика и цепей на ночь.
Счастлив лишь тот, кто рожден римским Гражданином, жителем Великого Города.
Но чтобы понять, что такое счастье, нужно родиться в самой знаменитой семье.
Корнелиев.
И вот тут уже, казалось бы, самое грандиозное счастье на свете закончилось.
Корнелии были разными.
Луций Корнелий Сулла умудрился родиться в семье нищих Корнелиев.
Настолько нищих, что дома своего не было.
В 138 году до н. э.
Отец пил.
Мать умерла практически сразу же после родов, и Сулла таскался вслед за отцом по домам любовниц родителя, мутным компаниям актрис, проституток, отребья, которое приличное римское общество и на порог-то не пускало.
Он полюбил эти компании, и римские аристократы, чье детство прошло с греческими учителями и на Марсовом Поле, воротили нос, с презрением об этом говоря.
Позже он свернет им башку.
Вместе с носом.
Денег не было.
Пара рабов, таких дряхлых, что не понять, кто за кем ухаживать должен.
Сверстники начинали карьеру, облачаясь в тоги взрослых, Сулла на выклянченные где-то копейки проводил церемонию погребения отца, умершего наконец-то и освободившего ему дорогу.
Пара странных связей, пара странных смертей, пара полученных наследств.
Хоть что-то, и хоть с чего-то можно начинать.
Позже остальных, позже, чем принято.
Огненно-рыжая шевелюра, ярко-синие глаза, белоснежная кожа.
Бычья шея, и нрав Минотавра.
Сулла начал карьеру так, как положено патрицию.
Война.
Югуртинская война.
Римлян били.
Римлян нещадно били в Нумидии, и Югурта откровенно издевался над Великим Городом, гоняя его армии по бесплодной пустыне.
Югурта знал римлян, Югурта бывал в Риме, Югурта воевал с римлянами вместе.
С Югуртой нужно было заканчивать.
Командование вытребовал себе Марий.
Гай Марий, отец легионов.
Марий был женат на Юлии, из семьи Цезарей.
И Сулла был женат на Юлии, из семьи Цезарей.
На этом сходство заканчивалось, но Сулла отправился с Марием в Африку, на свою первую войну.
Нумидия.
Ад.
Жара, бесконечный песок, вылетающая из ниоткуда кавалерия, и своя она или чужая, поймешь лишь тогда, когда слетают с коней закутанные в бурнусы всадники, или лошади гонят бешеным кругом и бесконечным дождем сыпятся дротики.
Быстрой победы не вышло.
Год, еще год.
Югурту дожимали, как загнанную в угол крысу.
И наконец его сдал тесть.
Бокх, царь Бокх.
Югурта был осторожен.
Никому не доверять, никогда не ночевать дважды в одном и том же месте.
Простая еда, чистая вода, что еще можно сделать, чтобы продлить себе жизнь?
Но тесть, тесть…
Что-то плеснулось в глазах Бокха, Югурта все понял, рука метнулась к кинжалу.
Возникший из ниоткуда центурион тяжело ударил кулаком в висок, Югурта мешком рухнул на землю, легионеры добили охрану.
Ночь, свет факелов, Сулла возникает из темноты, грубо откидывает за волосы голову Югурты, поворачивает к свету, смотрит в лицо.
«А ведь ты мог бы сдать ему меня, и все было бы наоборот!» – бросает он Бокху, и тот бледнеет.
Не час и не два Бокх думал, кого предать, римлян или Югурту, и Сулла читает на его лице, как в открытой книге.
Война закончена!
Марий командовал войсками, но Рим шепчется, что выиграл ее Сулла.
На стенах домов рисуют знаменитую сцену.
Ночь, оазис в пустыне, палатка, факелы.
Югурта на коленях, и держащий его за волосы Сулла.
Марий был в бешенстве, ревность душила его, словно наброшенная на шею удавка.
Германия.
Римляне разбиты, уничтожены при Аравсионе, и Республика еще не знала такой катастрофы.
Марий консул, Марий будет консулом семь раз, так ему предсказали, и римский закон каждый раз прогибается под бешеного старика.