Бен заскулил и забормотал что-то, умоляя Минхо отпустить его и дать ему еще один шанс, но лицо главного бегуна было совершенно бесстрастным и отчужденным.

Глядя в это неумолимое, пожалуй, страшное в своем жестоком спокойствии лицо, Томас чувствовал, как по позвоночнику бегают мурашки. Оказаться на месте Бена он бы точно не хотел.

По кивку главного старосты Алби, Минхо зашвырнул тряпичную флягу с водой за ворота, из-за которых потянуло могильным холодом. В леденящей тишине раздался долгий протяжный скрип, а затем устрашающий гул — это ворота начали сходиться.

Чувство страшной безнадежности и отчаяния проступило на лице ужаленного гривером Бена. Обернувшись к остальным, он, уже не скрывая своего страха, откровенно зарыдал, умоляя оставить его.

«Неужели ночью в лабиринте настолько опасно?» — невольно подумалось Томасу.

Он перевел взгляд на куратора бегунов. Минхо каждое утро, едва вставало солнце, отправлялся за эти ворота, чтобы исследовать лабиринт, о котором все так боялись заговорить. Он рисковал не успеть до захода солнца, но все равно снова и снова возвращался туда.

Алби ясно дал понять, что даже днем выходить из Глэйда ни в коем случае нельзя, и остальные беспрекословно выполняли это непреложное правило. Это позволялось только бегунам. Глэйдеры не особенно и горели желанием соваться в лабиринт, хотя днем, насколько понял Томас, гриверов там не было. Но Минхо, как видно, не боялся.

Лабиринт волновал Томаса с первой секунды, как только он узнал о том, что находится за пределами Глэйда. Но сейчас, глядя на незнакомого высокого корейца с замкнутым выражением лица, ему еще больше хотелось выйти за пределы Глэйда и увидеть все собственными глазами. Впервые в голову закралась мысль поговорить об этом с Минхо. Он хотел именно в его команду.

Минхо отошел в сторону, когда парни направили на Бена длинные шесты, похожие на швабру. Бен впал в истерику, поняв, что у него нет никаких шансов остаться в Приюте. В конце концов, он был вынужден убраться за ворота, и те с оглушительным грохотом сомкнулись за ним. Но еще долго в наступившем ночном сумраке слышался его леденящий кровь, полный отчаяния крик.

На следующее утро Томас проснулся раньше всех, сам не зная, что его разбудило. Он приподнялся на своем гамаке и увидел, как Ньют у самых ворот провожает Минхо и Алби. Почему-то сегодня Минхо больше не взял с собой никого. И сам Алби, хотя и не входил в команду бегунов, решил отправиться за пределы Глэйда…

Почему? Зачем? Только вопросы и ни одного ответа. Раздражение привычной волной поднялось в груди. Никто не хотел рассказать ему подробно, что же, черт возьми, происходит в этом странном месте, и Томас понял, что если хочет получить ответы на свои вопросы, ему нужно самому отправиться в этот проклятый лабиринт, в который его тянуло как магнитом.

Ему нужен Минхо, потому что только он мог убедить Ньюта и Алби разрешить взять Томаса в свою команду.

И вечером Томасу подвернулся прекрасный шанс, чтобы совершить задуманное. Даже лучше.

Они сгрудились кучкой вокруг ворот, крича и надрывая глотку, пока Минхо, один, тащил на себе из последних сил здоровенного чернокожего старосту. Вместо того, чтобы помочь ему, они орали: «Давай, Минхо, ты сможешь!»

Оглушенный криками, недоумевающий Томас тоже стоял среди ребят, напряженно следя за Минхо, который уже просто волочил Алби за руку к воротам.

— Пусть бросит его! — крикнул Галли.

— Он не сделает этого, — напряженно возразил Ньют, впившись взглядом в две одинокие фигуры. До закрывающихся ворот оставалось еще пять метров. — Они не успеют…

И Томас рванулся вперед.

— Томас, не смей! Вернись! — завопил кто-то за спиной.

Но Томас не мог оставить Минхо одного за воротами ночью. В тот момент он не задавался вопросом, почему сделал это. Может быть, если бы на месте Минхо был кто-то другой, он остался стоять и смотреть. Но теперь он никогда не узнает, так ли это, и что побудило его рвануться за ворота ночью.

С колотящимся сердцем он в самый последний миг вывалился наружу, и стены за ним с грохотом сомкнулись, отрезая его и Минхо от Глэйда на всю ночь.

— Ты псих? Считай, теперь ты покойник, — сказал Минхо с равнодушной безнадежностью в голосе.

Когда за ними выросла стена, расплющив преследовавшего их гривера и превратив его в склизкое месиво, Томас устало опустился на пол там же, где стоял. Минхо, однако, оглянулся, прислушиваясь к тому, что творится в недрах лабиринта, несколько минут стоял, напряженно вглядываясь в даль коридора, и только потом сел рядом.

Томас отметил, что кореец, хотя и выглядел таким же изможденным, как он сам, нисколько не запыхался. Он дышал почти ровно. Конечно, ведь ему каждый день приходится совершать такие рискованные забеги.

Минхо вытащил из рюкзака за спиной флягу, сделал несколько глотков, и протянул ее Томасу. Тот с благодарностью принял, жадно выпив остатки отвратительно теплой воды.

— Ну, что будем делать теперь? — спросил он, отдышавшись.

— Ждать рассвета. Потом найдем выход из этой секции, вернемся к Алби и оттащим в Глэйд.

Томас кивнул и откинулся назад, укладываясь прямо на пол. Несколько мелких камешков впивалось ему в поясницу, но он не обращал на дискомфорт никакого внимания. За эти несколько часов он вымотался так, как будто целые сутки таскал булыжники. Где-то вдалеке раздавался рев гриверов и мерный гул меняющих положение стен. По полу тянуло сквозняком, в конце коридора сгустился белесый туман.

Минхо сидел всего в нескольких шагах от него, прижав к груди колено и положив на него руку. Он бесцельно смотрел перед собой.

Томас пытался понять, о чем тот думает, но спросить не решался. В присутствии этого парня, он ощущал себя немного скованно. Это было похоже на робость перед более опытным и взрослым человеком, хотя Минхо не был намного старше него.

— Вставай, салага, нам лучше убраться на верхний ярус и затаиться. Кажется, в этой секции сейчас нет ни одного гривера, но нам не стоит сидеть здесь на самом виду, — внезапно сказал Минхо и резко встал.

Томас заставил себя подняться. Это получилось у него не так легко, как у бегуна. Кое-как с кряхтеньем перевернувшись на живот, он поднялся на четвереньки, а потом на колени. И только из этого положения смог встать — гудящие ноги отказывались его слушаться.

Минхо уже шел по коридору, и Томас поспешил догнать его. Быстрым шагом они преодолели несколько коридоров. Минхо уверенно сворачивал на поворотах, ни разу не замявшись. Томас невольно поразился тому, как можно запомнить расположение всех стен и карту секций, если лабиринт меняется каждую ночь. Наконец, они дошли до того места, откуда забраться на второй ярус было легче, и Минхо начал подъем.

Томас полз за ним по толстым побегам плюща, кое-где цепляясь за выступы, но один раз все же сорвался — мокрая от пота ладонь соскользнула с камня, и он чуть было не сверзился вниз. Но Минхо успел схватить его за запястье, дернув на себя, и этот рывок показал, насколько он, на самом деле, силен.

Они залезли в какой-то закуток, образовавшийся между плитами, достаточно просторный, чтобы вместить обоих. Вход удачно закрывали побеги плюща.

Томас без сил растянулся на полу. Минхо сидел у самого входа, но все равно, он ощущал тепло его бедра, касавшегося ноги Томаса — здесь было слишком тесно.

Наступило гнетущее молчание. Томас не знал, дремлет ли Минхо или просто сидит с открытыми глазами, тут было довольно темно. Ему хотелось задать бегуну кучу вопросов, но что-то его останавливало. Он был уверен, что Минхо не из тех, кто треплется не по делу. А даже если и по делу, нет никаких причин думать, что он вдруг захочет отвечать на его вопросы.

И пока Томас лежал и мучился, пытаясь найти, с чего начать разговор, Минхо вдруг сам заговорил:

— Ты точно псих, новичок.

— Это уже второй раз, когда ты меня так называешь, — сказал Томас. — Почему?