— Сначала за карьериста, лезущего в штаны начальству, чтобы получить повышение, или за что вы там еще согласны платить задницей. Но время шло, а ты ничего не просил. Потом я думал, что ты шпион, проверил все, что можно и нельзя, но либо тебя внедрили к нам едва ли не в пятилетнем возрасте, либо ты давал Стиву из любви к искусству. Ни на какие «секретные» бумаги, оставленные на столе, не повелся.
— Он мне.
— Что?
— Он мне давал. Из хрен его знает каких неебически секретных соображений. Чаще на столе.
Барнс с прищуром оглядел его с ног до головы и рассмеялся, удивительно напомнив при этом Роджерса. Таким, как тот был в далеком теперь крошечном помещении обрушившегося храма.
— Сейчас я его отчасти понимаю. Ты просто незамутненный наглец и мудак.
— Так точно, сэр.
— Н-да, — Барнс, видимо, хотел сказать что-то еще, но тут они оба услышали, как открылась дверь. В комнату ввалился непривычно встрепанный Роджерс, на ходу скинул с себя куртку, ботинки и растянулся на кровати рядом с Броком. Несколько раз выдохнул в подушку и, не глядя, погладил его по животу.
— Затрахали, — невнятно произнес он, и Барнс, хмыкнув, молча прикурил сигарету и протянул ему. Роджерс перевернулся на спину и жадно затянулся. — Комиссия выявила перебежчика из ЩИТа. Пирс хочет продвинуть новую программу подготовки кадров, предлагает одаренных детей чуть ли не с восьми лет помещать в интернаты и там воспитывать из них идеальных граждан. Старк изобрел очередную хрень и взорвал лабораторию. Как меня это… как мне это надоело.
— Две недели отдыха должны были пойти тебе на пользу, — насмешливо отозвался Барнс, а Брок лежал, не шевелясь, и тихо хуел. Потому что Роджерс с Барнсом никогда — ни разу за полгода — не обсуждали при нем дела. Не в таком ключе. Это значило…
Что это значило, Брок додумать не успел, потому что Роджерс загасил сигарету и одним движением оказался сверху, навалился, точно не боясь потревожить больные ноги… которые отчего-то совсем не болели, и поцеловал.
— Доброе утро, — поздоровался он.
— Вечер, — спокойно поправил его Барнс, который, похоже, никуда не собирался.
— Когда встал — тогда и утро. Как ты?
Брок не знал, что ему ответить. И как. «Хорошо, сэр?» «Разрешите идти, сэр?» «Жду ваших указаний?» Кто они друг другу?
Там, в рушащемся храме, Брок, почувствовав перемену настроения Роджерса, которую никак не мог себе объяснить, решил, что был для него расходным материалом. Кем-то, кого можно трахнуть на алтаре и получить требуемое, а потом бросить, как балласт. Потому с отчаянием умирающего много раз переступил ту черту, за которую обычно не позволял себе заходить.
Он был наглым, но не тупым. И не самоубийцей, в конце концов.
Но теперь Роджерс, притащив его в свою койку, сам нарушил все те негласные правила, которые держали на плаву их странные отношения вот уже полгода.
И что с этим делать, было пока неясно.
— Пойду к Ванде, — сказал вдруг Барнс и поднялся со своей извечной хищной грацией огромного кота. — А ты не пугай куколку, Стив. Эта восхитительная наглость ему идет.
С этими словами он вышел, а Роджерс погладил Брока по волосам. Он улыбался, и глаза у него снова были цвета майского неба. Брок еще успел подумать, что надо как-нибудь исхитриться поблагодарить Ванду за спасение, ведь это ее силы алые сполохи видел он там, в бреду. Но так, чтобы без Барнса. А то тот за свою куколку голову отвернет кому угодно.
— Если вдруг ты так ничего и не понял, я поясню, — заговорил Роджерс, отвлекая Брока от мыслей обо всех, кроме него. — Для того, чтобы получить медальон, нужно было пролить «семя любви». Любви, понимаешь? Именно поэтому я брал тебя. Потому что в себе был уверен.
Что?
Постойте-ка. Что?
— Дошло, — насмешливо наблюдая за ним, заметил Роджерс. — Это хорошо. Но ты все же не зарывайся.
Не зарываться? Да его порвут на части, как только узнают. Отравят или прикопают где-то. Он наглец, но не дурак. Он будет говорить Роджерсу «сэр» и слушаться безукоризненно.
— И я тебя, — через силу выдавил Брок.
— Я знаю, — ответил Роджерс. — Именно поэтому ты тут, а не под землей.
Р — романтик. В этом был Роджерс весь.
Брок на пробу пошевелил абсолютно целыми ногами, явно собранными в чудо-машине доктора Чо, и с намеком раздвинул их, позволяя Роджерсу оказаться между.
Зря он, что ли, так долго хотел ебли в постели? Мечты должны сбываться.
По ставшей многообещающей ухмылке Роджерса, он понял, что они таки сбудутся. Неоднократно и с удовольствием.
