- Ох… - Антиванка уже и не рада, что подняла эту тему. – Простите. Вам наверняка очень непросто.

- И все же я бы многое отдал, если бы все эти неприятности с Брешью закончились, и я бы смог вернуться в клан, - продолжает долиец, переводя взгляд на нее. – Хотя вряд ли кто-то, кроме Хранительницы, будет этому рад – теперь, наверное, меня возненавидят окончательно.

- Простите? – Леди Монтилье не сдерживает удивленного покашливания. – За что они могут ненавидеть вас, мессир Лавеллан? Вы… кажется, вы говорили, что вы Первый вашего клана. Разве это не знак уважения?

Лавеллан грустно улыбается.

- Первый – это ученик Хранителя, - объясняет он. – Тот, у кого есть магический дар. Когда Хранитель умирает, Первый занимает его место. Это не знак уважения, это… что-то вроде должности. Что же до ненависти ко мне… вы же наверняка понимаете, что долийцы не любят людей и андрастианскую Церковь. Она причинила нашему народу слишком много страданий в прошлом. Когда я интересовался историей людей, это вызывало недовольство у многих в клане: они считали, что нам подобает собирать и ценить лишь знания о своем народе. Долийцы не особенно интересуются судьбой гномов или кунари, не любят людей – и вдвойне не любят тех, кто им… хоть немного симпатизирует. Поэтому весь наш клан осмеяли на прошлом Арлатвене за то, что мы слишком миролюбиво настроены к чужакам; меня же не хотели признавать будущим Хранителем даже соклановцы. А теперь, когда меня назвали Вестником Андрасте… когда я прочнее, чем когда-либо, связан с людьми…

Жозефина изумленно качает головой, наконец понимая все.

- Вот почему вы были против того, чтобы вас называли «милордом», - говорит она. – Потому что так обращаются только к человеку…

- Вы первая, кто это понял. – Улыбка Вестника немного теплеет. – Но я уже привык, так что можете обращаться ко мне как угодно. Я ведь тоже не подумал, что для вас такое обращение привычно, неправильно расценил вашу вежливость. Извините.

- О, ничего страшного… милорд. – Антиванка сразу бросает пробный камень, но лицо Лавеллана остается безмятежным. – Я понимаю, как вам сейчас тяжело привыкать к новой жизни. Я… впрочем, неважно.

- Расскажите! – просит долиец. – Или это ваш секрет?

- Нет-нет, никакого секрета. Просто… нечто подобное со мной было, когда я занялась дипломатической работой. Это было так не похоже на мою прежнюю жизнь: новое дело, новые лица, новые цели… Впрочем, вряд ли это сравнимо с вашей ситуацией. Закрывать разрывы мне не доводилось.

Вестник смеется, неосознанно убирая с колен левую руку.

- Думаю, в этом вам повезло.

Повисает неловкая тишина. Спохватившись, леди Монтилье вооружается пером:

- Благодарю за то, что уделили мне время, милорд Лавеллан.

- Обращайтесь. И… - Поднимаясь со скамьи, он неожиданно говорит: - Уже, наверное, почти ночь. Вы наверняка устали. Отдыхайте.

Это неожиданное проявление заботы удивляет Жозефину. Лавеллану наверняка и без того есть о чем подумать, что явно устал – и все же его хватает на добрые слова. Для нее, для человека.

Может, он и правда не годится в долийцы?..

- Доброй ночи, милорд, - улыбается антиванка.

- Доброй ночи.

Когда Вестник уходит, леди Монтилье силится представить себе ту странную кочевую жизнь, о которой он говорил. Получается с трудом: Жозефина – городской житель, ее не слишком интересуют природные красоты и тем более походный быт. Пожалуй, стоит поговорить с долийцем еще раз.

Отчего-то эта мысль приносит антиванке некоторое удовлетворение.

Комментарий к Revelaciоn

Revelación - откровение (исп., он же антив.)

========== Кассандра ==========

Кассандра оглядывается по сторонам. Сельская идиллия Ферелдена, пожалуй, ей нравится. Неказистые, но прочные деревенские дома с поросшими травой крышами, спокойная озерная гладь, гомон толпы где-то неподалеку – все это странным образом успокаивает неваррку, которая за последние месяцы отвыкла видеть что-то, кроме сражений, разговоров ни о чем и скандалов на пустом месте.

- Кассандра?

Искательница недовольно оборачивается. Лавеллан смотрит на нее с немного заискивающей улыбкой. Наверное, он все еще побаивается рослую женщину, которой еле достает до подбородка.

И которая собиралась убить его при первой встрече.

- Да?

- Можно мне снять сапоги?

Кассандра вздыхает. Нет, эти долийцы неисправимы.

- Нет. Ты представляешь Инквизицию. Твой внешний вид должен вселять уверенность в других. Мы должны дать им понять, что Инквизиция сможет всех защитить.

- И… как одно связано с другим?

Неваррка морщится от недовольства, хочет начать объяснять, но Вестник примирительно поднимает ладони вверх. На левой – заметное зеленоватое пятно.

- Какова цель Инквизиции? – спрашивает долиец. Внезапный вопрос обескураживает Кассандру.

- Я думала, я достаточно понятно это объяснила.

- Закрыть Брешь, найти тех, кто ответственен за ее появление, и восстановить порядок, с чьим бы то ни было одобрением или без него, - Лавеллан последовательно загибает пальцы на правой руке. – Да, я помню. Но что мы несем жителям Тедаса? Мир или войну?

- К чему этот вопрос? – фыркает Искательница, но все же отвечает: - Мы ведем войну с демонами и теми, кто сеет хаос. Но делаем это ради того, чтобы воцарился мир.

- Итак, - кивает Вестник, - наша главная цель – мир. Но при этом мы почему-то демонстрируем только грубую силу и самоуверенность. Правильно ли это?

Они уже подошли к лагерю Инквизиции, и их слышат солдаты. Слышат и удивленно хлопают глазами, но удерживаются от перешептываний. Все-таки Каллен хорошо их вымуштровал.

- А еще мы демонстрируем то, что можем прокормить и защитить тех, кто нам поможет, - прибавляет Кассандра, втягиваясь в спор. – Это, по-твоему, тоже угроза?

- Нет, это правильно. Но нельзя приманить галлу даже самыми ласковыми словами, если при этом кричать и потрясать кулаком.

Солдаты смотрят на Лавеллана со смесью благоговения и недоумения: смысл его слов им совершенно не понятен, но умиротворенный тон их гипнотизирует. Долиец же как ни в чем не бывало отдает собранные растения местному травнику, садится на пенек и продолжает, обращаясь к Кассандре:

- Вы с командиром Калленом очень похожи. Вы думаете, что, если другие увидят воина, они воодушевятся, схватятся за оружие и помчатся в бой. Но селянам ведом страх. Они боятся не только демонов и страшной дыры в Завесе – они боятся еще и солдат с оружием: солдаты не хуже демонов могут жечь деревни и убивать жителей. Если я буду ходить и размахивать Меткой, как дурак, ферелденцы просто разбегутся в ужасе, и будут правы. Нельзя все время демонстрировать силу: одних это испугает, других озлобит. Да, мы должны сражаться – но лишь когда это необходимо. В первую очередь нам стоит показать всем, что мы никому не враг, мы такие же живые создания – и что мы способны не только убивать демонов, но и помочь кому-то в нужде. Здесь чудеса творит не демонстрация всемогущества, а наоборот – демонстрация того, что такие же люди, эльфы и гномы готовы им помочь. Мы должны не внушить им благоговейный страх, а дать надежду.

Во время этой тирады Вестник снимает сапоги и прячет босые ступни в траве – все с тем же невозмутимым видом.

- А ты упрям, - признает Искательница, коротко усмехнувшись. – Только как со всем этим связана твоя нелюбовь к сапогам?

- Да никак, в общем-то, - пожимает плечами Лавеллан. – Просто ногам жарко стало. Ну и еще хотелось уточнить твою точку зрения по поводу целей Инквизиции. Я рад, что мы сходимся во мнениях по этому вопросу.

И спора как не бывало, и Кассандра недоумевает, на что она была так сердита несколько минут назад. Все исчезло как по волшебству. Долиец, должно быть, могущественный и опаснейший отступник, думает неваррка – и смеется.

- Где ты научился так говорить? Неужели у Жозефины?

- Меня всему учила Хранительница Дешанна. Она всегда понимала суть Вир Атиш’ан. Может, это Жозефина почерпнула мудрость Силейз у нашего народа?..