Руну кивнул.
– И еще, – Хуто подумал. – Вдвоем мы не справимся. Вождь должен дать нам в помощь одного из своих воинов, который бы знал местные леса и степи.
Руну оглядел внимательно своих приближенных и заговорил с ними на своем наречье. Те потупили взоры и молчали.
Хуто подошел к бледному Амени. Того все еще мутило.
– Ты чего? Ни разу не видел растерзанных людей?
– Нет, – признался юноша. – Одно дело видеть разделанного зайца, – совсем другое дело, развороченного человека.
– Могу тебя понять, – покачал головой Хуто. – А если еще представишь, что из тебя зверь сделает такую же кучу рваной плоти вперемешку с костями – кровь стынет.
– Ты понимаешь их язык? Нам помогут? – спросил Амени.
– Перед тобой бесстрашные воины, которые, не задумываясь, бросятся в бой на противника в десять раз сильнее. Единственное, чего они бояться, так это – духов. Страх перед злыми божествами превращает сильных мужчин в испуганных детей.
Тем временем Руну перешел на крик. Воины попадали на колени, но продолжали молчать, не смея поднять глаза. Вождь вздохнул и обратился к Хуто:
– Я не могу никого заставить. Если даже прикажу содрать с них живых кожу, они не пойдут с тобой.
– Уважаемый вождь, – тактично возразил Хуто. – Мы не сможем выследить зверя, не зная местных троп. Мы заблудимся и погибнем. Пусть мужество проснется в твоих воинах. Пусть вспомнят, что они – мужчины.
– Хорошо! Я вождь! Я вынесу мудрое решение. Мой брат Хеви, да будет он жить вечно, не пожалел для спасения моего народа собственного сына, и я приношу в жертву своего старшего отпрыска. Паитси! – крикнул он. – Встань! Ты пойдешь с избранными. Такова воля Бога Дедуна.
Из толпы коленопреклоненных воинов поднялся стройный сильный юноша, лет шестнадцати. На лице его застыл ужас. Большие губы тряслись. Все остальные посмотрели с сочувствием на него и отшатнулись в стороны, как от прокаженного.
– Таково мое решение! – тяжело выдохнул Руну и приказал нести его обратно во дворец.
Все разошлись. Растерзанные трупы завернули в циновки и убрали. На площади остались только Хуто, Амени, и Паитси. Сын вождя, стуча зубами, произнес:
– Надо подготовиться к смерти.
– Вообще-то, мы пришли сюда охотиться, а не умирать, – спокойно возразил Хуто.
– Сехемет нас всех убьет, разорвет на части и съест наши печени, – ныл здоровый воин.
– Если хочешь, чтоб съели твою печень – готовься, а мы собираемся убить этого льва. Перед тобой стоит избранный, которому Сехемет не может причинить никакого вреда.
– Я? – начал приходить в себя Амени.
– Так сказал шаман, – Хуто вымученно улыбнулся. – Ну, хватит дрожать. Вы станете героями. Про вас будут слагать легенды. Поставят стелу в вашу честь.
– Хуто, – Амени никак не мог отвести взгляд от бурых пятен крови на земле, что остались после трупов, – а ты сам-то веришь, что мы победим?
Хуто взял юношу за подбородок и заставил смотреть ему прямо в глаза.
– Если сомневаешься, то лучше возвращайся домой. Твой самый опасный враг – это ты сам. Я в одиночку ходил на взрослых львов, свирепых бегемотов и всегда выходил победителем, но когда страх посещал мое Ба, я отказывался от охоты и ловил рыбу.
– Но мне нельзя отказаться.
– Тогда убей в себе страх, иначе он убьет тебя. Собери все свои силы. Наконец, попроси Йота помочь тебе.
4
Всю ночь Амени мучили кошмары. Ему снилось, что он срывается в бездонную пропасть; на него набрасываться гиены с окровавленными мордами; жалят змеи; огромные скорпионы так и норовят вцепиться клешнями в ногу; он тонул в реке, пытаясь уплыть от зубов голодного крокодила. Амени вздрагивал и просыпался, но с облегчением осознавал, что находится все в той же узенькой комнатушке, которую охотникам отвели во дворце. Успокаивался: всего лишь привиделось. Он долго бессмысленно смотрел в темный грязный потолок и опять забывался неспокойным сном. Чадил масленый светильник, распространяя противный запах горелого жира. Но скупой язычок пламени хоть немного разгонял давивший мрак. Жутковато было спать в этой грязной мрачной комнатке с облезлыми выцветшими росписями на стенах. В углах дрожала паутина от сквозняка. Блохи, то и дело, покусали ноги.
Хуто не появлялся. Его жесткая лежанка из высушенных листьев камыша оставалось пустой. Охотник беседовал во дворе с шаманом и с воинами. Потрескивал костер. Маджаи переговаривались вполголоса, рассевшись вокруг огня.
Дневная жара сменилась ночной прохладой, как обычно бывает в пустыне. Амени начинал зябнуть. От холода не спасала даже грубая шерстяная накидка. Он поднялся с ложа, вышел во двор и поймал большую сторожевую собаку. Не обращая внимание на то, что собака жалобно скулила и огрызалась, Амени затащил ее в комнату и уложил рядом с собой на лежанку. Чтобы не убежала, он привязал ее веревкой за шею, другой конец обмотал вокруг руки. От собаки несносно воняло псиной. Но и это можно стерпеть, лишь бы не мерзнуть. Немного согревшись, юноша заснул.
– Вставай! – услышал Амени оклик Хуто. – отпусти свою подругу. Она проголодалась.
Амени, еще не совсем придя в себя, вскочил на ноги. Собака, освободившись от привязи, бросилась стремглав из комнаты.
– Ты совсем не спал? – удивился Амени свежему лицу Хуто.
– Я могу несколько дней не спать. Хороший охотник должен уметь подавлять в себе слабости.
Слуга принес молока и хлеба. Молоко оказалось козьим, очень жирным и неприятно пахло. В хлебных лепешках грубого помола попадалась шелуха. Амени исколол язык. Перекусив, охотники вышли в унылый, залитый солнечным светом двор крепости. Хуто куском угля принялся рисовать на стене контур какое-то животное.
– Это лев, – объяснил он.
– Больше похож на гиппопотама, – усмехнулся Амени.
– Я не рисовальщик, – недовольно огрызнулся охотник. – Смотри сюда. – Он ткнул палкой выше нарисованной передней ноги. – Здесь у зверя сердце. Если копьем пробить грудину, то его можно сразить наповал.
– Надо подкрасться сбоку, – сообразил Амени, – Зверь не должен успеть повернуться.
– Правильно! – Похвалил Хуто. – Ты должен проткнуть ему сердце.
– Но как мне удастся подойти к нему незаметно?
– Я его буду отвлекать. Зверь пойдет на меня. Тебе надо спрятаться и сидеть тихо, затем внезапно выскочить из засады и нанести удар. Но если ты не попадешь в сердце, у льва хватит сил сначала разорвать тебя, а потом и меня. Раненый зверь очень опасен. Если он чувствует близкую смерть, у него пропадает всякий страх, остается только ярость.
Вождь Руну прислал по просьбе Хуто двоих слуг. На них накинули шкуру льва. Один изображал переднюю часть животного: голову и грудь, другой, согнувшись, – заднюю. Сбоку, там, где должно находиться сердце зверя, прицепили щит, потому как Амени должен был отрабатывать удар. Юноша прятался за камнями, а Хуто отступал перед мнимым зверем, как бы, заманивая его. Амени выскакивал и палкой бил в щит, как копьем.
– Слабо! – ругал его охотник. – Так наконечник застрянет в ребрах. Когда колешь, подсядь. Бей всем телом. Сил у тебя много, а бьешь, как будто муху хочешь прихлопнуть.
– Но я могу поранить слугу, – несмело оправдывался Амени.
– Перед тобой лев, а не слуга. Ты должен ударить так, чтобы он свалились.
– Хорошо.
В следующий раз от удара передняя часть льва полетела на землю, охая и ахая.
– Так? – спросил Амени.
– Не так, – недовольно ворчал охотник. – Куда ты высовываешься раньше времени? Ты должен лежать за камнями и слушать шаги.
– Не топай! – опять злился Хуто. – Беги на носочках. Глубже подсидай, когда колешь.
Занятия продолжались целый день. Невдалеке собрались воины и внимательно, молча следили за упражнениями охотников. Никто не отпускал в их сторону шутки или советы. Все глядели хмуро, немного с жалостью, как на обреченных.
В полдень, слегка перекусив овощами и сыром, Хуто принялся обучать Амени снова. Он показывал ему специальные знаки, принятые у охотников. Учил слушать и внимательно смотреть не мигая, замирать и не двигаться долгое время в любой неудобной позе.