Более семидесяти процентов Байонеля было разрушено. Раненых доставляли в соседнее поселение, где разбили лагерь для пострадавших жителей. Каждый день под завалами находили кого-то ещё, будь то истерзанные жертвы катастрофы или изуродованные тела, сгружали их в повозки и везли долой от погибшего города. Всё действо превратилось в растянувшиеся похороны с морем стенаний и воплями горя. Никогда ещё мне не доводилось видеть в одном месте столько поломанных, обожжённых, порезанных, побитых людей. Врачеватели не знали отдыха, волочась от койки к койке. Они совсем не походили на описанные в летописях образы порхавших спасителей жизней, одним прикосновением снимавших боль: эти люди были разбитыми и уставшими, хотя изо всех сил пытались скрыть своё состояние от невыносимо страдавших калек. Разбитые головы и вывихнутые конечности, пожалуй, казались теперь чем-то лёгким и непродолжительным, и о людях с подобными повреждениями говорили: «Счастливый сверчок, не все лапки отбросил».
Мне с моим неопасным сотрясением и шоком становилось стыдно занимать койку в импровизированном госпитале. Но когда на второй день я заговорила об этом с Рандареллом, он заверил меня, что безответственно отпускать людей, если нет стопроцентной уверенности в их выздоровлении.
- Мало ли какие отклонения проявятся позже. Ты можешь уйти, а на следующий день тебя хватит удар, - говорил он тоном профессора.
- Глупость! У меня нет повреждений внутренних органов и переломанных костей. По меркам существующих травм, я бессовестно валяюсь в постели, когда мне полагается освободить место для человека, который пострадал гораздо сильнее меня.
- Об этом не волнуйся. Мест хватает.
Тут молодой служитель не лгал. Выживших оказалось немного. Кто по счастливому стечению обстоятельств избежал участия в недавнем кошмаре, который занесут в хроники Королевства, или мог самостоятельно стоять на ногах, либо уехали к родственникам в другие города, либо временно поселились у добросердечных соседей. Нашлись чудаки, что, как верные псы, приползли обратно к руинам и забились в уголок, требуя, чтобы их не трогали. Полагаю, такие личности просто потеряли рассудок после случившегося.
Погибших насчитывали больше, чем раненых, но и последние продолжали уходить в лучший мир буквально каждый день. Не всех удавалось спасти. Именно в такие моменты помощь опытных врачевателей, особенно среди образованных церковников, была как никогда важна. Lux Veritatis не поскупился и направил выдающихся целителей ордена. По слухам, они могли, обращаясь к благодати Терпящей, сращивать разорванные связки в течение нескольких часов. Но даже этого зачастую было не достаточно.
Рандарелл был молодым и не таким сведущим в целительной магии, как его старшие коллеги, но тоже старался изо всех сил принести пользу. Он, как трудолюбивая наседка, метался от «гнезда» к «гнезду», хлопоча над страждущими. Оттого юноша знал так много забавных и не очень историй, которыми в последствие делился со мной. Я предложила ему любую поддержку, на которую была способна. Не знаю, инструменты носить, бинты подавать… Хоть что-то, лишь бы быть полезной… нет, не людям. Хотя мне и становилось не по себе, когда я видела страшные повреждения несчастных, в первую очередь хотелось быть полезной Рандареллу. Это желание, очевидно, было вызвано чувством долга: ведь парень так часто помогал мне, а я мало чем могла отплатить ему. Да и заниматься общим благородным делом с единственным другом воодушевляет куда сильнее, чем бесцельное рассматривание невзрачных стен. Мы бы вместе облегчали боль раненых, и это излечило бы мою меланхолию, которая в тесноте и скуке лишь усиливалась. Но Рандарелл будто не видел этого и продолжал настаивать на постельном режиме.
- В этой унылой палатке, пропахшей лекарствами и слезами, мне сложнее бороться с тяготами, - говорила я другу и сама удивлялась, насколько жалобно звучал мой голос.
- Я попрошу, чтобы оставляли щёлочку. Так помещение будет проветриваться, и…
- Нет, я не об этом. Ты беспокоишься о моём физическом здоровье. Но тяжело у меня на сердце.
Парень не был дурачком и понимал, что терзало меня. Не совсем так, как это было нужно, но достаточно, чтобы, будучи наведённым на тему, самому начать разговор, на который я пару дней не могла решиться.
- Это из-за отца? – Рандарелл дождался утвердительного кивка и продолжил, возбуждённо жестикулируя. – Ты говорила, что твой отец пропал без вести. Неужели он отыскался? Это ты нашла его, или он тебя?
- Он прислал мне весточку. Не спрашивай, как, всё очень сложно… Он захотел встретиться, но, когда я прибыла в город…
Вот эти горькие слова, которые необходимо выдавить из себя! Они жгли изнутри, причиняя мне неудобства и нагоняя злость. От всех смертоносных и напряжённых моментов, что я перенесла в Байонеле, остались расплывчатые впечатления, но чувство обиды на вопиющую несправедливость отпечаталось на душе с особой силой. Не знаю, виноват был Сайтроми, что всё так получилось, или Lux Veritatis, служители которого так не вовремя нарисовались в опасной близости от него, или какие-то неведомые мне факторы, без которых узреть картину в истинном свете не представлялось возможным, но… Последствия этого затронули и меня. Нет, даже хуже: они чуть не убили меня! А теперь я вновь брошена с мыслями, что бы произошло, сложись всё иначе. Нет, всё же главным виновником, как бы ни хотелось оправдать его, оказывался Сайтроми. Я пришла в Байонель из-за отца, и это факт, который невозможно оспорить. Потом была брошена из-за прихоти Короля, который внезапно переменил планы. И, наконец, едва не погибла тоже из-за него.
- Ну, есть вероятность, что он спасся, - старался утешить меня Рандарелл. – Нужно подождать пару дней. Вдруг он тоже думает, что ты погибла, или ищет тебя…
Похожие слова я слышала от настоятельницы Катрии: потерпеть, пока не появятся хоть какие-то вести, надеяться на лучшее, возможно, не погиб… Теперь мне не нужны были неуверенные попытки обнадёжить, потому что я знала о судьбе Сайтроми. И оттого эта неуклюжая улыбка друга, строгие нотки в голосе, которым он приказывал набраться оптимизма и верить, раздражали ещё больше. Потому что он не заслужил даже воспоминания о себе после того, что я пережила в Байонеле.
- Я сержусь на него и не могу ничего поделать с собой.
- Что ты, Умфи? – Рандарелл вскинул брови. – Он же не знал, что именно в этом городе случится трагедия! Твой отец ни в чём не виноват.
Ох, ну как объяснить ему, что виноват, не рассказывая всей правды? Никак, в том то и дело. Я посмотрела на сосредоточенное лицо парня, в его чуть расширившиеся от удивления глаза, на покусанные губы и задалась вопросом, сколько ещё смогу скрывать от него тайну происхождения. Поведать её прямо сейчас, пока момент располагает, или ещё раз всё обдумать и взвесить в одиночестве?
- Нет, даже не думай дуться! – неожиданно жёстко велел Рандарелл, придвигаясь ко мне. – Если твой отец жив, он достоин большего, чем разочарованной в нём дочери! Только подумай, как радостно будет воссоединиться с ним! Я не имею даже такой крохотной надежды, потому что мои родители окончательно мертвы. Но у тебя есть надежда, а ты вместо этого предаёшься глупой злости?
Что-то во взгляде юноши изменилось после упоминания погибшей семьи, и мне стало стыдно за свою жалобу. Молодой служитель любил сестру и родителей, которых он никогда не увидит, поэтому с моей стороны было бессердечно изливать недовольство и обиды по поводу того, как нехорошо поступил мой отец. Спорить с Рандареллом означало осквернить дух семейных отношений.
- Да, ты прав. Я просто расстроена. Наверное, сама не знаю, почему именно, и придумываю несуществующие причины.
Напряжение между нами спало, и парень вновь стал бойким рассказчиком смешных историй, призванных заразить меня весёлым настроением.
На третий день я всё же добилась того, чтобы меня переселили в палатку к добровольцам-помощникам. Медицина не являлась моим коньком, но для того, чтобы менять воду в тазах и придерживать больных на операционных столах, знания её секретов не требовалось. Снаружи палатки ощущение страданий лишь усилилось, но теперь, когда меня вовлекло в рабочую рутину, атмосфера смерти не так сильно давила. Действия освежали, а вовлечённость в процесс и усталость попросту не позволяли отвлекаться на негативные мысли. Я начинала постигать на собственном опыте пользу трудотерапии.
