- Нет, - Саратох улыбнулся краешком губ. – Но вам не кажется, что это не совсем прилично – решать судьбу человека за его спиной? Мы же не характеристики товара обговариваем, правда?
Его предложение вызвало одобрительную реакцию. Эти люди не устояли бы перед возможностью поговорить со способным ребёнком, но нужно было сделать это сейчас, пока никто из лидеров не принялся предъявлять права на умения мальчика. Саратох мысленно прикинул, какие ордены могут оказаться заинтересованы в нём. В Риндожи были далеки от понимания ценности Зрячих. Для них значение имели сильные юнцы, из которых возможно вырастить крепких воинов. Тармено и Харатено едва ли будут настаивать, даже с учётом потери большого количества служителей. Они сейчас слишком разбиты и погружены в собственные проблемы, чтобы принимать серьёзное участие в спорах. Лидер Апрогси нацепил маску погружённого в меланхолию мудреца, которого мирские заботы не касались. Но верить этому образу было нельзя, а потому Саратох не спешил утверждать, что на уме у его знакомого, а также не знал, как отреагируют главы Альели, Шигаттэ и Бурут. На-Ла невольно раскрыли страстное желание забрать ребёнка себе, да и старейшины Лангзама как будто воспарили, как если бы их, наконец, поместили в угодную для них среду.
- Пригласите мальчика, - выразил всеобщее желание один из старейшин Риндожи. – Не напрасно ведь он проделал этот утомительный путь.
Гаррел Лонденол едва сдерживал клокотавшее в груди волнение, пока ожидал приглашения в коридоре. Он не мог поверить, что вскоре увидит их, великих людей, вершивших судьбы человеческого рода. В представлении мальчика эти личности стояли высоко, невообразимо высоко, на светящихся пьедесталах, возведённых своей верой и настойчивостью! Коронованные самой Терпящей, они были опорой духовного мира, которым позволялось всё: натягивать струны, рвать их, выбрасывать отсыревшие и ослаблять или усиливать старые. И это ради того, чтобы мир окончательно не раскололся на части. Гаррел восхищался старейшинами. И боялся, что они прожгут его грудь одним взглядом.
Господин Лонденол сидел в паре шагов от метавшегося из стороны в сторону сына. Мужчина не поднимал головы и смотрел в пол. Его некогда пышные пшеничные усы превратились в две невзрачные полоски: переживания и нервные срывы привели к тому, что он собственноручно выдрал огромные клоки. Отец Гаррела чувствовал себя так, как будто его мысли похитил злодей какой-нибудь сказки. Гибель Ненс потрясла господина Лонденола, который так и не смог смириться, что его любимые женщины постоянно умирали. Сначала обожаемая мать, затем жена, в которой он души не чаял, а теперь и невеста…
«А если проблема в Гарреле? – с ужасом думал несчастный отец. – Вдруг демоны цепляются к нашей семье, потому что у него есть какие-то способности? Нет, это глупость! Я не могу винить сына…»
Он не желал думать об этом. И попросту не мог, потому как его мысли будто замерзали каждый раз, когда мужчина силился осознать, что и в какой момент пошло не так.
- Не волнуйся, отец, - глядя на осунувшееся лицо господина Лонденола, уверенно произнёс Гаррел. – Я отомщу за смерть госпожи Ненс. Уверен, мои таланты послужат во благо. Старейшины услышат мою историю и примут меня в орден.
- Ты хочешь… в Lux Veritatis? – вскинул брови мужчина. Гаррел никогда не проявлял интереса к религии. Как и сам господин Лонденол, мальчик воспитывался в среде полного безразличия к вере в Терпящую. Да, Её существование не отрицалось, но в их семье было не принято поклоняться абстрактной силе, которая где-то там, далеко-далеко, с которой нельзя лично повидаться и обсудить состояние дел в мире. Та, что не удосуживается спуститься к своим детищам, не заслуживает такой слепой и безоговорочной любви, которую навязывала Церковь. И вдруг его малыш заявляет, что желает вступить в орден…
- Хочу, - твёрдо сказал Гаррел. – У меня нет выбора. Мои таланты не должны пропасть, а эти великие люди, несомненно, захотят преумножить могущество человечества за счёт меня.
Эти слова неприятно полоснули мужчину своей циничностью и… правдивостью.
- К тому же, после встречи с демонами я просто… не могу… - мальчик сбился и сглотнул. – Я вижу этих уродцев даже во сне. А когда закрываю глаза, всплывает картина того дня… и испуганное лицо госпожи Ненс. Я просто не могу жить по-прежнему, понимаешь?
Господин Лонденол машинально закивал. Если уж ему, взрослому мужчине, снились кошмары, то какого же было его тринадцатилетнему мальчику? Он не хотел представлять, что тот пережил, потому что тогда ему невольно пришлось бы проникнуться страданиями сына, в то время как ему и своих было предостаточно.
- Но ты не беспокойся, - спешил утешить его Гаррел. – Я буду очень стараться и не опозорю нашу семью. Я сделаю всё, чтобы мама могла гордиться мной.
У господина Лонденола невольно навернули слёзы. Даже в столь трудную минуту мальчик не переставал держаться за идеал матери. Возможно, именно поэтому Гаррел оставался таким сильным и целостным. Хотелось бы мужчине держать в себе такую же путеводную звезду, которая вывела бы его из этой кромешной мглы.
========== Глава 15.2 Зубная боль ==========
Интересно, сколько мне на самом деле лет? Двадцать шесть? Двадцать восемь? Или, в действительности, уже пошёл четвёртый десяток? Ребёнок ведь не может считать в раннем возрасте, за него это делают родители. Но мой отец либо сам не знал, с какой цифры начинать, либо банально не тратил на эти пустяки время. Бессмертные, зачем им подсчёт лет? Они попросту не заводили подобной привычки, даже когда речь заходила не о них, а о возрасте собственных детей.
Но внешне я… сколько бы дали, глядя на мою девичью фигурку? Пятнадцать, в лучшем случае, шестнадцать. Мечта стареющих ветрениц, желающих вечно оставаться молодыми. Мне, правда, говорили, что у меня взрослый взгляд, будто я прожила несколько жизней и помнила все печали и разочарования, что в них были. Не удивительно…
Зато Рандарелл не страдал от таких противоречий между настоящим и видимым возрастом. Ему было восемнадцать – он выглядел на восемнадцать. Всё в его облике вытянулось вместе с парнем с момента нашей последней встречи. Растрёпанные светлые волосы ещё сильнее топорщились в разные стороны, точно их хозяин не знавал расчёски. Серый оттенок глаз стал глубже, насыщенней. Они впитали в себя мудрость прожитых лет. Даже подпаленные ресницы как будто немного подросли, но тут, скорее всего, имел место быть обман зрения. Сам Рандарелл вымахал на пару голов, впечатляя завистливых карликов. Его мальчишеская несуразность куда-то улетучилась, оставив о себе смутные воспоминания. Фигура парня стала более слаженной, пропорционально правильной. У меня не возникало чувства, словно передо мной другой человек, я всё так же видела своего друга. Но теперь он был лучше, совершенней и, определённо, привлекательней.
Это замечала не только я. Городские девчонки бросали на юношу любопытствующие взгляды, а иногда начинали перешёптываться. Когда я сообщала эту подробность Рандареллу, он безудержно хохотал и тут же задавал какой-нибудь вопрос о моей жизни. И не поймёшь, пытался ли он замять смущавшую тему или действительно интересовался в этот момент лишь тем, о чём думала его подруга.
- Недавно из-под обломков достали кошку и пятерых котят! – рассказывал молодой служитель. Он всегда докладывал лишь о приятных или забавных случаях, коих оказывалось совсем мало. Сверкающие песчинки в океане скорби. – А помнишь того курносого старичка с проплешиной на затылке? Он прошедшим утром завалился в чужой шатёр и едва не отхватил лишнее пускание крови. Видела бы ты его лицо, когда он выскочил оттуда, словно бесом укушенный!
А потом Рандарелл исчезал, а вместе с ним уходило ощущение полноты жизни, и мир становился тусклым и неприветливым. Стены давили с непреходящей назойливостью, а стоны где-то в стороне воспаляли грустные воспоминания и навевали хандру. Здесь и сейчас казалось, будто содрогается и плачет сама земля, но в сознании билась мысль, что нужно просто выйти за пределы этого пузыря трагедии, и солнце засияет вновь. Но уйти отсюда означало вновь потерять Рандарелла.
