- Ты, правда, сильно любила его?

- Отстань, - простонала я, обнаружив, что всё ещё плакала на полу в зале, а Сайтроми почему-то не ушёл.

- Так ты точно лишишься глаза, - на макушку мне опустилась непомерная ладонь. - Мало тебе дыры в груди, ты хочешь освободить ту, что в черепе?

Я оторвала голову от пола и взглянула на присевшего рядом отца, заметив, что левый глаз, в самом деле, стал хуже видеть.

(1)Метафоричное выражение. Означает, что всё очень плохо.

========== Глава 33 ==========

Глава 33.1

Жил да был толмач-богач

Если истории не забыты, их пересказывают детям детей, переносят через поколения. Если же истории забываются, они всё равно где-то хранятся: в умах ли старожилов или на древних бумажках. Иногда они обретают новую форму, но суть остаётся прежней.

Существовала одна притча, разбитая на куски, чьё значение неоценимо и, к сожалению, недооценено. Мораль уникальна и не перерождалась более никогда ни в одной последующей истории. И всё же притча была забыта. Потеряна, хотя и сохранена, отвергнута, хотя и притягивала к себе пытливые умы. Одним из которых и был толмач-богач, мечтавший открыть миру драгоценность сказки.

Толмач был богачом не потому, что обладал материальными благами. Он был обогащён знаниями и широким взглядом, оттого сумел расшифровать послание странной истории. Многое в ней казалось ему очевидным.

Если любое существование - это прогулка в бесконечности, то ясно, почему души неизбежно возвращаются в Лес. Да они никогда его и не покидают. Круговорот пыли, из которой складывается живое существо: сначала пыль становится белкой, в другой раз дятлом, а когда-нибудь - и блуждающим путником. И сколько бы он ни шёл на север, или на юг, или на восток, или на запад, не видать края рядам деревьев. Смерть ждёт путника, но в действительности это не конец. У бесконечности нет конца, и новый заход близок.

Обычно обитатели Леса не могли взглянуть на себя со стороны, окружённые слишком непроходимыми деревьями. Толмач отлично понимал это, будучи сам жителем Леса. Вот уж в самом деле богатая душа! Зрел в корень, сидя даже не на верхушке ствола.

Долго недоумевал толмач, отчего Лес изображён в притче в столь мрачных тонах. Не может же быть, чтобы сама суть мироздания пропиталась гнётом и страданиями, а весь процесс перерождения был задуман исключительно для пыток. Ломал голову толмач. Если бы притча писалась от лиц тех, кто никогда не входил в Лес, тёмные тона повествования передавали бы не саму картину, а негативное отношение сторонних наблюдателей. Они презирали Лес, потому что он никогда не был их домом. Нет, их тюрьмой. Он не принимал их свободные от перерождения души. Да только притча писалась не от их лица. Слишком много в ней было противоречивых мыслей по поводу как обитателей Леса, так и тех, кто не мог войти в него. Кто же создал её? Возможно, она правилась и изменялась сторонниками разных верований?

Персонажи в притче - не личности, а собирательные образы, воплощения множеств. Оттого девочка не может быть кем-то конкретным, не способна олицетворять человека, Спустившегося или Терпящую. Она Сама вне Леса, за завесой неизвестности. Она посадила его, но войти в порождённое царство не желала, так как у Неё имелась своя бесконечность.

Девочка слепа, как и любое создание в мире, что мечется в поисках смысла жизни. Что до Ворона, то тут даже богатства толмача не хватило бы, чтобы объяснить глубину образа. Возможно, небывалая птица олицетворяла законы, управлявшие самой жизнью. Эти законы не дают живым существам выйти за пределы собственной смертности, регулируют круговорот перерождений. Они мудры и бесконечно сложны, чтобы слепые проходимцы когда-либо постигали их. Оттого всезнающий, но скептичный Ворон в притче выглядит таким загадочным. Вот бы девочке остановиться в своих попытках побега и обратить внимание на птицу, поговорить с ней подольше. Этот Ворон, очевидно, так важен… Уж толмач не сомневался в его эпохальности, да девочка в притче бежала себе дальше; игнорировала золотой ключик, сидевший на ветке, и искала выход там, где его не создавали.

Однако для бесчувственных законов мироздания птица излишне сострадательна. На любой минуте Ворон предлагает путнице на выбор предметы, нужные для выхода из Леса. Они кажутся бессмысленными, и вроде бы так и есть. Но лишь на первый взгляд. Об этом толмач рад упомянуть позже. Предметы всегда одни и те же, что примечательно: ключ, карта, лук со стрелами, монета, лампа и котомка с едой. Девочка берёт одну вещь за раз. Почему нельзя сразу все? В этом что-то есть, какой-то смысл, но толмача уже несёт дальше по страницам притчи. Путница пробует каждый предмет, однако никогда, ни разу не пользуется ими верно. По назначению - да, но неверно. Цель девочки совпадает с назначением вещей, да связать напрямую инструмент с результатом заблудшая душа не способна.

С каждой минутой реакция птицы меняется. Этого не заметить, если пропускать кажущееся одинаковым начало притчи. На первой минуте Ворон смотрит на девочку со скукой. На второй - с равнодушием. На третьей - с удивлением. На четвёртой - с тревогой, ведь путница, похоже, всё ближе к выходу из Леса. На пятой - с раздражением. А на шестой Ворон вообще не смотрит на девочку. Толмач приходит к выводу, что в какой-то момент потуги очередной заблудшей души привлекают птицу, заинтриговывают. Возможно, Ворон всегда ждёт, что у кого-то на самом деле получится выбраться из Леса. Однако на определённой минуте - пятой вроде бы - он видит, что всё опять идёт по кругу, и теряет интерес.

Тут толмач не поскупится разобрать особенности предметов. Почему монета, почему котомка? Почему лук и лампа? Зачем ключ и карта? Для красного ли словца, для лиричности ли притчи были избраны именно эти символы? Так ли случаен их облик? И всё же прежде толмач должен объяснить уникальность этих вещей.

Для читателя любого возраста, пола, верования и сословия не составит труда представить себе столь обыкновенные предметы, как шесть даров Ворона. Ну кто не держал в руках монету, не отпирал дверь ключом, не брал в дорогу котомку с едой? Однако уважаемый читатель упускает из виду, что эти предметы сколь угодно обыкновенны для любого места, кроме Леса. В таком Лесу, каким его изображает притча, этих вещей быть не должно. Напоминание ли это того, что за пределами Леса что-то есть? Или напоминание о тех, кого нет в Лесу? Ведь эти дары Ворона, в действительности, тоже являются олицетворениями, только уже конкретных личностей. Тех, что применили эти предметы для выхода из Леса. Каждому досталось по одному, и никто не сумел повторить дорогу предшественника, но избрал свою собственную. Оттого девочка никогда не покинет Лес с помощью уже использованных аватаров. Ей нужно создать собственный.

Церковники и рьяные последователи Терпящей обезобразили мораль. Приписали свою искажённую идею, которая не учит, а удерживает в рамках. Они превратили предметы на страницах своих сборников сказок в бесполезный хлам, который с самого начала не помогает девочке в Лесу. И зачем ей вообще искать выход? Еретичка и неблагодарная глупышка, не видит, что Лес - её дом? К чему она стремится - к погибели? К превращению в чудовище? Так они и рассуждают, но толмач с ними не согласен. Нет ничего зазорного в стремлениях человека выйти за пределы смертности. Все боятся того, что их ждёт вне Леса, но в его пределах ещё страшнее. Не каждый готов смириться.

Правда в том, что дары Ворона не олицетворяют грехи, как верят перелопатившие мораль личности. Исключительно персон. Монета - Сайтроми (такая же мудрёная для Леса вещь). Ключ - Сат’Узунд (толмач верит, что это из-за отворённого окна в будущее). Лук со стрелами - Цехтуу (открытый бой со страхами; агрессия). Карта - Хатпрос (поиск лёгкого пути). Котомка с едой - Цеткрохъев (дальновидность). Лампа - Хат’ндо (тут толмач теряется и отдаёт деталь на откуп более богатым чтецам). Притча - не легенда и не летопись, так что считать её правдивой не стоит. Однако толмач не исключает того, что эта шестёрка могла как родиться вне Леса, и тогда эти предметы - литературная выдумка, красивая и толковая; а могла изначально существовать внутри Леса, но потом выйти из него. Никто не знает, кроме самих персон, право они теперь никуда не денутся.