Тяжело представить, но среди Шести есть тот, кто ничего не чувствует к Терпящей. Ни гнева, ни смирения, ни обиды, ни любопытства, ни азарта поиска… Ничего этого нет в душе Хат’ндо. Когда его спрашивают о Матери, он пожимает плечами и говорит, что Она была, а теперь… Её нет рядом. Как он к этому относится? Да никак. Что бы желал передать Терпящей, если бы выпала такая возможность? Да ничего. Занимает ли Она когда-нибудь его мысли надолго? Никогда. Дотошные до психологии умники заявили бы, что у Короля на лицо травма, и он хотел бы, да не может вспоминать Создательницу, вот только… Правда в том, что Хат’ндо нет до Неё дела.
«Про Хат’ндо и Хатпрос говорят, что они сочетают в себе принципы множественного “Х”: хитрые хулиганы; холера хиреет; хохот хриплый, харизма, хищность; хваткие хозяева, характерные. Так, конечно, много про кого сказать можно. Однако исследователи, что ищут скрытый смысл в любой мелочи, уверены, что имена были даны младшим бессмертным самим Провидением»
Хат’ндо находит музыку вдохновляющей. Считает её почти магическим инструментом высшей силы, что влияет, изменяет, настраивает. Забавно, ведь по такой логике выходит, что люди налаживают музыкальные инструменты, чтобы потом рождаемые ими звуки налаживали самих людей.
Король сам придумывает себя занятия. Что сочиняется - делается. Но только в том случае, если планы не затрагивают тему, общую для остальных бессмертных. В чужие дела Хат’ндо не лезет, сценарий родственников не портит. По-настоящему. Безобидные шутки ведь не берутся в расчёт?
«”А меня пугают его наклонности. Пугает, что он ставит себя на один уровень с великими, как зарвавшийся мальчишка!”.
Так писал паладин семисотого столетия после ухода Терпящей. Ныне упомянутого сословия не существует.
“Он хоть и выделяется, не теряется на фоне других, однако же не в деяниях и не заслугах. Словно сторонится успеха и обсуждения в кругах. Если бы их было не больше пяти, даюсь [устар.], не убыло бы по значимости”»
Типично людское непонимание, что в чётном числе есть гармония и упорядоченность. Извечно им хочется убрать деталь там, где механизм отточен до совершенства, улучшить то, что не требует смазывания и починки. Страдают от заблуждений и Спустившиеся. Да в пересудах правды нет. Машина не сломается, потому что самим Мастером была наделена золотыми шестернями, поршнями, винтами… И позже сама себе закрутила и впаяла их так, что ни зыбкое время, ни суровые ветра не расшатают.
Хат’ндо не может потеряться в бесконечном Лесу. Для всех Лес – это лабиринт с миллиардом дорог, которые переплетаются друг с другом и ветвятся на миллиарды более мелких. Но Хат’ндо для Леса невидим и неслышим. Он теряется вне дорог Его, и Лес в попытках отыскать юркого ловкача внезапно забывает о его существовании. А когда вспоминает, вновь обращает корни в сторону Хат’ндо. И тогда опять забывает. И так до бесконечности. У этой игры нет конца, только победитель определён с самого начала.
Глава 31.2
Долги
Если кто-то мечтал переместиться на несколько дней в прошлое, он должен был обратиться к Хатпрос. Правда, вместо скачка любопытствующего ждала бы иллюзия… Примерно таким путешественником я себя и ощущала. Сознание пережило несколько скучных и волнительных дней, однако тело постарело лишь на тройку часов. С момента прибытия в замок Антуара прошло всего двести минут, только моя память кричала о других впечатлениях. И это несоответствие здорово терзало. Может, я и противилась внушению, но не его последствиям. Словно мне дали шанс прожить определённый отрезок дважды, и две разные правды со скрипом укладывались в моей голове.
В каком-то смысле, я также побывала и в будущем. Иллюзия Хатпрос вбирала в себя все детали окружавшего мира, копировала с поразительной точностью. В действительности, я никогда не ступала за порог зала, где проходили наши трапезы в мире дурмана, и всё равно знала, как он выглядел. Королева расписала его в моём сознании ещё до того, как мои ступни по-настоящему коснулись пола в зале. Она также показала обстановку других комнат, людей в замке, улицы за окном… Иллюзия превратилась в фактическое знание, так как не противоречило реальности. Я бы ни за что не поблагодарила Хатпрос за подаренную информацию, ведь она не смягчает последствий от проделанного надо мной кощунственного эксперимента. И всё же эти сведения не были лишними.
Развалившееся тело господина доставили во дворец, но Сайтроми пока не очнулся. Сат’Узунд взялась опекать его до пробуждения. Вот теперь у меня самое настоящее дежавю. Некоторые «предсказания» Хатпрос оказались удивительно точными.
Часть слуг заливалась слезами возле постели с двурогим великаном, зачем-то называя его «бедный наш король Антуар». Я с неодобрением косилась на убийцу здравого рассудка, которой шутка с двинувшимися обитателями дворца казалась уместной.
- Мне не очень нравится, что она угрожает моему спокойствию и целостности разума, - высказала я опасения Сат’Узунд. - Одного раза было недостаточно?
На другой день после разрушения иллюзии Хатпрос попробовала заключить меня в новую, только… Не знаю, то ли у меня выработался иммунитет, то ли это часть моего наследия. Тот факт, что я противилась внушению самому талантливому манипулятору, впечатлял не только Хатпрос, но и Сат’Узунд, чьи губы приоткрывались в изумлении каждый раз, когда она поворачивала ко мне бледное лицо.
- Ты ждёшь от неё неодобрительного поведения - она демонстрирует его, - пояснила приятная мне Королева, склоняя голову к левому плечу. - Моя сестра - зеркало, помни это. Чем сильнее ты злишься на неё, тем дольше она будет сохранять образ заносчивой обманщицы, что желает испытать тебя на прочность.
- Как я могу относиться к ней по-другому, если она уже залезла в мою голову, ещё до личного знакомства?
Похоже, никого это особо не волновало, кроме меня. Сат’Узунд не интересовалась сослагательным наклонением, а Сайтроми, придя в себя, вообще не заговаривал о выходке Хатпрос. Я с ним тоже не затрагивала эту тему, поскольку не хотела, чтобы это походило на жалобы. Гордость, чтоб её…
Я настолько уверовала в проницательность младшей сестры, что ожидала от отца холодности, которой награждал меня его двойник в мире иллюзий. Заморозки не наступили. Сайтроми оставался проницательным циничным Королём, снисходительно относившимся к своей заплутавшей на дорогах жизни дочери. Не было обиды и скрытого недовольства. А Сат’Узунд по секрету сообщила, что после пробуждения Сайтроми первым делом спросил, что со мной. Я вновь попала в тиски внимания отца, которые стали туже из-за новости о моём новом таланте.
Ещё более завлекательными были моменты, в которых короли собирались вместе. То была странная тройка. Они создавали причудливые комбинации, которые менялись в соответствии с переменными. Когда обычные люди или Спустившиеся стекаются в тесный круг, они, несмотря на взаимную симпатию, остаются разобщёнными личностями, каждый со своими индивидуальностями. Но когда в комнате сходились бессмертные, отчётливо ощущалось, как нечто незримо передаётся от одного к другому. Они словно делились собой, и между ними протекал синтез не то энергий, не то душ, не то вообще не открытой материи. И их сила возрастала десятикратно. Это тоже чувствовалось, особенно когда все трое стояли в пределах видимости друг друга. Теперь я осознавала, почему короли предпочитали перемещаться по миру людей по отдельности. Может, все в сборе они и были могущественнее, но места, где они задерживались, становились яркими сигналами для Зрячих и вообще чувствительных к магии и энергии. Выследить кучку бессмертных для церковников составило бы меньше труда, чем каждого поодиночке.
Среди остальных обитателей дворца Сат’Узунд старалась быть невидимкой, блуждавшей тенью. Прислонившись к стене с гравированными аистами на пруду, или стоя рядом с вышитым полотном с аспидами под тремя солнцами, она сама превращалась в украшение комнаты. Грациозная статуя в белоснежном одеянии с гранатовыми бусинами и нашивками, будто капли крови на снегу. Неподвижная и молчаливая. Можно было пройти в двух шагах и не увидеть, пока спокойный голос не просочится вглубь черепа. Во всей фигуре отражался след размеренной вечности. Куда им, не подверженным смерти, торопиться?
