- Непозволительная вольность с моей стороны. - Деян выпрямился, не разжимая объятий, и поймал ее застывший взгляд. - Но если ты все еще мне не веришь - я могу повторить.

- Дурак. Какой же ты дурак... - прошептала Эльма.

- Это давно известно: Цапля - глупая птица.

Она плакала, уткнувшись ему в плечо, прижимаясь к нему всем телом, совсем не с сестринской целомудренностью принимая его осторожные ласки.

Еще меньше, чем думать о Големе или о том, что сделал бы Петер Догжон, если б каким-то чудом оказался в этот миг дома, Деяну хотелось гадать, что кроется за ее нежностью: мимолетная слабость, накопившаяся усталость, одиночество - или же что-то большее?

Он был нужен ей сейчас: остальное не имело значения.

Если б только был способ уберечь ее от опасности, избавиться от чародея до того, как тот натворит бед! "Я сам сдеру с него кожу, если он хоть пальцем тебя тронет", - если бы он только мог сказать чего-то подобное!

- Береги себя, - прошептал Деян, зарывшись лицом ей в волосы, чувствуя, что и сам близок к тому, чтобы разрыдаться.- Что бы ни случилось, что бы он ни делал со мной, с кем угодно, держись от этого мерзавца подальше! Обещай мне, Серая.

- Не раньше, чем ты объяснишь мне, что все-таки не так с ним и откуда он взялся. - Эльма, отстранившись, утерла глаза. - На дворе Беона ты мало что сказал, но даже из того я не поняла и половины. Или это тайна, которую нужно хранить за семью замками?

Деян вздохнул:

- Самую суть я со страху все равно уже выболтал, так что слушай...

Объяснять оказалось почти нечего. За то недолгое время, пока Эльма, проигнорировав его нерешительные возражения, вытаскивала из кисти занозы и промывала ранки, Деян пересказал все, что слышал от Вильмы и то, что поначалу происходило во дворе Беона.

- Сейчас самое время усомниться в моих словах, - мрачно закончил он. - Камни кулаком долбить - мало ли в мире силачей. Я уверен, этот господин Ригич - тот, за кого себя выдает: тот самый "Голем", о котором рассказывала Вильма. Он чудовище! Но доказать мне нечем.

- И не надо. Этот человек - он точно не с большака пришел, по всему видно. Только, как бы объяснить... - Эльма в задумчивости закусила губу. - Я видела его взгляд, Деян. Ему очень хочется узнать про то место, которое он называет "замком", это правда, но, понимаешь, он... он бранится крепче старого Киана, Деян, но мне кажется - он в таком же замешательстве, что и мы. Огорошен, растерян. Может быть, даже напуган.

- Он, напуган?! Шутишь?

Эльма покачала головой.

- Нисколько. Он сам назвался Големом - пусть будет "Голем"; но вот кто он - вопрос иной... Тот ли он Голем, о котором тебе рассказывала сумасшедшая Вильма, Деян? Ты изменил сказку для девчонок, а старуха наверняка переделала ее для тебя. А для самой Вильмы - ее мать или бабка... Вот и получается, что чародей вроде и тот, да не тот самый.

- Вследствие неполной достоверности и взаимовлияния исходных суждений получаем неопределенность вывода, - усмехнулся Деян; не в первый раз он пожалел, что Эльма почти не владеет грамотой: сочинение профессора Вуковского наверняка пришлось бы ей по вкусу. - Интересно рассуждаешь. И что, по-твоему, из этого всего следует?

- Одним Небесам ведомо, что он за человек и почему сейчас явился нам, - сказала она. - Безумен ли он, силен ли он, он ли обратил свой дом в развалины, - мы знать не можем. Кто как, а я больше верю своим глазам, чем Вильме, мир ее праху. Если он силен, как сам Господь, зачем ему старая Беонова куртка? Сотворил бы себе нормальную одежду.

- Мало ли, почему так. Он безумец.

- Не знаю, Деян. Он поколотил Беона, да, но если ты не преувеличил - наш старик себя так вел, будто того и добивался; кто угодно ему вдарил бы за грубость. Пока этот Голем никого не убил, ничего пока не разрушил, Киана с Вакиром не тронул, хотя те дали повод. Все вмиг может измениться, но пока, если судить без домыслов, по делам, - выходит, что не так уж он и страшен, твой Голем. Ты согласен?

- Нет. - Деян упрямо мотнул головой. От одного воспоминания о гримасе на лице чародея передергивало. - Но признаю: доказать не могу.

- В любом случае, прежде чем что-то делать, нам обоим стоит успокоиться, как думаешь?

Эльма убрала ящичек с лекарствами на место и достала из резного настенного шкафа, сделанного еще ее прадедом, большую бутыль зеленого стекла: Петер Догжон любил пропустить глоток-другой крепкой, до жжения в горле, облепиховой настойки.

- Брат не обидится, - вытирая покрывшееся пылью стекло, Эльма вздохнула. - Хотела бы я сама хоть вполовину верить в то, в чем день через день убеждаю Пиму и девочек... И теперь еще этот чародей, сожри его волки! - Она грохнула дном бутыли об стол. - Нет, ты как хочешь, Деян, а я хочу и намерена сегодня напиться. Вдруг с этой отравы прояснится в голове; брат говорил - ему помогает... Эй! Я разве сказала что-то смешное? По какому поводу веселье, Деян Химжич?!

Прежде, чем он нашелся, что ответить, рвущийся наружу смех застрял у него в горле.

- Мне тоже накапай, - слезая с полатей, проскрипела Шалфана Догжон, о присутствии которой он умудрился совершенно забыть.

- Ох-хо... По такой-то погодке всяко польза. - Старуха, ворча и кряхтя, устроилась за столом. - Ну, чего встала, малая? Жаль старую уважить?

- Нет, что ты, сейчас, бабушка!

Эльма, выйдя из оцепенения, засуетилась, выставляя на стол кружки, тарелки и котел с оставшейся с завтрака кашей, который, по уму, давно стоило поставить греться.

- Чего удумала, с облепиховкой стылую кашу подавать?! - Старуха недовольно зыркнула на внучку. - Пошарь в погребе, принеси хоть солений каких! А ты чего молчишь, сосед? - Она пристально уставилась на Деяна, подслеповато щурясь. - Смелости, что ль, нет - на девку прикрикнуть? Но, - тон ее смягчился, - ты не думай плохого. Так-то малая у меня умница.

Деян сглотнул, когда старуха подмигнула ему, лукаво и по-свойски, и улыбнулась во всю ширь морщинистого лица, показав желтые, но удивительно ровные и крепкие зубы. Часто Шалфана Догжон принимала его за Петера или за своего покойного сына, но сегодня у нее был один из редких светлых дней: она узнавала и его, и Эльму. Давно ли старуха проснулась, что из их разговора успела услышать - или, хуже того, увидеть, - оставалось только гадать. Прежде в здравом уме Шалфана всегда относилась к нему по-доброму, но... Но насколько далеко простиралась ее доброжелательность, он не знал и предпочел бы не проверять.

Хотя то, что она проснулась в ясном сознании, все равно радовало.

- Гулять так гулять! - Эльма вернулась из погреба со шматом сала, припасенным к праздникам. - Денек сегодня... слов нет.

- Ажно на печи - и то кости ломит, - покивала старуха. - Что сидишь, как кол проглотил, Деян? Накапай пока для аппетита. Молодежь, ум цыплячий, всему-то вас учить... И что за беда у вас с чародеями приключилась?

- Да ничего такого пока вроде... Но ходил тут один по округе. Ты не беспокойся, бабуль, - ответила Эльма, мелко кромсая закуску.

- Было бы о чем. - Старуха по-кошачьи фыркнула, принюхиваясь к салу. - Слыхала я о чародеях. Ветерок шальной энти чародеи: сегодня здесь, завтра там. Небось уже и не сыщешь энтого, вашего, ищи ветра в поле. Но коли что надо - так вы Вильму старую спросите, нехай подскажет что. Волковские ее ажно саму ведьмой кликали, да какая из нее ведьма? Но баба ученая, грамотная, поспрошайте, коли надо вам.

- Бабуль, Вильма десять лет как померла, - переглянувшись с Деяном, мягко сказала Эльма.