— Совершенно верно, господин президент. Я согласен, господин президент…

— Достаточно, Амилкар! Выключите телевизор, — приказал помощнику президент Нджала, поднимаясь из кресла. — Закажите три видеокопии. Одну — для меня, вторую — для архива телевидения, третью — для полковника Мартена. И можете поднять шторы. Кстати, вы очень неплохо поработали при подготовке этого процесса — ваши пресс-бюллетени убедительно показали, какими подлыми фанатиками были убийцы многих особ, облеченных государственной властью. С помощью умело подобранных фактов вы психологически настроили зрителей против обвиняемого. Слово «фанатик» удачно соотнеслось с обликом нашего дорогого Домана. Публика одобрительно восприняла приговор. Это как раз то, что нам было нужно.

— Исключительно благодаря вашей доброте, господин президент, — льстиво произнес помощник, — Доману удалось избежать смертного приговора… Все в восторге от вашего великодушия, особенно аккредитованные в Малагасии иностранные дипломаты.

Президент Нджала усмехнулся.

— Республика Франция — наш давний и добрый друг. Зачем же казнить ее подданных? А Доман… Доману грозят серьезные неприятности. Ему больше не захочется никого убивать. А чтобы это случилось как можно быстрее, мы отправим его на перевоспитание… Оно пойдет ему на пользу.

Так решилась судьба секретного агента французской спецслужбы Жосслена Домана. Благодаря не только африканским, но и европейским средствам массовой информации процесс получил широкую огласку во многих странах мира.

«Перевоспитание» полковника Домана проходило в небольшой тюрьме, расположенной на пустынном горном плато к северу от Антананариву. Заключенные работали здесь в старых каменоломнях. Через месяц Жосслену стало казаться, что весь мир состоит из жгучего белого солнца, раскаленного камня и удушливой серой пыли. Он утрачивал ощущение реального времени, ему казалось, что со времени ареста прошла целая вечность.

Для того, чтобы не потерять счет дням, он по утрам царапал ржавым гвоздем черточки на сырой стене камеры: шесть вертикально, а седьмую — горизонтально. Это означало, что прожита еще одна неделя. Через полгода Доман прикинул, что одной стены на срок, который ему придется отбывать в тюрьме, скорее всего, не хватит…

Отдохновением и единственным праздником заключенных были дожди. Когда начинали дуть муссоны, а на горизонте появлялись низко летящие темные тучи и на уставшую от зноя землю падали спорые крупные капли дождя, быстро превращаясь в сплошной поток воды, заключенные толпились перед маленькими окошками камер. Они просовывали руки сквозь прутья решеток, жадно ловили живительную влагу, пили ее, а также смачивали ею лица. Дождевые капли пахли ветром, океаном, далеким тропическим лесом, цветами, грозой и… свободой.

Так проходили дни, которые складывались в месяцы, месяцы — в годы.

Однажды в полдень на работах в каменоломне, взваливая на плечи корзину с породой, оступился молодой малагасиец Томбо, сосед Жосслена по камере. Тяжелая корзина соскользнула со спины и больно ударила его по лодыжке. Бедный юноша согнулся от боли, упал на землю и не смог встать, невзирая на приказы надсмотрщиков. Тогда те начали нещадно избивать его, сначала палками, потом — ногами.

Жосслен видел, как они все больше входили в раж. От злобы их глаза постепенно наливались кровью. Очень скоро Томбо уже не мог кричать и только глухо хрипел от ударов. Слепящая ярость внезапно овладела Доманом, и одним прыжком он оказался около них.

Двое неуклюжих конвоиров не могли соперничать в искусстве рукопашного боя с агентом спецслужбы. Невзирая на то, что Жосслен уже год питался тюремной баландой, он не утратил былой силы. Надсмотрщики даже не успели схватиться за оружие, как Доман несколькими ударами свалил их на землю. Но когда на их крики прибежало еще шестеро тюремщиков, профессионализм не смог помочь французу. В ход пошли приклады и дубинки…

Надсмотрщики долго били его, уже потерявшего сознание, били, пока не устали. Доман не помнил, как очутился в камере, но позже сквозь туман забытья он чувствовал, как чья-то рука заботливо отирает кровь с его лица и подкладывает под голову связку соломы. Это был Томбо. Так у Жосслена появился друг.

Прошел месяц. Однажды утром Доман проснулся и долго смотрел на свой календарь. Стена камеры была сплошь покрыта черточками: шесть вертикально, одна — горизонтально. И тогда он решил, что их более чем достаточно и настала пора подумать о побеге.

Вскоре план созрел, и Жосслен посвятил в него своего верного друга Томбо. Тот пообещал следовать за французом по первому его зову. Через некоторое время удобный случай представился.

Доман с Томбо дробили камень в отдаленном забое. Их сторожили всего двое надсмотрщиков. Солнце стояло в зените, тюремщиков разморило от жары, и они уселись в тени скалы. Внезапно Жосслен со стоном схватился за живот, потом упал и, громко крича, стал кататься в пыли.

Насторожившиеся солдаты вскочили с земли. Один из них, крепко держа автомат, осторожно подошел к Доману. Когда он приблизился на расстояние двух шагов, Жосслен резким ударом ноги выбил оружие из рук тюремщика и, вскочив, сжал его горло так, что тот не успел даже вскрикнуть. Второй солдат схватился было за пистолет, но Томбо, подкравшись сзади, размахнулся и опустил молот ему на голову.

Через пару минут все было кончено. Друзья спрятали трупы солдат меж камней и прислушались — вокруг было тихо. Прячась за редким кустарником, Жосслен и Томбо побежали к реке, широкой лентой извивавшейся вдали. Вода должна была смыть следы беглецов и унести с собой все запахи, делая друзей недоступными для собак-ищеек.

Минуло двое суток после побега. Ночью друзья подошли к маленькой деревушке километрах в сорока от Антананариву, где в заброшенной хижине у Домана был спрятан тайник с оружием, деньгами и документами. Томбо тут же накопал где-то съедобных кореньев, испек их на костре, и, наскоро поев, друзья устроили привал и забылись коротким тревожным сном.

Как только рассвело, Томбо проснулся от смутного ощущения надвигающейся опасности. Он внимательно огляделся, но ничего подозрительного не увидел. Тогда он лег на землю и стал слушать. Земля чуть заметно гудела…

Проснись, надо уходить! — склонившись над Жоссленом, потряс он за плечо спящего француза.

Доман проснулся мгновенно. В эту минуту из-за поворота дороги показался грузовик с солдатами. Следом за ним ехал «джип». Жосслен и Томбо бросились бежать в еще спящую деревню, продираясь через кустарниковые заросли.

— Уходите, люди! Уходите все — мужчины, женщины, дети! Уходите скорее, там солдаты! — кричал Томбо, пробегая по деревенской улице. — Они убьют вас!

В домах послышались голоса, крики, плач детей. Жители в панике выбегали из хижин и метались по улице.

— Уходите в лес, скорее, скорее, — поторапливал их Томбо.

Через несколько минут деревня опустела. Нужная Жосслену хижина стояла на краю леса, чуть поодаль от остальных построек. Когда они добрались до нее, грузовик с солдатами уже показался на противоположном конце улицы. Послышались короткие автоматные очереди, лай, потом визг раненых собак. Несколько хижин загорелось, и по деревне пополз едкий дым.

Доман поднял циновки, сваленные в углу хижины. «Слава Богу, тайник невредим!» — мелькнуло в его голове. Он бросил Томбо автомат, обойму, проверил второй автомат. Кроме этого в тайнике были спрятаны нож, пистолет, патроны, деньги, паспорт на имя дилера американской торговой компании.

— Скорее, — взволнованно шептал Томбо, — они уже совсем близко.

Солдаты, прочесывая деревню, заглядывали в каждую хижину. Послышалось несколько взрывов гранат, чей-то предсмертный крик. Томбо вскинул автомат.

— Не стреляй! — приказал Жосслен. — Подожди.

Прикладом автомата он пробивал отверстие в стене, чтобы выбравшись, они могли оказаться прямо в лесу.

— Я пойду первым, а ты — за мной.