Это убило стыд, уничтожило. Факт Голгофы всё опрокинул, сделал обратным; все представления изменили полярность, минус стал плюсом. Те, кто казнил Христа, мнили: гонят преступника, – но в реальности распинали они свою мудрость и добродетели, кои Бог, сойдя, ниспровергнул.

Стыден суд этики и её представления о «благом» и «достойном», «добром» и «нужном», «злом» и «негодном». То, что считают «злом» люди, – «благо» для Бога. Если распят Бог «стыдною» смертью, словно преступник, – значит, всё ложь. Стыд в обществе означает честь в Боге.

36

Скоп безучастен к сложным вопросам, их как огня бежит. Стоит в книге ли, в фильме, пусть очень редко (фильм есть коммерческий упрощённый продукт) и в музыке проявить себя сложным мыслям и чувствам, люди зевают либо досадуют.

Почему мы не думаем, как попали в ад? Жизнь течёт в полудрёме. Всё, что грозит трудом наших высших способностей, избегают, разводят и оскопляют; лишь микродозы дух наш усвоит. В моде пустейшие сериалы, пошлые песни, – наш отпечаток.

Так мы слабеем. Изо дня в день. Ментальный дар сводим в нети. Если прав Дарвин и эволюция всё ж была, возможна ре-эволюция. Вдруг пошёл процесс? Вдруг от высшего устремляемся вновь в ничто? Знать хочу: перед смертью кто-нибудь думал, что жил, как сор? Все проблемы на смертном одре вернутся и станут жуткими. Ненаученный отвечать на них промолчит.

Ответ меж тем нужен.

37

Пошлости. «Никогда ни о чём не жалейте…», – эту вот пошлость как бы поэта меряют пошлым «а…» в полный пошлый рот Áскова, сходного пошляка.

38

Субстрат любви есть истерика, проявление без границ. Толстой возражает: я полюблю вас, будете лишь «добрыми». А известно: чтобы стать «добрым», надо пройти фильтр этики. Что пройдёт его, станет «добрым», сбитым под норму. Ну, а какая норма сегодня? Внешность, квартира, должность и деньги. Вот «добро». На всё прочее «подобревшая» вот такая любовь вдруг слепнет.

По хорошу люб или по милу? То есть, иначе, Love, Liebe, Ài, Amor истерична или «добра»?

Взять Бога. Божья Любовь «добра» ли? Нет, истерична. Бог то казнит нас, то награждает. Даст одному вид, статность, власть и богатство плюс долголетие – а другому ночлежку, хвори, уродство. Бог изумляет нас до обиды. Но Он нас любит.

О, любовь истерична!

39

Рушенье тварности в человеческой сущности – это бой с грехопадным модусом мысли и с языком его, чётким ясным до рвоты. Тварь не дождётся, чтоб я уважил право на ясность. Слава неясному, честь невнятному. Вам безоблачное «добро»? Мне – тёмное беспросветное зло.

40

Подумать, так сериалы, полные пустословия, смысловой чепухи, лжи, скверны, торгашества, суть отстойники колобродных (либо же «блудных») атомов Эпикура – той самой дури, что, встав в руинах падшего рая, чудилась истинным и единственным бытием.

41

В евангельях есть неброские, скромные с виду мысли, блёкнущие меж пафосных, громогласных, рвущих на части мáксим «уйдите, чада ехидны» или «верблюда в игольном ýшке». Но эти скромные вроде мысли – крайне трагичные, полные устали произнесшего, сознававшего, что ничто из Его слов не примут. Вот из тех мыслей: «Марфа! заботишься, суетишься о многом, а ведь одно лишь нужно» (Лук. 10, 41).

42

«Страдание – вот что нас возвышало. Стояние душ в невзгодах, что холят крепость, их трепет при виде гибели, их терпение, претерпение, понимание тайн несчастья, всё, что давало им глубину, рост, образ, ум и величие, – всё подарено нам в страданиях, под учительством мук. В нас тварь с творцом воедино: в нас есть материя, лом, грязь, хаос; сходно в нас демиург, гром молота, божество, День Седьмый. Вы сознаёте, что сострадаете только „тварности“ в человеке, тому, что должно быть сформовано, переломано, сожжено и очищено, – да, тому, что страдает необходимо и что должно страдать всё равно?» Ф. Ницше.

43

«Кстати, танцовщице платят совсем не за то, что милая, а ей платят за то, как пляшет, – рек некий умник и взбеленился: – Слушать по буквам: да, не за прелести, а за то, как танцует».

Вот стиль брезгливого восприятия профи нас, бестолковых. Ибо мы требуем от искусств глубинности, кроме только лишь техники. Профи нам говорят: «Прочь сопли! знаем, как делать! мы ведь учились, н@х! а ты – кто такой?!»

Они знают, как делать. В них вшиты схемы, как надо делать. Схемы им мнятся подлинной жизнью, и даже истиной.

Ошибаются, брунсы нашей эпохи, шельмы-jobseeker’ы, ищущие, где прибыльней, и, что важно, не вникшие в потаённый смысл знания, кое в том, что оно ограниченно, а, не как мнят, потворствует жизнь осёдлывать и считать себя богом. Да, заблуждаются, думая, что постигли мир, между тем как они всего-навсего объясняют мир, кстати плохо. Также не ведают, что умелость их значит скудость их духа и что действительность в её драмах и ужасах – результат узколобых зашоренных кембридж-йель-мгу-шных действ по шаблонным рецептам. Но они тщатся, нагло и бойко, драть целость Жизни в тряпки умений.

«Вам нужно милых? или умелых?» – злобятся профи.

Милых нам!

Нам не надо, чтоб мир обтачивали в художествах, принимающих жизнь проектом, а не сакральностью. Профи только и делают, что считают нас сорностью, недоделками, не достигшими степень должного. Не одни тут балеты: нас учат профи от философии, медицины, политики, экономики и культуры. Учат упорно, категорично, властно и пафосно, с деловым выражением, прикрывающим гонор, спесь, вороватость, барство, корысть, форс, бездушие, властолюбие, ограниченность и презренье, стоит увидеть их заседающих в думе или в правительстве. Учат-учат – а миру хуже.

Профи, заткнитесь.

С этих пор – мы вас н@х! В зад вас всех с вашим «знанием», Жизнь терзающим ради ваших карьер. В зад «умную» ограниченность. В зад обточку нас в «правильных» по лекалам ничтожеств и скудоумий правильных линий.

Да, мы кривые. Нам дай не навык, а нам дай душу. Нам – фуэте, не лебедя.

Я «по буквам»: нам ЛЕБЕДЯ!

Нам дай жизнь, а не трек из заученных вашей профи-танцовщицей па-де-па, антрашá, баллонé и пассé, доплясавших к коллапсам.

44

Не оставляет мысль, что над жизнью владычат не органические потребности, а идеи. Первые импульсы – тоже идеи. Жизнь ведь структурна? – значит, план более есть, чем нет. Ну, а план, говорит словарь, это замыслы, претворение коих требует действий, движимых целью. Замысел сформовал жизнь. И есть догадка, что половой раздел стался умыслом.

Жизнь влечёт к удовольствию, вот тренд, – чтоб меньше боли и больше радостей. Кто б стал жить ради мук? Вывод: в радость ли регулы и беременность женщин? Боль неестественна для уклада органики. Если женщина хвалится «материнскою» функцией, вспоминается раб, гордый собственным рабством, и мощь внушений в честь материнства, женщин склонивших мнить ад отрадой, благом и счастьем.

План сделать женщину исходил от того, кто случился мужчиной. Если уж Бога спрятали в храмы (что разрушают даже в United States, коя «trust in God»), если Божье Всеволие сводят к рабству спинозы («Бог в рабстве правил личной природы», будто над Богом властвуют нормы), спросим: чтó стоило неким сильным мужам взять умыслом власть над слабым? Пращур наш был, конечно, бесполым. Создал раздел полов первородный грех как решение, отвернувшись от Бога, знать «зло-добро», – «добро» причём относя к маскулинности, «зло» к феминности. Женщин создали, претворивши в них «зло». Мир зиждится строем секса и общества, иерархией, где рабы и цари. В Германии не фиксируют иногда пол рождённых. В Швеции признан был третий пол, «человек».

45

У рэпа есть свой язык, непристойный, открытый. Ненормативный. Как бы ничто по смыслам. Жуть неэтичный. Но – вспомним Ницше. Он был безнравственней, он на 6000 футов превосходил рэп имморализмом.