Николай состроил торжественное выражение на лице, но ощущать себя победителем ему пришлось недолго. Айви его аргументация нисколько не обескуражила. Мало того, даже интереса особого не вызвала.

– Да потому что среди нас, хранителей источников силы, дураков нет! – Она лишь чуть-чуть повысила голос. – Никто и не думал брать на себя ответственность за непредсказуемые желания людей. Ни я, ни кто-либо ещё по моему поручению не выгребал эти монеты из фонтана. Не присваивал их себе!

– Монеты собирает дворник Рашид, – сказал Николай.

– Верно. И Рашид передавал улов музейному смотрителю Варварину, а тот сдавал его в бухгалтерию, а бухгалтерия в банк, и уже тот перечислял сумму на счёт детского дома. Таким образом, никто из тех, кто знает о сути источника, о его силе, не участвует в операции вовсе, а тот, кто знает лишь о фонтане, не берёт монеты себе в качестве приза. На конце же цепочки их получает детский дом в виде жеста благотворительности. Мне много трудов стоило так всё хитро устроить. И это работало годами! Но по вашей милости в системе произошёл сбой. А пустячный туристический ритуал становится обязательством, если кто-то посягнул на монеты как на источник обогащения. Амрун!

Мятеж логики был подавлен, волшебное взяло верх, и Николай умолк.

Он почувствовал, что Айви сбросила скорость, и перевёл взгляд с неё на дорогу. Навстречу фургону как раз шагнул гаишник, указывая полосатым жезлом прямо на них. Наверное, в этом не было ничего страшного. Вряд ли у его спутницы были проблемы с документами. Однако девушка решила иначе. Она потянулась к одному из плетёных шнурочков, что украшали, как до сих пор считал Николай, лобовое стекло, и ловко (для работы одной рукой) завязала на нём узелок. Затем взмахнула, точно отмахиваясь от назойливой мухи. И вдруг гаишник, вместо того чтобы указать им на обочину, лихо крутанул жезлом, отпуская фургон с миром.

– Ловко! – восхитился Николай. – Настоящие джедайские штучки!

– Джедайские? – переспросила она, явно плохо понимая, о чём идёт речь.

– Ну это вот всё. – Николай провёл рукой, не столько подражая её недавнему жесту, сколько тому, что видел когда-то в кино.

– Это узелковое ведовство, – сказала Айви.

– Узелковое? Первый раз слышу.

– Когда кто-то сплетает пальцы, чтобы защититься от сглаза, то просто подражает этой старинной магии, – сказала Айви. – В принципе не так важно, что именно плести или завязывать в узлы. Важно, что узел даёт власть, а его развязывание – освобождение.

– То есть этот гаишник…

– Всё относительно. Сейчас нам встретился обычный полицейский, а фургон не находится в розыске. Я отвлекла его на пару минут, не больше. Но он ничего не забыл. Просто, даже осознав спустя некоторое время, что зря отпустил нас, повинуясь непонятному для себя порыву, он не станет дёргаться. Добычи на дороге много. Но вот если с фургоном будет что-то не так, то, очнувшись от короткого наваждения, полицейский поднимет тревогу, а его коллеги начнут преследование, и тогда никакая магия не спасёт. Правда, у нас есть особые тропки.

– Тропки?

– Когда-то они были тропками, но теперь скорее просёлочные дороги.

Вскоре девушка повернула руль, и фургон сошёл на одну из таких дорог. Со стороны шоссе съезд казался проплешиной в лесу.

– Обычные люди их не замечают, а мы пользуемся.

– Для чего?

– Они здорово сокращают расстояние.

Минут десять тряски по просёлку, и фургон опять выбрался на шоссе через малозаметный технический выезд. Уже по разметке и ограждению Николай понял, что они очутились на каком-то автобане или хайвее. Вскоре его подозрения подтвердил указатель на немецком языке.

– Удобно, – буркнул Николай. – Бензин экономит опять же.

– У нас дизель, – возразила Айви.

В его проклятом улове преобладали российские монеты – в рубль, два и пять рублей, встречались американские в пять и десять центов, четвертаки и несколько европейских и азиатских монет разного номинала. Николай прикинул сумму и ужаснулся. Если бы даже удалось обменять иностранную мелочь по курсу, что, вообще говоря, малореально, поскольку банки и обменники не принимают иностранные монеты, то даже тогда всего улова едва хватило бы на пузырёк с настойкой боярышника. А опохмеляться боярышником – то ещё удовольствие. И вот из-за такой ерунды он влип в… во что, собственно?

Это ещё предстояло выяснить, но чутьё подсказывало Николаю, что его положение окажется той ещё кучей дерьма.

– Есть ли у нас план? – спросил он.

– План прост, – ответила Айви. – Нужно изучить жертвенные монеты и точно выяснить желания, а потом найти тех туристов, что бросили монетки, и, собственно, исполнить загаданное.

– Это понятно, поскольку логично. Непонятно, как это сделать? – сказал Николай.

Айви промолчала. Он подумал и предложил:

– Вообще-то за двориком музея следит камера, и она пишет со звуком, а охрана должна хранить записи несколько месяцев. Можно выкрасть их и посмотреть. Идентифицировать без базы данных будет непросто, но хотя бы какая-никакая зацепка.

– Хорошо, что вы всё-таки решили сотрудничать и начали думать в нужном направлении, – не без сарказма заметила Айви. – Но вариант с камерами нам не подходит. По видеозаписи, знаете ли, не определишь, кто и какую монету кинул. А нас интересует лишь несколько дюжин из многих тысяч глупых туристов. Поэтому вот как мы поступим. Заедем в одно тайное место, и там нам помогут.

– Как скажете, – пожал Николай плечами.

Айви вынула из бардачка хрустальный шар, размером с теннисный мяч, и протянула ему.

– Через него даже бесталанный в смысле магии человек способен разглядеть свечение жертвенных монет. Это то, что принято называть аурой, когда речь идёт о живых существах. Но для простоты мы часто применяем этот термин и к тем сполохам и свечениям, что присущи диантанам.

– Кому?

– Диантан – это, другими словами, магический артефакт. Бывают и не магические. Они тоже имеют ауру, но попроще.

Николай взял шар, выбрал одну из монет покрупнее и посмотрел. Она действительно испускала ореол, переливающийся разными цветами. Что могло, впрочем, оказаться и обычным оптическим эффектом, вызванным незаметным глазу движением руки и преломлением света в шаре. Кажется, в детстве одноклассницы забавлялись чем-то похожим. Чтобы проверить версию, он взглянул через шар на кончик собственного пальца и тоже увидел свечение. Оно отличалось интенсивностью и цветами от ореола монеты, что могло быть вызвано разницей в отражающей способности. Впрочем, прямо сейчас Николай не рискнул спорить с девушкой. В конце концов, кто из них владеет матчастью?

– А как по свечению вообще можно понять, кто и что пожелал? – спросил он.

– Раньше и правда приходилось нелегко, – кивнула Айви. – Ауру долго изучали, при разнообразном освещении – при свете солнца, луны, лучины или свечи пытались расшифровать, порой гадая, нежели зная наверняка. А затем наступала пора действовать, чаще всего на глазок, интуитивно, при том что любая ошибка могла закончиться фатально. До сих пор у нас пользуются популярностью чтецы-мудрецы, что разгадывают ауру традиционным способом, это бывает исключительно полезным в особенно тяжёлых и запутанных случаях. Для всех же прочих случаев лет сто назад изобрели контагиозную машину и поставили дело расшифровки на поток.

– Какую машину?

– Контагиозную. И не спрашивайте, что это означает, я не знаю. По сути, она является алхимическо-механическим агрегатом, который переводит свечение ауры в графические символы.

– Может, это от английского слова «монета»? Койнт? – предположил Грачевский. – Может быть, она Койнтагенозная?

– Машина переводит в графику ауры не только монет, но любых диантанов.

– Понятно.

– Представьте себе что-то отдалённо похожее на спектроскопию, но имеющее дело с воздействиями иной природы, нежели привычные вашим физикам.