Литмир - Электронная Библиотека

Он размышлял так некоторое время, бросаясь от паники к любопытству и попытке анализа положения, когда наконец где-то справа щёлкнул фиксатор двери, раздались едва слышные шаги, и в узком секторе его зрения возникла девушка. На вид ей было лет восемнадцать-двадцать. Стройная фигурка превосходно подчёркивалась вечерним зелёным платьем, светлые чуть рыжеватые волосы свободно падали на плечи и спину, и только узкий обруч диадемы не позволял им захлестнуть золотистой волной мраморный (как показалось Коленьке в свете свечей) правильный овал лица. Девушка двигалась мягко, но как-то излишне строго, точно балерина на сцене. Она прошла к креслу, что стояло напротив, через стол, соскользнула в него, будто стекла, и молча, тщательно, не торопясь, стала разглядывать Грачевского. В её взгляде не было и проблеска сочувствия к жертве, каковой, несмотря на явный залёт, ощущал себя Коленька. Немного презрения, чуток раздражения, но в основном взгляд был изучающим и оценивающим, причём оценка, судя по всему, склонялась к невысоким рангам. Зато сам Коленька, как бы презрев обстоятельства, разглядывал девушку не без удовольствия и диву давался открытию, что в охранных структурах встречаются такие молодые и симпатичные сотрудницы. Он даже пожалел на миг, что своим налётом на фонтан сорвал её с какого-нибудь полицейского корпоратива, или где там она могла расхаживать в подобном наряде? Утро давно наступило, но ведь сейчас любят гулять до упора и разъезжаются по домам только к полудню. Впрочем, барышня вовсе не выглядела уставшей или помятой, какими обычно бывают после ночного марафона. Тут же мелькнула мысль, а что, если она врач и была вызвана в связи с его сулящей инвалидность травмой, отчего Коленьку вновь охватил приступ паники, на сей раз короткий. Тем временем девушка закончила предварительный осмотр, и взгляд её стал взглядом кулинара, которому вместо элитной вырезки подсунули тухлятину.

– Можете положить монеты на ткань, – произнесла она приятным бархатным голосом, но неприятным тоном, точно бархат посыпали толчёным стеклом.

Коленька вдруг ощутил, что до сих пор держит проклятый улов в руках, то есть, получается, его не просто взяли с поличным, но так, с поличным в руках, и доставили на допрос. А ещё он понял с великим облегчением, что способность двигаться к нему вернулась. Во всяком случае, такая способность вернулась к рукам, и Коленька с удовольствием воспользовался оказией, чтобы избавиться от влажных ещё монет. Он высыпал их на кусок фланели, расстеленный на столе прямо перед ним как будто специально для этого случая, а расставшись с уловом, почувствовал, как сильно озябли руки, и принялся согревать одной другую. Кончики пальцев слегка покалывало, однако боль понемногу уходила. Он шевельнул головой для пробы и увидел комнату целиком. Собственно, кроме стола с креслами и двух канделябров, здесь ничего и не было. Стены покрывала драпировка из тёмно-зелёной ткани, которая слегка переливалась в свете свечей. Шёлк или что-нибудь в этом роде.

– Николай Родионович Грачевский, – зачитала девушка с нелепой розовой карточки, размером чуть больше стандартной библиографической. – Тридцать шесть лет. Безработный. Без определённого места жительства.

Голос её под конец фразы показался Грачевскому каким-то тоскливым, разочарованным, словно она рассчитывала, что фонтан обчистит миллионер, чемпион мира по боксу или на худой конец учёный-ядерщик, владеющий московской пропиской.

– Прошу прощения, барышня, но последний пунктик несколько некорректен, – счёл нужным вставить Коленька. – У меня имеется квартира. Правда, пришлось её сдать внаём по причине предпоследнего пунктика вашего обвинения.

«Барышня» подняла взгляд, точно выхватила «кольт», и Коленька замолк. Возникшее было шутливое настроение пропало.

– Вам, сударь, пока что слова не давали, – холодно произнесла девушка, поднесла карточку к свече и подпалила угол. – К тому же прошлое теперь не имеет значения.

С опаской наблюдая за пожирающим карточку пламенем, он послушно молчал, хотя вопросов вертелось на языке масса. Его прекрасная и угрюмая собеседница выпустила догорающий клочок бумаги, пепел мягко спланировал куда-то в сторону, а она принялась барабанить пальцами по столу. Коленька между делом отметил ухоженные, но не длинные и не покрытые лаком ногти. На лице её следов косметики он не разглядел тоже, впрочем, возможно, девушка предпочитала естественные тона.

– А будущего у вас нет, – решила вдруг добавить она после длительной паузы.

Он вздрогнул, сразу как-то поняв, что та не шутит и даже не преувеличивает. Что всё случившееся с ним этим утром гораздо серьёзнее, чем можно было бы представить, но ужас заключался ещё и в том, что и представлять-то ему было совершенно нечего, не от чего отталкиваться в размышлениях или фантазиях. И тут с ним внезапно случилась метаморфоза – он перестал ощущать себя Коленькой (так обычно называли его собутыльники и вообще случайные знакомые последнего времени), а стал Николаем, человеком куда менее легкомысленным, каковым он давненько себя не ощущал. Девушка заметила эту внутреннюю глубинную метаморфозу и даже внесла корректировку в прежнюю итоговую оценку. Теперь она смотрела на него не как на тухлятину, но, скажем, как на кусок жилистого мяса, с которым всё равно предстояло, так или иначе, работать. В уксусе там вымочить или молоточком отбить. Или пропихнуть через мясорубку.

– Вы совершили большую глупость, ограбив источник, – сказала она, скорее доводя до сведения, чем обвиняя.

– Есть такой грех, – со вздохом согласился он. – Осознаю, раскаиваюсь.

– Вероятно, раскаиваетесь, – кивнув, произнесла ледяным тоном девушка. – Но вряд ли осознаёте.

– Уж как могу, так и осознаю, барышня, – возразил Николай. – Монеты все вот они, возвращаю. И готов понести ответственность перед законом.

– Закон тут ни при чём! – строго поправила его девушка. – А монеты возвращать уже поздно. Тетива пропела песню прощания, и стрела судьбы пущена.

– Не понимаю. Это что, цитата? И к чему эти метафоры? Тетива, песня, стрела.

– Да, всё не так легко понять, к сожалению, но ещё труднее будет принять. – Девушка чуть качнула головой. – Говоря попросту, вы не можете вернуть монеты мне или, скажем, положить их обратно в фонтан.

– Не могу, – обречённо вздохнул Николай. – Хотите всё же сдать меня полицейским? А смысл? Тут не такая уж крупная сумма. На уголовное дело никак не потянет. В лучшем случае на мелкое хулиганство. Административка. Ну дадут мне, допустим, пятнадцать суток. Максимум. Если и оштрафуют, то в пользу казны. Вам-то с этого какой прок?

– Проку с полиции никакого, это правда, – согласилась девушка с прежней тоской. – И чего бы вам было не оказаться каким-нибудь профессиональным злодеем, взломщиком или налётчиком, тогда появился бы, возможно, шанс…

Это признание в очередной раз поставило Грачевского в тупик. Ей что, нужен настоящий злодей, для отчётности? Мелким алкашом начальство уже брезгует? Медаль не дадут, что ли, премию?

– Профессиональные взломщики фонтаны не грабят, – заметил он.

– То-то и оно, – согласилась она с явным искренним сожалением. – В этом-то и беда. А с вами, боюсь, ничего у нас не получится.

Даже не представляя, что могла иметь в виду незнакомка, Николай почувствовал себя уязвлённым. Получится, не получится, понимаешь. И не важно, что именно. Как можно оценивать человека по трём строчкам на розовой карточке, как будто он плюшевый заяц, а на бирке указан состав набивки и соответствие изделия европейским стандартам?

– Вы бы толком-то рассказали, барышня, в чём проблема? – разозлился он. – А там уж посмотрим, получится чего или нет. В конце-то концов, я же вернул монеты. Всё до копейки вернул. Можете обыскать меня, если не верите.

– Возвращать поздно, – повторила она и пожала плечами, как будто произнесла что-то банальное. – Вы уже взяли монеты и теперь обязаны отработать их.

– Отработать?

– Именно. – Она улыбнулась, впервые за всё время их странной беседы. Впрочем, её демоническая улыбка не предвещала ничего хорошего. В лучшем случае пожизненную каторгу на урановых рудниках.

2
{"b":"616998","o":1}