Возможно, мне пора уходить.

— Лиз, можно мне войти?

— Не заперто, — сказал я стоящему за дверью.

Очень медленно, ручка повернулась. Затем Бен просунул голову, будто ожидал, что снаряды, жидкие или наоборот, полетят в его направлении.

— Ты в безопасности, — сказала я.

— Привет.

— Привет.

Он ничего не сказал, и просто повернулся к раковине, чтобы вымыть лицо и шею. Полагаю, я хорошо постаралась, обливая его, потому что он снял футболку и отбросил в сторону. Затем он стал отмывать руки.

Только затем он подошёл.

— Не возражаешь, если я присоединюсь?

Я пожала плечами.

— Это твоя ванна.

Вздохнув, он забрался и сел напротив меня на другом конце ванны. Я подтянула ноги, чтобы убедиться, что у него было достаточно места без необходимости прикасаться. Он вытянул свои длинные ноги по обеим сторонам от меня, взгляд приклеен к моему лицу. Как нелепо мы, должно быть, выглядели — я, полностью одетая в пустой ванной, и он в джинсах и больших чёрных ботинках. Боже, у него была красивая грудь. Я старалась не замечать этого, но некоторые вещи были вне моего контроля. Полуголый Бен определенно был одной из них. Тем не менее, перепалка с Джимом беспокоила меня. Также, как и необработанные розовые костяшки пальцев его правой руки. Этим ребятам, очевидно, нравилось бить стены в порыве злости. Я помнила, как однажды Мал сделал то же самое. Мужчины. Такие вспыльчивые.

И, разумеется, в последнее время я ничего ни в кого не бросала.

— Ты слышала, как мы и Джимом ссорились, — сказал он.

— Было сложно не услышать.

Он кивнул.

— Он был прав только в одном: прошло уже какое-то время с тех пор, как мы разговаривали. Я имею в виду, действительно разговаривали.

— Да.

На мгновение мы замолчали. Я чертовски уверена, что не собиралась нарушать тишину первой. В тот момент я просто не была такой храброй.

— Я, эм ... слишком был занят турне. — Он вытянул руки вдоль края ванной, очевидно, пытаясь устроиться поудобнее, насколько жёсткая керамика и сама ситуация позволяют. Он проигнорировал небольшую полосу крови на правой руке. — За несколько недель до этого Адриан заставил нас поговорить с каждым чёртовым репортёром в стране. Это было безумием.

— О.

— Продюсеры думают, что музыка просто создаётся сама по себе. Они думают, что когда Дэйв написал песни, нам нужна одна или две попытки в студии — и всё готово. Но это фигня. Требуются часы, иногда дни, чтобы найти правильное звучание. — Огонь ярко пылал в глазах поверх выпивки и Бог знает чего. Его страсти к музыке. — Дэйв раньше тоже был перфекционистом, но все ребята сейчас отвлекаются, смотрят на часы, желая вернуться домой к своим женщинам. Только я один сижу там с Дином и Тайлером до четырёх, бл*дь, утра, пытаясь сделать всё идеальным.

— Похоже, у тебя много работы.

— Так и есть. Джимми и Мал взрывают публику, а Дэйв всё ещё пишет песни. В группе всё сейчас сводится на мне, взять хотя бы работу над звуком. — Он почесал подбородок. — Знаю, что это звучит, словно я самодовольный и помешанный на искусстве, но всё это важно, понимаешь? Что бы мы ни сделали, мне нужно знать, что это лучшее, на что мы способны.

— Я понимаю.

— Я не избегал тебя, Лиз, но также не стремился повидаться с тобой. Ты могла это заметить.

— Верно.

— Думал, что лучше позволить ситуации с Малом и Энн утихнуть. Хотя, это просто ещё одно оправдание. — Тёмные глаза впивались в меня, словно он мог видеть мою душу. Кто знает, возможно, и мог. Я всегда чувствовала себя с ним слишком открытой, выставленной напоказ. Он только сильнее запутывал меня всеми этими желаниями и потребностями. Не знаю, чувствовала ли я к нему любовь или вожделение. Но что бы там ни было, это было отстойно.

— Прости, Лиз, — сказал он, его мягкий, глубокий голос заполнил комнату. — Я сказал, что буду твоей опорой, и не сделал этого. Я снова исчез, и на этот раз ты в самом деле проходила через всякое дерьмо. Серьёзное дерьмо.

Ха.

— Джимми был прав. Ты не должна была проходить через это в одиночку.

— Всё было не так уж плохо. — Я отвернулась. Слишком много эмоций за один день. — Со мной была Энн.

— Да, но это наш ребёнок, а Энн — не я.

Я вдохнула носом и выдохнула ртом, аккуратно и медленно, пытаясь успокоить своё сердцебиение. Это правда. Его отсутствие оставило свой след, и никакое количество ободряющих лекций, прочитанных перед зеркалом в ванной, не могло изменить этот факт.

— Не так ли? — спросил он.

— Да, Бен, это так.

Он медленно кивнул, словно что-то было решено.

— И что теперь? — спросила я.

— Поговори со мной. — Пальцы его левой руки мелькали, играя с твёрдым краем ванны. От нервов или нет, я понятия не имела. По крайней мере, кровь на костяшках правой руки высохла.

— О чём?

— Обо всём, что я должен был услышать в прошлом месяце. — Мужчина был серьёзным. Очень. — Больше никаких чёртовых бесполезных сообщений, Лиз. Поговори со мной. Сейчас, лицом к лицу. Помоги мне доказать, что Джим ошибся.

Дать ему ещё один шанс.

Я смотрела на него, мой мозг подбирал слова. Но всё, что приходило на ум, было лишено либо достоинства, либо мощи. О, чёрт. Могла ли я доверить ему свои слабости и проблемы? Вот в чём вопрос.

— Ну же. Как на самом деле ты поживаешь? Что с тобой происходит? — напирал он. Я нахмурилась, глядя на него, а он хмурился в ответ. — Лиз, пожалуйста.

Я застонала в поражении.

— Ладно, я облажалась.

— Почему ты облажалась?

— Так много причин. — Я отбросила волосы с лица назад — я больше не собиралась прятаться. — Беременность — отстой. Это естественно, как же. Я, наконец, перестала блевать, но я устаю всё время. Отказ от кофе дался мне ужасно. Никакая одежда больше мне не подходит из-за этих дурацких грудей, и они постоянно болят. Такое чувство, будто я должна писать каждые тридцать секунд, и, к тому же, я плачу каждый раз, когда показывают рекламу «Здорового пса». Это нелепо.

Маленькие морщинки появились по обе стороны от его носа.

— Ты плачешь из-за рекламы собачьего корма?

— Да. Щенки прыгают друг через друга, чтобы добраться до своей матери, и они так красиво виляют своими милыми маленькими хвостиками и всё такое.

Он просто уставился на меня.

— Я знаю, что съезжаю с катушек, Бен. Поверь, я это прекрасно знаю.

— Эй, всё в порядке. — Он прикрыл улыбку рукой. Слишком поздно, ублюдок.

— Ты пытаешься бороться со всеми этими гормонами, которые просто **анулись. Дерьмо. Шизанулись.

— Шизанулись?

— Я стараюсь не ругаться, — объяснила я. — Хочешь, чтобы первое слово, которое выдаст наш ребёнок, было чем-то плохим?

— Нет. Понятно. — Мужчина невероятно плохо скрывал ухмылку. — Никакой ругани.

Придурок. Я сощурила глаза, сдерживая собственную улыбку.

— Я воспринимаю тебя всерьёз. Честно. — Он хладнокровно врал. Хотя, было довольно приятно видеть его улыбку и слышать его низкий смех. По крайней мере, плохое настроение исчезло.

— А мои лодыжки толстые и мерзкие, — сказала я. — Это нелепо.

— Что? Покажи мне. — Гигантская лапа схватила мою ногу и потащила к себе на колени. Без прелюдии он засучил штанину джинсов и снял сандалию, бросив её на пол. — Выглядит прекрасно. С ней всё в порядке.

— Моё тело задерживает жидкость. Это отвратительно.

Одной рукой он откинул назад свою длинную, тёмную чёлку, и взглянул на меня с сомнением.

— Отпусти мою ступню, пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты смотрел на неё.

Он медленно покачал головой.

— Это все, что ты делала в прошлом месяце? Убеждала себя во всяком бреде и плакала из-за рекламы собачьего корма?

— Моя лодыжка стала определённо толще, Бен. И я объяснила по поводу рекламы собачьего корма. Отдай мне ногу.

— Нет. — Он засунул одну ногу под другую и поместил мою ступню сверху, прежде чем начать массировать пальцы моих ног. Чёрт, как же хорошо. У мужчины были невероятно сильные пальцы. Должно быть, это результат игры на басу. Его большие пальцы вонзались глубоко в свод ступни, и мой позвоночник буквально плавился. Небеса, нирвана — всё это было в моей власти, пока он продолжал делать своё дело.