Суппилулиума нехотя последовал за таваннанной. Сад благоухал весенними цветами. Она провела супруга в легкую деревянную беседку, окруженную цветущими деревьями. На небольшом резном столике ждала ваза с фруктами и сосуды с нектаром.

– К чему все это, – не понял Суппилулиума. – Зачем выходить в сад? Неужели ты боишься говорить в стенах халентувы. Ты – первая шпионка Хатти, которая знает больше всех моих сановников.

– Осторожность никогда не помешает. – Таваннанна сменила мягкий тон на твердый. – Ты прав: я знаю больше всех твоих писцов. Позвала тебя, чтобы сообщить неприятные новости. Мною получено послание из Та-Кемет от Анхесенамут, третьей дочери правителя Эхнэйота. С ней мы давно ведем тайную переписку.

– Думаешь, мне интересно слушать, о чем пишет маленькая девочка?

– Дочери Солнца рано взрослеют. Из ее письма я поняла, что окружение правителя Та-Кемет очень обеспокоена твоими приготовлениями к войне. Они требуют, чтобы Эхнэйот предоставил военную помощь Митанни. Особенно настаивают первый жрец Йота Эйя⁵⁴ и главнокомандующий Хармхаб⁵⁵. Ассирия, которая тайно обещала поставить тебе колесницы, откажется от сделки. План стал известен во всех подробностях Тушратте. Та-Кемет надавит на Аласию, и та не посмеет ослушаться. Флот ты тоже не получишь.

– Стоит ли верить Анхесенамут. Она еще ребенок. Может быть, услышала что-то, от кого-то, но неправильно поняла. Рассуди сама: вот уже много лет Ассирия платит позорную дань Митанни. Саусаддаттар вырезал, чуть ли не весь Ашшур, да еще вывез из священного города Золотые ворота.

– Но еще, Ассирия помнит лабарну Мурсили, – возразила таваннанна, – тогда он дошел до Вавилона⁵⁶. Ашшурбалит⁵⁷ не очень-то желает второго такого нашествия. А может быть, просто не верит в твои силы. Но самое главное, Анхесенамут сообщает, что среди твоих орлов притаилась змея. Гадина готова ужалит, как только ты ослабнешь.

– Какой бред! Этого не может быть! – воскликнул Суппилулиума. И стукнул по столу кулаком так, что ваза с фруктами подпрыгнула.

– Держи себя в руках, властитель, – невозмутимо сказала Фыракдыне. – Укроти гнев и с холодной головой подумай, кто из твоего окружения способен на предательство.

– Ерунда! Почему я должен верить этой девчонке? Кто посмеет нанести мне удар в спину? Цула? Мы выросли вместе. Он был моей тенью, моим щитом. Сколько раз спасал мне жизнь! Фазарука? Вспомни, как он вытащил меня из подземелий Цапланды. Иссихасса? Этот – рук не покладая, трудится на благо Хатти. Посмотри, как он укрепил города. К тому же, его дочь – моя третья жена.

– Цула не может предать, – согласилась Фыракдыне. – А вот Фазарука и Иссихасса… я в них сомневаюсь. Чутье меня не обманывает. Если не можешь предположить, который из них – убей обоих, – рассудила Татухепа. – Нет, не открыто. Это вызовет недовольство среди знати. А вот, если яд или еще что-нибудь…

– О Боги, вы послушайте, о чем говорит эта женщина! – возмущению Суппилулиумы не было предела. – С чего ради меня должен убивать верных слуг. Из-за наветов маленькой девочки, откуда-то из далекой Та-Кемет? Может, заодно весь панкус передушить?

– Глупая женщина тебя предупредила, – во взгляде Фыракдыне промелькнула молния. – Дальше поступай, как желаешь нужным, неблагодарный.

– Боги мне дадут совет, – мрачно ответил Суппилулиума, немного поостыв. – Но у меня есть к тебе просьба.

– Я рада буду ее исполнить.

–Мне не хватает золота на содержание армии.

– Скажи лучше, что у тебя совсем его нет, – поправила таваннанна. – Я уже приготовила двадцать мин золота и пятьдесят мин серебра. Тарсиньялы⁵⁸ переделали мои прогулочные колесницы в боевые.

– Вот теперь я вижу перед собой мудрую таваннанну и щедрую властительницу, – радостно воскликнул Суппилулиума.

– Но мешедей своих я тебе не дам. Пусть остаются в Хаттусе. – Продолжила Фыракдыне. – Еще неизвестно, как ты вернешься: на колеснице победителя или босиком в рваном плаще.

– Надеюсь, что боги не оставят меня, – вновь помрачнел Суппилулиума.

– Когда путник идет через пустыню, он тоже надеется на богов, однако, берет с собой воду. Не забывай о нашем разговоре.

– Я буду помнить, – недовольно пообещал лабарна, резко повернулся и удалился быстрым шагом.

Хемиша потрепал по гриве коренастого низенького конька, поправил чепрак из овечьей шкуры. Проверил, все ли на месте. Маленький овальный щит и копье передал мешедям. Поправил на голове островерхий медный шлем. Щелкнул в ножнах остро отточенным мечом. Чехол со стрелами и короткий тугой лук повесил за спину. Готов к походу. Легко запрыгнул на круп коня. Поднял руку, подавая знак музыкантам.

Громко забили большие походные хухупалы, разнося по горам гулкое эхо. Городские ворота с визгом и скрежетом распахнулись. Через проем въехали вооруженные до зубов всадники на сильных коренастых лошадях. Копыта звонко застучали по камням мостовой. Колыхались длинные нечесаные гривы. Сами всадники были подстать скакунам: широкоплечие, чернобородые, с горящими глазами. Все в коротких андули из шкур животных, в шлемах из толстой кожи, на ногах высокие остроносые сапоги.

Всадники по узким улочкам стекались к храму Еникея. Толпа горожан приветствовала воинов громкими криками. На обширной храмовой площади всадники выстроились ровными рядами. На против горцев встал городской отряд конных воинов в нагрудниках из толстой кожи и островерхих медных шлемах. Тут же красовались десять новеньких боевых колесниц.

Площадь перед храмом наполнилась невообразимым шумом: ржание лошадей, протяжное мычание волов, громкие боевые кличи. Вновь загрохотали хухупалы, перекрывая гомон. Воины вынули мечи из ножен и принялись дружно бить ими по щитам, производя нестройный грохот.

В коридор, образованный двумя рядами всадников, лихо влетел Хемиша. Он приветствовал воинов, воздев вверх правый кулак. За ним следовали десять телохранителей, среди которых находился старший сын. За охраной ехали вожди племен на конях и старейшины на ослах.

По знаку Хемиши, знать, а за ней все воины, спешились и направились к храму, отдав поводья босоногим мальчишкам, которых набежало великое множество поглазеть на войско.

Во внутреннем дворе храма воины и знать тесными рядами выстроились напротив широкого проема, ведущего в целлу. Во мраке священной комнаты сиял золотом лик Еникея. Кантикини в длинных желтых одеждах с почтением вывели стройного горного оленя с позолоченными рогами. Прирученное животное не боялось большого скопления народа, но все же блестящие умные глаза настороженно глядели на толпу бородатых горцев. Нос чуть вздрагивал, втягивая воздух. Олень олицетворял самого грозного Бога и защитника племен Хауси.

Помощники кантикини привели годовалого бычка, десять овец и десять коз. Старший жрец, под громкие возгласы воинов, восхвалявших щедрого и милостивого Еникея, длинным ножом перерезал бычку горло. Затем остальные животные были умерщвлены таким же способом. Остро запахло свежей кровью. Воины по очереди подходили к священному оленю и ставили у ног божественного животного кувшины с вином и пивом, после разламывали пополам круги сыра или ячменные лепешки и клали сверху на кувшины.

Совершив молитву, войско оседлало коней и двинулось из города. Горцы дружно грянули боевую песню. Их сильные глотки издавали такой мощный звук, что от многократного эха задрожали вершины. Над частоколом копий взвился шест с оленьими рогами. Следом лениво потянулись повозки, влекомые волами.

Хемиша проследил, пока последняя телега не выехала за ворота. Только после этого он тронул коня вслед войску.