– Ну, что ты треплешь, – сплюнул Федор. – Дело было годков семь назад. Волки в нашем лесу объявились, да овечек стали резать. Тогда мы с мужиками сделали облаву, да барин помог с собаками. Волков постреляли. Все наладилось. А я ходил как-то по лесу, капканы проверял, да набрел на волчье логово. Волчицы не было – одни щенки. Ну, я, как водится, их и перебил. А через день, утром вышел во двор – ахнул. Все утки, все куры… Собаку нашел свою с горлом перекушенным.

Взял я ружжо и пошел в лес. Ох, дня три мы плутали. То я по ее следу, то она по моему. Подкараулю. Вот она – сволочь серая. Только ствол наведу, – эта, как чует, – шмыг в кусты. Потом пропала. Зимой пришла со стаей. Опять собрал я мужиков с собаками – и в лес. Целый день гонялись. Пару серых разбойников подстрелили. Вечером вернулись в деревню, а волки там уже побывали. В двух дворах коров зарезали. Тогда-то я эту Марфу приметил. До чего умная, сволочь. Когда чувствует, что ее загоняют, заставляет кого-нибудь из стаи на охотников бросаться, а сама уходит. Летом пропадает, а зимой вновь появляется. Однажды меня подкараулила у самой дороги. Как, сволочь, учуяла, что у меня заряды для ружжа кончились – понять не могу. Видать ей черт-брат. Я как белка на сосну вскарабкался. Цельную ночь прокуковал. Сидел, обнявши ствол, дрожал от страха и холода, а волки все прыгали, стараясь меня достать, зубами клацали, подвывали. Ох и натерпелся я тогда… Хорошо, утром обоз фуражный шел с охраной. Солдатики спугнули стаю, да меня с сосны сняли еле живого, водки залили в горло, да до дому подвезли.

– Так, а нам что делать теперь? – как-то мне стало не по себе от его рассказа.

–Утра дождаться надо, – поразмыслив, сказал Федор. – Утром, может, уйдут. При свете и целиться сподручней. Сейчас разве их разглядишь?

– В два-то ружья – прорвемся, – подтвердил Степан.

– В одно, – мрачно поправил Федор. – Вон, гляди, пружина взводная на моем сломалась.

– Что ж ты, едрить… – выругался Степан.

– А кто ж знал? Ружжо старое. Моя фузея еще в Шведскую воевала.

– В Шведскую! Да хоть в Татарскую… Следить надо.

– Я слежу…

– Не ссорьтесь, – попросил я. – Федор, ты лучше стреляешь, возьми моего туляка, а мы с ножами, да с головешками.

– Спасибки, барин, – просиял Федор, поглаживая цевью моего туляка. – Знатное. С такого не промажешь…, – он прислушался к вою. – Вот, это Марфа петь начинает. Я ее голосок из тышшу различу. Недобрая охота получилась, – вздохнул он. – Дьявол по наши души пришел.

– Да с чего ты брешешь? – недовольно спросил Степан, улегся на лежанку из жердей и отвернулся к стенке.

– А, вот, погляди: мы ушли охотиться даже не помолясь, ни свечку у иконки не поставили. Рогатину сломали. Пружина в затворе лопнула… Вот, чего ей лопнуть-то именно сейчас?

– Ой, хватит тебе, – отмахнулся Степан. – И так тошно.

– Во-о! – не унимался Федор. – Где-то тут чёрт ходит. Его проделки. И Марфа из его слуг.

Несмотря на все переживания и страхи, я как-то неожиданно провалился в дремоту. Среди ночи очнулся, и сразу не смог понять, где нахожусь: холодно, темно. Угли еле тлеют на полу. Воняет чем-то. Я понимал, что просыпаюсь, но до конца еще не проснулся… Вдруг ужас заставил меня похолодеть. Я явственно почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Смотрит сквозь стену, видит меня, слышит мой страх. Я потянулся к крестику на груди, но рука не слушалась. Кое-как поднял ее к животу. Хотел прочитать «Отче наш», но язык не ворочался. А страх давил, словно мешок с песком. Дыхание перехватило. Несмотря на холод, я покрылся потом. Хотел закричать, но лишь захрипел и окончательно очнулся. Сел, вжавшись в угол. Страх отпустил не сразу, словно волна медленно откатывает от берега.

Я попытался прийти в себя. Похлопал по щекам. Ну и дурак же, так напугаться. И тут услышал скрип снега прямо за дверью. Кто-то очень осторожно подошел к сторожке. Это не человеческие шаги. Вспомнилось причитание Федора про дьявола. Сердце тяжело ухнуло и замерло. Мне нельзя бояться, – вдруг прорезалась мысль. Я – крещенный. Я – православный. За мной – Бог. Мое оружие – молитва. Христос смог победить дьявола в пустыне, и я должен идти по его стопам. Нельзя бояться! Страх расшатывает веру! Именно так наставлял меня духовный отец Никодим.

Я решился на безумный поступок: выйти наружу и смело встретиться лицом к лицу с тем, кто пришел за нами. Пусть там сам дьявол. За мной войско ангелов и святой Георгий. Я медленно поднялся. Во имя Отца, Сына и Святого духа… На негнущихся ногах пошел к двери. Почему собака не лает?

– Сага, – позвал я. Она жалась к Федору и смотрела на меня жалостливыми глазами. – Сага, пошли, – поманил я. – Собака заскулила и задрожала всем телом. – Федор, – шепотом окликнул я. – Степан. Степан, вставай. – Тишина.

Как будто кто-то посмеялся надо мной: «Они не проснутся, сколько не буди». Значит, мне выпал жребий… Какой жребий? Что я должен сделать? Я попробовал снять запор с двери. Руки дрожали. Глубоко вдохнул, задержал дыхание и попытался собрать все душевные силы. Дверь чуть приоткрылась. Ну! Вот он – я! Подходи, кто бы ты ни был! Я никого не боюсь! Пахнуло морозной свежестью леса. Створка открылась шире…

За дверью – никого. Огромная луна висела над черными верхушками сосен. Поляна перед сторожкой казалась тарелкой с манной кашей. На пригорке что-то зашевелилось. Меня прошиб озноб. Две красные точки блеснули в темноте. Что первое пришло в голову – броситься назад в сторожку, запереть покрепче дверь… Нет! Я должен выдержать испытание, посланное мне Господом.

Серая тень с горящими глазами медленно двинулась в мою сторону. За ней еще одна, и еще… Сколько же их?

Наконец я хорошо рассмотрел в холодном лунном свете большую волчицу. Она остановилась в десяти шагах от меня и оскалила пасть, показывая огромные белые зубы. Жесткая шерсть на холке встала дыбом. Я явственно почувствовал ее желание: вцепиться мне в горло. Лишь только исчадие ада заметит, что меня одолел страх, хоть на капельку – мне конец.

– Что тебе надо? – тихо произнес я, пристально глядя в два кровавых огонька.

Она оскалилась еще больше, высовывая широкий синеватый язык. Я почувствовал ее смрад: запах псины, дикости и смерти. Вот она – совсем рядом. Этот порог, переступив который – уже не возвращаются. Один неверный шаг – и я там…

Очень осторожно я распахнул тулуп и вынул испанский тесак из-за пояса. Волчица тут же припала на передние лапы, готовая ринуться в схватку. Но я отбросил нож в сторону и показал открытые ладони.

– Видишь, у меня ничего нет?

Она выпрямилась и прекратила скалиться.

– Что ты хочешь? Крови? Тебе мало? Я знаю все: твоих волчат убили, но и ты много бед натворила людям. Пора остановиться. Леса большие. Ты можешь жить в глуши, и никто тебя не тронет. Хватит мстить! Мы не для того живем на свете.

Волчица стояла неподвижно, как будто вслушиваясь в мои слова. Она втянула носом воздух, повернулась и затрусила в лес. И вся стая последовала за ней.

Ничего не соображая, я зашел в сторожку, подпер дверь и улегся на прежнее место. Собака подошла ко мне, улеглась рядом, преданно положив голову на мою грудь. Я тут же забылся.

***

Сквозь ускользающий сон услышал голоса:

– Да где же? – спрашивал Степан. – Где?

– А я почем знаю? – недовольно отвечал Федор.

Я приоткрыл глаза. Почувствовал, что ужасно замерз. Угли в очаге давно простыли, а эти горе-охотники еще дверь приоткрыли, впуская утренний мороз.

– Да вон, шевелится что-то, – указывал Степан.

– Где шаволится? И точно. Так это же зайчик.

– Ты сдурел? Волки кругом, а тебе зайцы мерещатся.

– Точно тебе говорю – беляк.

– Это что, Марфа нам подарок принесла?

– Ушла она, – сказал я.

Они оба обернулись и посмотрели на меня как на сумасшедшего.

– Мне приснилось, что я ночью выходил и разговаривал с ней.

Охотники переглянулись.

– Но, то ж – приснилось, – безнадёжно махнул рукой Федор. – После того, как мы вчера удирали, да песни их слушали, еще не такое привидится. Пальнуть надо разок.