– Ох, что вы, что вы, – обиделся буфетчик. – Графу из лавки купца Алексеева турецкий табак всегда привозили. Плохого он не курил.
Федор уже ждал нас на окраине леса со своей лохматой собакой.
– На, – вручил он Степану короткую пику с небольшой перекладиной у наконечника. – Ого, барин, хороша пужало, – оценил он ружье. Вот с таким-то стволом – да!
Он вздохнул, поглаживая свою старую фузею25.
– Пошли уж, – поторопил его Степен. – Скоро смеркаться начнет.
– Успеем, – успокоил его Федор. – Мельник медведя на старой засеке видел. Это как раз возле моей лесной сторожки.
– Постой, – вдруг забеспокоился Степан. – А как твоя Марфа поживает?
– Сплюнь! – ни с того, ни с сего разозлился Федор, – Что енту заразу вспоминаешь. Два года, как сгинула. Не является. Может, сдохла, мож прибил кто…
– Это вы про кого? – поинтересовался я.
– Это любовь его давнишняя, – засмеялся Степан.
– Не кликай беду, – еще злее огрызнулся Федор. – Сбереги нас, Богородица. – Он перекрестился.
Мы шли сквозь сосновый бор, проваливаясь по колено в сугробы. Ружье становилось все тяжелее и оттягивало плечо. Федор – знай себе – шустро вышагивал впереди, прислушиваясь к лесу. Его лохматая собака мелькала где-то меж серых стволов. Вдруг она подняла отчаянный лай. В ответ раздался рев.
– Все! Нашли, – обрадовался Федор.
– Ну, я пошел, – тихо сказал Степан, хватая рогатину обеими руками.
– Ага, давай. А мы сбоку зайдем. И раньше времени рожон ему в рыло не совай, – настаивал Федор.
– Знаю я, наставник хренов, – огрызнулся Степен. – Ты сам-то смотри не промахнись…
– Ох, ох! – подразнил его охотник.
Мы с Федором полезли в лядунки, у Федора была старая, солдатская, медная, вытащили по картушу. Я, подражая охотнику, зубами надорвал бумажный край картуша. Немного пороху сыпанул на полку затвора, остальное – в ствол с пулей. Пыж сверху и шомполом утрамбовал.
– Сохрани и помилуй.., – перекрестился Федор, и мы осторожно двинулись на лай.
Здоровый грязно-бурый медведь вертелся, пытаясь зацепить лапой собаку. Но та шустро уворачивалась, пытаясь забежать сзади и цапнуть зверя за ляжку.
– Сейчас Степен его подымет, так ты в голову пали, барин, – шепнул мне Федор и сам устроился чуть сбоку, наведя фузею на медведя.
Появился Степан. «А ну! А ну!» – закричал он, держа перед собой рогатину. Медведь двинулся к нему, тяжело переваливаясь. Степан отпрыгнул на шаг назад. Медведь поднялся на задние лапы, громко заревел…
– Пали! – крикнул Федор, и я спустил курок.
Ружье бахнуло. Впереди все заволокло дымом. От отдачи я сел в снег…
– Эх, барин! – недовольно воскликнул Федор. Его фузея гулко ухнула. Он тут же бросился вперед. Я за ним.
Огромная бурая туша неподвижно лежала на снегу. Собака бегала вокруг и радостно лаяла. Степана нигде не было.
– Где Степан? – испугался я.
– Вон он, вытаскиваем.
Я заметил, как под медведем что-то шевелится. Федор схватил за руки, я за зипун, вытащили окровавленного Степана. Я едва не потерял сознание при виде крови.
– Что с ним? – закричал и чуть не расплакался.
– Да – ни хрена, – махнул рукой Федор. – Это кровь не его, мишкина.
Степан сел, схватил обеими руками горсть снега и обтер лицо, бороду. Собака подбежала и принялась слизывать кровь с его лба.
– Да иди ты, – отмахнулся он и тяжело поднялся. – Что ж ты, гад… – Набросился на Федора, – раньше пальнуть не мог… Он как прыгнет на меня…
– Ой, ты, – издевательски смеялся Федор. – Портки запасные не взял? А то всю дорогу ароматить будешь.
– Да, ну тебя.
– А где рогатина, – в свою очередь упрекнул охотник Степана. – Сломал? Что ж ты. Я же тебе говорил: в землю упри.
– Где я тебе землю найду. Вишь – снег кругом.
– Ладно, – успокоился Федор. – Надо шкуру снять. Ох, прости, Михаил Потапыч, но мы тебя разденем. Шкурка тебе нынче ни к чему, а барину – шубу справим. Ой, барин, а куда ж ты целился?
– В голову, как ты велел, – ответил я.
– В голову? – Федор нагнулся над тушей, внимательно ее разглядывая. – Так ты мишке в попу попал. Вот он от боли на Степана и кинулся.
Тут охотник расхохотался, за ним Степан и я.
– Лады, сейчас мы его расстегнём, – сказал деловито Федор, доставая широкий нож с костяной рукоятью…
Он чуть не выронил тесак… Жуткий утробный вой покатился по лесу. У меня у самого затылок свело. Что это?
– Ноги! – прошипел охотник, хватая оставленное ружье. – Скорее, вон к тому пригорку.
Мы кинулись вслед за ним, бросив медвежью тушу.
– Что случилось? – пытался я выяснить на бегу.
– Беда, – ответил Степан, помогая мне выбраться из сугроба. – Потом расскажу, если живы останемся.
– Сага! Давай! Пошла! – скомандовал Федор собаке, и та понеслась куда-то в сторону. Обернулся к нам. – Что вы там плететесь. Шевелите ходулями. Сага отвлечет их.
Мы бежали по лесу, увязая в сугробах, падая. Грудь разрывалась от холодного воздуха. Ног совсем не чувствовал. Сердце колотилось где-то в горле. Наконец, взобравшись на пригорок, мы чуть не кубарем скатились вниз по откосу. Небольшой домик едва виднелся в снегу на широкой поляне. Дощатую дверцу подпирала увесистая колода. Втроем еле спихнули колоду с места и ввалились в сторожку. Пахнуло сыростью и затхлостью.
– Дверь, дверь надо подпереть, – беспокоился Степан.
– Погодь. Сагу дождемся, – остановил его Федор.
Мы все, втроем, выглядывали свозь приоткрытую дверь наружу. Сумерки опускались на лес, и все стушевывалось серым. И чего мы переполошились? Удирали, сломя голову. Никого же нет. Вдруг с пригорка, с которого мы только что скатились, к нам метнулась черная тень.
– Сага! Давай! – закричал Федор.
Собака влетела в домик, чуть не сбив нас, забилась в угол и жалобно заскулила. А на пригорке показались серые силуэты.
– Что это? – не понял я.
– Волки, – коротко ответил Степан.
– Надо их отогнать, – предложил я.
– Как?
Я быстро зарядил ружье, отодвинул Федора от двери… Но на пригорке уже никого не было.
– Ага, – усмехнулся невесело Федор, захлопывая дверцу, – Сейчас они под дуло будут подставляться. Эти твари умные. Ты пороху сыплешь, шомполом скребешь, а они этот звук уже знают.
– Что будем делать? – спросил я.
– А я почем знаю, – Федор чиркнул кремнем, раздул лучину. – Сидеть здесь.
Убогую хижину осветил огонек лучины. Простой покосившийся сруб. Крыша, крытая тесом. Пол земляной. Что-то наподобие лежанок из тонких жердей у стен. Посреди круг булыжников с золой. В углу нашлись, припасенные, сухие березовые поленья. Степан развел костерок. Дым заполнил хижину, но быстро улетучивался сквозь щели в крыше и через дыру над дверью. Мы перекусили тем, что захватили в дорогу. Степан вынул трубку и принялся набивать табаком. Федор полез за своей. Принюхался.
– Чего, это, табак у тебя какой сладкий, – сказал охотник. – Дай-ка щепоть.
Он взял у Степана турецкий табак, нюхнул, деловито произнес:
– Не, не крепкий. С махрой надо смешать.
– Набей и мне, – попросил я Степана и протянул генеральскую трубку.
– Тебе, барин, с махрой или чистый табак?
– Давай с махоркой.
Я затянулся едким дымом. Точно, как будто ежа проглотил. Меня чуть не вывернуло от кашля.
– Аль не курил ни разу, барин? – усмехнулся Федор.
– Нет, – еле смог выговорить я.
– Осторожней с этой дрянью…
Он не договорил. Вой послышался снаружи, совсем рядом, протяжный, тоскливый, угрожающий. Ему ответил такой же, с другой стороны. Еще и еще голоса вливались в эту страшную песню.
– Она? – хмуро спросил Степан у Федора.
– Она, – невесело согласился охотник. – Марфа – тварь.
– Расскажите, что за Марфа? – потребовал я. Мне было страшно. На лицах моих товарищей я тоже видел страх.
– Это он ее так прозвал, – Степан кивнул в сторону охотника. – Любовь его давнишняя.
