Литмир - Электронная Библиотека

Тот, в шелковых одеждах, расшитых золотом, в короне, восседал на троне в малом зале для приемов, возле него, похожая на пеструю птицу в своем блестящем платье, расположилась королева. Придворные толпились возле стен, внимая королевским речам, а король вещал о справедливости и чести.

Дойл вошел без предупреждения и без объявления, но все-таки на него обратили внимание все – даже двое просителей, стоящих перед Эйрихом на коленях. Дойл поморщился, но не остановился и прошел вперед, приблизился к королевскому трону и встал за спиной у брата.

– Итак, лорд Ганс, – продолжил Эйрих ранее начатую речь – очевидно, касающуюся какого-нибудь глупого спора между двумя обрюзгшими потными лордами, протирающими мраморный пол жесткими коленками, – вы обязуетесь выплатить сыну лорда Ингли приданое своей дочери в срок десять дней. В противном случае, по нашему решению, сын лорда Ингли получит в приданое деревни Малую и Болотную и закрепит их за своим родом.

– Ваше величество! – одновременно, но с совершенно разным выражением пробормотали лорды, однако король не закончил.

– Также лорд Ингли обязуется на собственные средства восстановить мельницу и мост на землях лорда Ганса в срок до трех месяцев. Если это не будет выполнено, лорд Ингли предстанет перед королевским судом по обвинению в разбое. Таково наше королевское решение.

Лорды, кланяясь и пятясь, убрались прочь, и прежде чем распорядитель привел новых просителей и жалобщиков, Эйрих объявил:

– Мы прервемся на некоторое время.

Придворные, как дрессированные собачки, по этой команде поспешили уйти из зала, осталась только охрана.

– Милорд Дойл, – обронила королева таким тоном, словно подразумевала «ядовитая гадина», – отрадно видеть вас на вашем месте. Пока вы были в походе, мы скучали по вашему обществу.

– Ваше величество, – Дойл наклонил голову, – ваши слова согревают мне сердце.

Эйрих, чувствуя напряжение, спросил:

– В чем дело, Дойл? Ты пришел неожиданно и поспешно.

– В то, что я хотел поприсутствовать на королевском суде, вы не верите, ваше величество? – хмыкнул Дойл.

– Ни на миг – ни одного серьезного дела. Ну, говори, кого из моих подданных ты хочешь отправить в темницу? – Эйрих улыбался, но глаза у него были серьезные и настороженные. Нервные.

Дойл посмотрел в эти глаза, бросил короткий взгляд на насторожившуюся, как дрессированная крыса, королеву и сказал:

– Ваше величество никогда не ошибается, но в этот раз подозрения напрасны. Я пришел к вам как проситель, – он вышел из-за трона, но на колени не встал: Эйрих достаточно давно категорически запретил ему это делать, во-первых, желая перед всем двором подчеркнуть его статус, а во-вторых, беспокоясь о его ноге, которая мучила младшего принца с детства, а временами, в плохую погоду, болела просто нестерпимо.

Король рассмеялся:

– Ни за что не поверю.

– И все-таки придется. Только ваше величество в силах исполнить мою просьбу и подарить мне большую радость… – Дойл сделал паузу и продолжил: – пригласив на ближайший из пиров леди Харроу, вдову лорда Харроу, находящуюся сейчас под опекой милорда Грейза и проживающую в столице.

За короткое мгновение на лице Эйриха сменились изумление, радость, осознание и обреченность, а потом он спросил:

– В чем она подозревается?

Дойл не мог точно сказать, почему он не ответил откровенно: в колдовстве. Возможно, потому что у него не было никаких доказательств, а рыжие волосы и непонятную привлекательность к обвинению не приложишь. Возможно, потому что не хотел тревожить короля. Или не желал обсуждать дела в присутствии коронованной крысы.

В любом случае, он произнес:

– Никаких подозрений, сир. Моя просьба не государственного, а личного характера, – он немного наклонил голову и опустил глаза.

Пусть так – странная прихоть, из-за которой он не обвинил открыто леди Харроу в колдовстве, позволит убить двух зайцев разом: приблизиться к ней, чтобы изучить ближе, и отвлечь короля от марьяжных планов на его, Дойла, счет.

– Проклятье! – Эйрих хлопнул себя по колену. – Я ему сватаю самых красивых девушек королевства с огромным приданым, на что он отвечает, что любовные порывы его душе не близки. И вот она – причина, рыжая вдова, – он расхохотался, королева позволила себе мелкую зубастую улыбку, а Дойл сохранил каменное выражение лица. – Конечно, брат. Конечно. Что скажешь о сегодняшнем вечере? Еще не поздно послать ей приглашение.

Дойл поклонился и коротко поблагодарил.

Он терпеть не мог приемы – не важно, как они проходили и как назывались. Утренние собрания на королевском суде были настолько же невыносимы, как и пиры для знати. Но прием этим вечером был исключением – он был необходим не ради фальшивых улыбок королевских лизоблюдов, а для работы, поэтому Дойл собирался с большей охотой, чем обычно. Джил помог ему переодеться в камзол, в этот раз значительно более удобный, подал перстни и пробурчал себе под нос:

– Вы прекрасно выглядите, милорд Дойл, – и тут же шагнул назад.

Дойл бросил на него короткий взгляд, но ничего не сказал – и без слов было понятно, что мальчишка в очередной раз сморозил чушь. Но камзол сидел отлично, словно был скроен по корявой фигуре, и, похоже, Джил приложил к этому руку. Поэтому вместо того, чтобы посоветовать ему заткнуться, Дойл сказал:

– Приготовь плащ и сапоги к моему возвращению. И сам оденься в темное.

Джил мелко закивал, Дойл оставил его в комнате и неспешно направился в большой приемный зал. Если бы он больше верил в помощь Всевышнего, перед встречей с ведьмой он зашел бы в храм или надел бы на запястье браслет с недремлющим оком. Но он верил слабо: кто бы ни сотворил все на земле, живое и мертвое, он давно забыл о своем творении, занявшись другими, более важными вещами. Поэтому в делах людям оставалось полагаться на собственный ум, в бою – на ловкость, а в интригах – на красноречие. Не на помощь свыше.

Ленивые неспешные мысли мгновенно сбежали прочь в недра сознания – перед Дойлом склонился в учтивом поклоне и попытался пройти дальше человек, которому было совершенно противопоказано попадаться ему на глаза. Дойл остановился и сказал, не поворачивая головы:

– Стойте-ка, господин Оуэн.

Управляющий замка замер – Дойл не видел, но слышал шорох его одежды и ставшее частым дыхание.

– Рад нашей встрече.

– Милорд Дойл, – раздалось сзади, – рад служить.

– Не сомневаюсь. Подойдите-ка сюда.

Управляющий шаркнул ногами и встал перед Дойлом, поклонился и так и замер, сложившись пополам. Дойл хрустнул пальцами. Вчера он желал засунуть подонка на нижний уровень подземелья, в одну из ледяных камер под озером, и посмотреть, какие боли прохватят его после подобной ночевки. Но сегодня ярость уже прошла, от нее остались только слабые отголоски, и Дойл вполне осознавал, что это – отголоски личной, почти детской обиды. Управляющий попытался насолить ему – мелко и глупо, – но не совершил измены, не подверг безопасность и благополучие короля риску. Он не заслуживал камеры.

– Мне кажется, вы слишком усердно служите, господин Оуэн, – произнес Дойл неторопливо, изучая лысину управляющего.

– В с-самом деле, милорд?

– Несомненно. На вас лежит так много обязанностей, так много забот.

Лысина покрылась блестящим потом.

– Ничто не ускользает от вашего чуткого взгляда, ни один уголок замка, ни одна щель в стене, – продолжил Дойл ласково, а потом коротко и резко добавил: – и так должно быть впредь, господин Оуэн, иначе вы будете изучать замок с доселе неведомой вам стороны.

Дослушивать ответ или извинения он не стал – зашагал дальше, тщательно задавливая в себе мстительные порывы. Было что-то притягательное в идее, например, велеть ему опуститься на колени и ползти до конца коридора, собирая на бархатные штаны пыль дворцовых полов. Но это было бы низко и бесполезно, а потому должно быть отвергнуто и забыто.

Большой приемный зал уже был полон: скоро должен был начаться ужин, но пока короля и королевы не было, гости ходили вдоль длинных столов и громко разговаривали, перекрикивая друг друга, или прислушивались к завываниям музыканта и бренчанию его лютни. Дойл на глаз прикинул количество людей и понял, что, не считая охраны и слуг, собралось больше сорока человек.

9
{"b":"616872","o":1}