Подземелье замка было выморожено насквозь – от дыхания в воздухе повисали облачка пара. Ноздри щипало.

Дойл повел плечом и неспешно спустился вниз. По раннему времени он не ожидал застать в темнице никого, кроме смены охраны, но ошибся: ему навстречу вышел, сгибаясь в поклоне, Рикон.

– Милорд сегодня плохо спал? – спросил он.

– Милорд не спал вовсе, – отмахнулся Дойл. – А тебя что принесло сюда?

– Я осмелился задать несколько вопросов человеку, который стрелял в милорда.

«Задать несколько вопросов» на языке Рикона обычно означало «переломать все кости, вытряхивая правду», поэтому Дойл напрягся. Но Рикон его сразу же успокоил:

– Мне передали указания милорда. Райта не подвергали… интенсивным методам поиска истины.

– Проводи, – сказал Дойл и, вопреки этому, первым пошел к красной камере. Она пока была пуста. По знаку Дойла, ее отперли, внутрь занесли тяжелый деревянный стол, бочку воды и жаровню. Она предназначалась для того, чтобы раскалять в ней клещи и прочие инструменты для того, что отец Рикон деликатно называл «поиском истины», но Дойл сразу же велел поставить ее поближе к столу и сел так, чтобы почти прикоснуться к ее горячему боку больной ногой.

Райта приволокли – его еще не допрашивали, но уже как следует избили. У него заплыл глаз, на щеках воспалялись кровавые следы ударов чем-то тяжелым, наверное, железной перчаткой.

– Оставьте, – велел Дойл, когда Райта начали приковывать к стене.

Он часто так делал – оставлял подозреваемому видимость свободы, хотя бы такую жалкую, как отсутствие кандалов. Это мешало особо упрямым идти на принцип и сопротивляться до последнего – хотя бы потому что они в глубине души понимали: каким бы страшным ни был допрос, все может стать еще хуже.

Райт поднял голову и посмотрел, но без того вызова во взгляде, который так разозлил Дойла. Сейчас это был взгляд напуганного и уставшего человека – никакой звериной ярости.

– Итак, – произнес Дойл, разглядывая Райта, который пытался встать на трясущихся ногах, – Тони Райт, замковая стража. Успешно показал себя в последней военной кампании, после этого два года служил королю Эйриху в Шеане. А вчера совершенно нелепым способом попытался застрелить меня из арбалета. Зачем, Райт?

Райт прищурился и выдохнул:

– Вам все равно не понять. Отрубите мне голову – и дело с концом. Вы – отродье темных сил. Надо было вас попробовать пристрелить.

Дойл облизнул губы рассмеялся:

– Прости, Райт, – сказал Дойл, напрягаясь и вставая с места, – но это звучит совсем неубедительно. Ну же, ты устал, тебе больно. Достоверности ни на грош. Зачем ты в меня стрелял?

Несколько мгновений Райт стоял, выпрямившись и почти на голову возвышаясь над Дойлом, а потом повалился на колени и закрыл руками лицо. Его плечи затряслись, и он сумел выдавить:

– Милорд, они заставили меня.

Дойл прислонился к столу, сложил руки на груди и принялся ждать. Лжет он или говорит правду – будет видно. Но это звучало интересно и, пожалуй, опасно. Не было ничего хуже покушений, за которыми стояли какие-нибудь «они».

Райту понадобилась минута, чтобы отнять от лица руки и заговорить – быстро, срывающимся голосом:

– Они угрожали мне, угрожали моей жене. Я хотел… помешать, но они не оставили мне выбора. Я должен был убить вас – ради жены и сына.

Из его рассказа складывалась не слишком привлекательная картина. Некие «они» отлично знали, где именно живет семья Райта, знали, какими путями ходит его жена, более того, однажды без ключа окрыли дверь его дома. Они подловили его вечером, когда он возвращался из караула.

– У меня не было выбора, – повторил Райт.

– Угрожали жене… – протянул Дойл. До сих пор он думал, что этот выстрел – работа одиночки. Но если нет – значит, ведьмы повторяются. Того парня, Ивена, они шантажировали излечением сестры. Райта – жизнью жены. Весьма похожие схемы.

– Милорд, – подал голос Рик, – вы считаете оправданным поверить его словам?

Дойл вздохнул, взглянул на сильные здоровые руки бывшего военного и сказал:

– Запишите его показания после первого круга. Потом принесете мне.

Райт тихо вскрикнул – не от боли, а от страха перед ней.

– Вы желаете присутствовать?

– Нет, – не глядя ни на Рикона, ни на Райта, Дойл вышел из камеры и поковылял наверх. Он за свою жизнь видел такое количество пыток, что давно привык к их виду, но именно взгляд Райта и его тихое сбивчивое признание – почти наверняка правдивое – заставило его вспомнить, как однажды он сам стоял на том месте, напротив палача.

Это был первый год войны с Остеррадом. Войска Стении во главе с блистательным Эйрихом сумели переломить наступление и, дав масштабную битву у реки Аны в двух днях пути от Шеана, погнали армии Остеррада обратно к границам.

Дойл командовал первым флангом, и в какой-то момент вместе с передовым отрядом вырвался слишком далеко вперед. Остеррад расступился перед ним, как воды, и сомкнулся над головой. Из его отряда – сорока отличный воинов – не выжил никто. Дойл был уверен, что тоже погибнет, но был готов продать свою жизнь очень дорого. Когда под ним убили коня и он, повалившись, еле сумел обрести равновесие, стало ясно, что бой окончен. Пеший, он не мог сражаться с таким числом противников – в любой момент проклятая нога могла подвести. Но бросать оружие он не собирался. Меч у него выбили.

А потом оглушили, увернувшись от его кинжала и подойдя со стороны увечной руки.

Очнулся Дойл в телеге, крепко связанным. Все тело болело так, словно его пинали сапогами с коваными мысами. Голова гудела. Возможно, немного придя в себя, Дойл попытался бы бежать, но не успел – телега остановилась, и его выволокли на землю и поволокли к богатому походному шатру, вытащили внутрь и бросили к ногам короля Фрейна Светлейшего.

Дойл резко мотнул головой, прогоняя прочь воспоминания: второй день его мучили мысли, которых он предпочитал избегать. Не стоило думать о Фрейне. Единственное, что имело значение, так это приход Эйриха. Эйрих вытащил его оттуда. А через год Дойл лично, и не без удовольствия, насадил башку Фрейна на острую пику посреди Остерграда.

– Мальчишка! – крикнул Дойл, заходя в свои комнаты.

Джил высунул голову из-за сундука с одеждой.

– Подай одеться. Только что-нибудь…

Дойл не договорил, потому что Джил извлек из сундука светлый камзол с золотой оторочкой. Однозначно, он был не так бестолков, как казался с виду.

Одевшись и выпив залпом кружку воды, Дойл отправился на одно из самых необходимых, но в то же время, одно из самых неприятных государственных мероприятий – на заседание королевского Совета лордов. Раз в неделю милорды, которым король оказал особое доверие, собирались на совет, где обсуждали дела и проблемы государства. Дойл присутствовал на каждом – кроме тех, которые пропускал, занимаясь делами за пределами столицы. Именно на одном из таких советов он впервые нажил себе одновременно десятерых врагов, не позволив ввести оправданный, но слишком опасный двойной налог на хлеб и буквально вырвав у милордов их доход.

Сегодня он планировал поднять не менее неприятную для зажравшихся сиятельных свиней тему, связанную с чеканкой монеты, но дело ведьм заставило его отложить этот вопрос: ему было необходимо королевское разрешение на масштабный обыск у всех, кто покажется ему подозрительным, включая милордов, главу церкви Всевышнего и королеву. И это разрешение должно было быть услышано милордами – чтобы никто не рискнул оказать сопротивление.

Вышеупомянутые милорды были уже в сборе и как-то непривычно оживлены: возбужденно похрюкивали, переговариваясь и потирая потные жирные ладони. Когда Дойл вошел, разговоры стихли. Он кивнул всем сразу и прошел на свое место по правую руку от королевского трона, пока еще пустого.

– Милорд, – подал голос милорд Ойстер, – мы счастливы видеть вас в добром здравии.

Дойл впился в него взглядом и даже позволил себе усомниться: что, если не загадочные ведьмы, а кто-то из этой хрюкающей и рвущейся к кормушке власти стаи подослал к нему Райта? Он оглядел их внимательно, но не увидел ничего, кроме обычной жадности.