– Секундочку, – сказал Сэкетт. – Я только хочу вас предупредить. Я никогда раньше не разговаривал с журналистами и тем более с писателями. Нам это запрещено. Но я готов поделиться с вами информацией, потому что следствие зашло в тупик. И мы надеемся с помощью прессы нащупать новую версию. Хотя о некоторых вещах я, понятно, говорить не имею права.

– Разумеется.

– Книгу вашу я не читал, вы уж не обижайтесь. Я не очень-то люблю читать. Но жена читала, и ей понравилось, так что я согласился встретиться с вами вроде как ради нее. Вопреки здравому смыслу.

– О’кей.

– К тому же я навел о вас кое-какие справки. Говорил с департаментом шерифа в округе Медина. Они отзываются о вас не лучшим образом.

– Еще бы, – сказал Дэвид. – Они казнили Ронила Брюна, а он оказался невиновен.

– А теперь в штате Огайо нет высшей меры, и даже самым последним подонкам не выносят смертных приговоров. Все из-за вашей книги.

«Протеже серийного убийцы» вызвала в обществе бурное обсуждение, которое в итоге привело к отмене высшей меры наказания в штате. И Дэвид очень этим гордился.

– Вы все-таки называете его Джозефом Говардом Кингом? – спросил он, возвращая Сэкетта к главной теме.

– А как еще его называть? Мы не знаем его настоящего имени.

– Некоторые говорят про него: Старик с Прим-роуз-лейн.

– А я всегда называл его Стариком с тысячей перчаток, – ответил Сэкетт. – Но я что хотел вам сказать: люди шерифа вас терпеть не могут, но при этом очень уважают, по крайней мере его помощник. Он считает, вам надо было идти в детективы, а не в журналисты. Сказал, что из вас получился бы хороший сыщик. Потому я с вами и разговариваю.

Дэвид удивился. После выхода в свет «Протеже» он старался не ездить через округ Медина, опасаясь, что его остановят за какую-нибудь неработающую заднюю фару и пожизненно упекут в тюрягу. Бывший заместитель шерифа, который в свое время из кожи вон лез, лишь бы добиться смертного приговора для Брюна, прислал ему письмо, где называл Дэвида продажной газетной шлюхой и обещал «подправить» ему кое-что в лице, если он только сунется в город.

– Так что вас интересует? – спросил Сэкетт.

– Ну, прежде всего – почему вы зовете его Стариком с тысячей перчаток. И как вы обнаружили тело.

Сэкетт вытряхнул из пачки «Кэмела» сигарету, прикурил, глубоко затянулся, выпустил в потолок облако ядовитого дыма и кивнул на пачку «Мальборо», выглядывавшую из кармана рубашки Дэвида.

– Можете курить, если хотите, – сказал он. – Штраф выписывать не буду, обещаю.

Дэвид отрицательно помотал головой – объяснять про «ментальные сигареты» пришлось бы слишком долго.

– Дело ваше, – сказал Сэкетт. – Ну ладно, поехали.

Следующие полчаса он рассказывал, как нашел в доме на Примроуз-лейн труп и сотни перчаток в шкафу, как кровавый след привел его к блендеру, с каким звуком шлепались на пол личинки, выползавшие из дырки в груди, и как вывернуло Билли Бичема. Все это время он смолил сигарету за сигаретой, и к концу рассказа вся комната утопала в клубах дыма, а одежда Дэвида насквозь пропиталась запахом дешевого курева. Сэкетт нажал кнопку на стене, и где-то в недрах здания включилась вентиляция, понемногу очищая воздух от табачных миазмов, на смену которым явился запах вареных сосисок. Дэвид уже до половины исписал блокнот смесью букв, стенографических значков, схем и стрелок. Разумеется, это было только начало, и он не без оснований подозревал, что сегодня эта информация уже не так важна для дела, как казалось Сэкетту в 2008-м.

– У меня к вам миллион вопросов, – сказал Дэвид.

– Валяйте.

– Что в тот день доставил Бичем?

– Всякие мелочи, – сказал Сэкетт. – И счетчик Гейгера.

– Счетчик Гейгера?

– Да.

– Для чего? Там что, была радиация?

Сэкетт покачал головой.

– Мы вызывали специалистов из Университета Акрона. Они ничего не нашли.

– Странный заказ, вам не кажется?

– Кажется, – согласился Сэкетт. – Но старик заказывал много чего странного. Может, все это и вправду было ему для чего-то нужно, а может, просто свихнулся от одиночества. Теперь уже не узнаешь – никто про этого старика ничего не знал.

– Кроме парня, который его убил.

– Может, это было неудавшееся ограбление? – предположил Сэкетт.

Дэвид усмехнулся:

– А пальцы? Отрезать у человека пальцы и перемолоть их блендером? Для этого должны быть причины личного характера.

Детектив откинулся назад и пристально посмотрел на писателя.

– Надеюсь, я могу вам доверять, – произнес он. – Мы с вами только знакомимся. Как я уже говорил, я делюсь с вами информацией потому, что зашел в тупик. Но я хочу быть уверен, что вы меня не подведете.

– Хотите сказать что-то не для печати?

Сэкетт кивнул.

Дэвид отложил блокнот:

– О’кей.

Сэкетт наклонился вперед. Когда он заговорил, его голос звучал совсем тихо.

– Есть причина, по которой я все еще занимаюсь этим делом, – правда, я один. Коронер собирается переписать свое заключение.

– И что изменилось? – спросил Дэвид.

– Будет заявлено, что причина смерти неизвестна. Хотя мы считаем, что это самоубийство. Смерть наступила не в результате выстрела – пуля не задела ни одной крупной артерии, ни одной кости, вообще ни одного жизненно важного органа. Если бы он вызвал скорую или добрался до соседей, то его спасли бы. Он умер от кровопотери из отрубленных пальцев. Просто истек кровью. По заключению судмедэкспертов, убитый не сопротивлялся, когда ему рубили пальцы. Края у ран ровные, а нанесены они определенно perimortem, то есть при жизни жертвы. Он сам отрезал себе пальцы. Сначала действовал ножом, потом, когда пальцев осталось слишком мало, чтобы держать нож, гильотинкой для сигар. Зажимал гильотинку между коленей, вставлял в отверстие палец и сдавливал ее – тоже коленями. Затем положил пальцы в блендер – возможно, после того, как ушел стрелявший. Это, конечно, только гипотеза. Но нож и окровавленную гильотинку мы нашли, а другого оружия – нет.

– Черт возьми, – сказал Дэвид, задумчиво потирая подбородок. – Он скрывал, кто он такой. Не хотел обращаться в больницу – боялся, что установят его личность. И постарался избавиться от отпечатков пальцев. А что насчет ладоней?

– Искромсаны ножом. Частичный отпечаток одной у нас есть, но слишком неполный, чтобы прогнать через базу данных.

– А это правда, что в доме не нашли вообще ничьих отпечатков?

– Насколько нам известно, Джозеф Говард Кинг не снимал перчаток ни днем ни ночью. Фэбээровцы работали целую неделю, но весь их улов – два смазанных отпечатка: один – на спинке кровати, второй – на бачке унитаза. Отпечатки принадлежат двум разным людям. Но, поскольку сравнить не с чем, мы не знаем, оставил ли их убитый или это грузчик с водопроводчиком.

– Странная история.

– Этот человек от кого-то скрывался, – сказал Сэкетт. – Кого он боялся? Боялся так, что предпочел смерть риску быть опознанным? Вот что не дает мне покоя. А зацепок для продолжения расследования слишком мало. Но главное, раз появились сомнения в том, что это было убийство, начальство не желает тратить время и силы сотрудников на это дело. ФБР тоже потеряло к нему интерес. Впрочем, не совсем, если быть точным. Есть один агент на пенсии, по фамилии Ларки. Перед тем как уйти из Бюро, он вел дела о без вести пропавших. Сейчас консультирует нас по этому делу.

– Какие у вас отношения с ФБР?

– Неровные, мягко говоря. Я не исключаю, что они поделились с нами далеко не всей информацией о Старике, которой располагают. Кучка чиновников, играющих в копов, – причем за нехилую зарплату. Есть там пара неплохих ребят, но их держат на коротком поводке… Напоминаю, это все не для печати. А для печати скажу так: департамент полиции Акрона приветствует помощь ФБР и готов к любому сотрудничеству.

– А что насчет фотографии Старика? Я имею в виду, приличной? – спросил Дэвид. – На тех, что были напечатаны в газете, вообще ничего не разберешь.