Он кивает и говорит, что рад меня видеть.

Я улыбаюсь.

Марк — моя линия горизонта между небом и бурей. Ему достаточно взять в руки вестурландское копье, и решить все одним махом. Все, что не смог решить я сам.

— Вы должны нас выслушать, — говорит Бальдр, и мне кажется, он говорит откуда-то сверху. Бессонная ночь и тишина предрассветного утра отзываются в голове голодным гулом.

— Должен? — Марк хохочет. Выглядит он здоровым, но смех — надрывный, как у вестурландцев, что остались на кораблях. Они бы стоили друг друга, он и бойцы Арены. Он был бы их предводителем, помог бы им уничтожить Башни.

В сущности, именно это ему и предстоит сделать.

— Вас обманули, — говорит Бальдр, а я не могу вспомнить, разрешал ли я ему говорить вперед себя. И, если не разрешал, могу ли теперь назначить сорок ударов плетью?

***

— Нам нужно разрушить Башни, — говорю я, потому что все, даже Гуннар, стоят молча.

Брат хозяина, господин Марк, стоит совсем рядом, а за поясом припрятан кинжал для таких случаев. Убить не успеют — дотянусь, не до шеи, так до живота. Даже в живот — насмерть. Но Гуннар глядит строго, и по его взгляду читаю, что бить нельзя.

Когда нельзя бить, говорил хозяин, говорить можно.

— Для чего разрушать их? — спрашивает Марк.

Хозяин говорил, это называется, что он принял правила игры. Теперь ход за мной.

— С нами эльф, он лучше расскажет, — толкаю черныша вперед.

Марк осматривает его уши и глаза. Спрашивает:

— Как тебя зовут?

— Роуни, — шепчет эльф.

Господин Марк, брат хозяина, делает шаг назад и зажимает рот ладонью. Я читаю на его лице слезы, но не могу их увидеть. Люди, у которых не было дома, не умеют плакать.

========== 4. Терция. Эльф и девочка ==========

На подступах к Башне — тишина. Когда Роуни, Морохир, и тот бродили по лесу, рядом с Башней можно было найти еду. Солонина и зерно долго оставались нетронутыми, так что мы хватали по куску и бежали. Когда хочешь есть — перестаешь бояться.

Потом Морохир сказал, что пустит нас внутрь. В тот день Роуни лежал в бреду, лихорадил. Он часто проваливался в сон после исхода, и Морохир говорил — это из-за болезни, которой он заразился в гетто.

В Башне, говорил он, можно будет найти лекарство. Починить Роуни и дать ему «второй шанс». Я тогда подгадала слова, хотела ответить ему: «У Роуни не было даже первого шанса!». Я тогда была глупая.

Тот глядел на нас испуганно, с каждым днем молчал все дольше. Он был не из народа, потому никто из других кланов не соглашался дать нам ночлег. Но Роуни говорил, нельзя его бросать. Один в лесу с голодными эльфами он не выживет — это все равно что убить.

Роуни всегда был слишком добрым.

В тот день, пока Роуни лежал в бреду, тот пришел к нему и накрыл ладонью рот — я все видела. Приложил к губам палец, а потом прошептал:

— Дай мне забрать ее.

Я помню эти слова, они раздаются в голове бесконечным кошмаром: «Дай мне забрать ее».

Роуни попытался вскочить, но тот держал крепко. Он прошептал еще:

— Я буду растить ее, как дочку. Мы уплывем на восток. Она выживет. Вы оба — мертвецы. Без вас мы пойдем быстрее.

Роуни попытался позвать на помощь, и тогда-то я сделала все, как надо. Прыгнула сзади, повалила его и хотела сказать, что никуда не пойду с ним, а он посмотрел на меня безо всякого интереса и перестал дышать.

Морохир сказал, он неудачно согнул шею и ударился о бревно. Лицо его было удивленным. Тогда я вспомнила, как он схватил меня и не дал мне бежать в огонь.

— Ты не виновата, — сказал Роуни в тот день.

И Морохир открыл для нас ворота Башни, потому что, сказал он, иначе мы все умрем, как этот.

У него было имя, но когда в кошмарах я слышу его голос, это имя исчезает из моей памяти. Голос шепчет: «Дай мне забрать ее». И я с тоской думаю, что Роуни в тот день мог кивнуть.

С тоской, потому что, кивни он, мы жили бы на восточном побережье, и я носила бы рыбу из сетей, а этот мог стать моим новым кланом.

Он был не из народа, но среди остальных один хотел меня защитить.

***

Жан бродит вокруг Башни, не зная, куда деть руки. Он — хороший человек, хоть и понимает мир не так, как другие. В народе его назвали бы глупцом и выгнали за стены гетто. Лишний рот — никому не нужна такая обуза. Люди нашли другой способ использовать Жана, и теперь он может подстрелить птицу на лету лучше любого элвен. Славная Анна — так он называет ту женщину. Она убедила его, что он — ее муж. Когда я спросила, как, он показал на щеку и улыбнулся. Славная Анна поцеловала Жана, а после заставила убивать.

Пока ворота Башни закрыты, заняться нечем. Морохир говорил, ворота откроются сами, нужно только подождать немного. Послушать его, так все проблемы можно решить терпением.

Разговоры с Морохиром были долгими и сложными. Он часто сбивался, и хотя Роуни научил меня читать по лицам, на лице Морохира нельзя было прочесть ничего. Он словно был сразу десятком людей, и каждый внутри него хотел другого. Одному было страшно, другой оставался спокоен, одному я нравилась, другой ненавидел меня. Тогда я думала, что быть Морохиром невероятно сложно.

Сейчас — понимаю, что нет ничего проще. Достаточно посидеть возле Башни и дождаться, пока распахнутся ворота.

Жан смотрит на меня с простодушным беспокойством, но ничего не говорит — это я просила. Рассказывать ему о таких сложных вещах — к чему? Пусть лучше думает, что меня заберут на небо добрые боги.

— Жан?

— Да, Шайни?

— Жан, расскажи мне, в каких богов ты веришь?

***

В тот день, когда Морохир открыл ворота, он изменился. Видно было по его лицу, как тяжело ему зайти в Башню вместе с нами. Он оглядывался по сторонам, точно хотел бежать без оглядки. И я подумала, что лучше всего бежать будет нам.

— Покажись! — сказал он пустоте.

Мы с Роуни держались поодаль.

— Ты должна мне пообещать кое-что, Шайни, — прошептал Роуни, хотя не сказал ни слова с тех пор, как умер тот. Как я его убила.

— Что, старейшина?

Роуни — старейшина. Не важно, сколько ему лет. Не важно, что нас осталось двое от клана. Двое — семья, так говорят люди.

— Если я скажу тебе бежать, ты побежишь, — сказал Роуни.

— Куда? — спросила я.

— Куда угодно, Шайни. Так далеко, как только сможешь.

— За море? — я испугалась.

За море — это казалось выдумкой.

— Да, Шайни, за море.

— Хорошо, старейшина.

И когда в тот день он сказал мне бежать, я побежала. Потому что мы были семьей — так говорят люди.

***

Глубокой ночью становится ясно, что Башня никого не ждала. Ворота закрыты, а как открыть их — не знает никто. Только Морохир, но где найти его посреди темного леса?

— Почему ты не хочешь постучать? — спрашивает Жан.

Он не верит в богов, но думает, что славная Анна после смерти получила свое. Когда я спросила его, почему, он ответил: «Потому что умерла». Наверное, его назвали бы не глупцом, а просветленным. Он понимает лучше, чем многие из народа.

— Это так не работает, — отвечаю я.

— Здесь есть дверь, — возражает Жан.

Спорить с ним сложно. Попробовать? Пусть увидит.

Стучать страшно. Увидеть внутри Роуни — страшно.

Он сказал мне бежать, и я побежала, но напоследок обернулась. Над ним стоял Морохир. Вокруг были трубки и щупальца, как у моллюсков с рыбного рынка. Такие же скользкие.

Морохир говорил, у Башни должен быть пользователь, иначе она не будет работать.

— Туурэ, — говорю вслух, называя Башню.

Стучу.

Никакого звука — Морохир объяснял, что это из-за металла. Он такой плотный, что простого стука недостаточно.

— Видишь?

— Эй! — Жан кричит. — Эй, впустите! Мы хотим есть и пить! Нам надо переночевать! Впустите нас!

Он хлопает ладонью по железу.

Я гляжу на него, широко раскрыв глаза.

Он — человек.

— Постучи еще разок, — прошу.