– А где была Джо, когда Эми пропала?

– На работе. Она работала в магазине женской одежды в Эденбридже. Вернулась домой к полднику, Эми еще не было. Я пришел почти сразу после нее, а она уже вся извелась.

– Когда вы поняли, что Эми пропала, а не просто загулялась?

– Часам к семи примерно. На нее это было совсем не похоже – она знала, что ужин пропускать нельзя. – Боб отпил еще чая. – Мы уже знали, что что-то случилось. Просто знали, чувствовали. Это ощущение ни с чем не спутаешь: такой мерзкий холодок в животе. И тогда я сел в машину и стал ездить по окрестным улицам. Заезжал к ее друзьям, которых знал, съездил даже до школы и обратно. Но я на самом деле не представлял, где ее искать. Джо обзвонила матерей всех девочек, которых смогла вспомнить, потом раздобыла номер парня Эми и стала названивать туда. Сначала трубку никто не брал, и я думаю, Джо это обнадежило, понимаете? Она надеялась, что в доме не было взрослых, и они решили там уединиться. Потом кто-то подошел к телефону и сказал, что у них вечеринка. И что Эми не приглашали.

– А когда было решено звонить в полицию?

– Когда я вернулся – часов в девять, наверно, уже темнело. Нам сказали проверить ее вещи и поискать записку, в которой она говорила бы, что сбежала из дома. Но Эми не могла сбежать, мы-то знали! На следующее утро полиция пришла к нам.

– Вам удалось хоть немного поспать?

– И глаз не сомкнули. Страшно представить, что испытывает похищенный ребенок!

– После того как Эми нашли, вы с Джо продолжали жить вместе?

– Ну, если это можно так назвать. Сомневаюсь, что Джо продолжала по-настоящему жить, когда услышала, что мозг Эми мертв. Потому что нам сказали именно так. Что до наших отношений, то я любил ее всем сердцем. Но когда меня забрали, этот ее взгляд… по-моему, этого никакой брак не выдержит. Того, во что они заставляли ее поверить.

Боб глядел в окно, потирая глаза. Молодая женщина пыталась усадить своего малыша в детское кресло на заднем сиденье машины; ребенок изо всех сил упирался ногами.

– В конце концов я ушел, – снова заговорил Боб. – Джо едва заметила. В газетах писали, что я скрываюсь, но это неправда. Я умолял Джо не делать глупостей, хотя она, по-моему, меня даже не слышала. Примерно через год она сломалась. Лишила себя жизни, и никто ее не удержал.

Алекс остановила запись и накрыла руку Боба своей, старательно отгоняя мучительное желание выпить.

Он резко поддал газу и проскочил перекресток на загорающийся красный.

Фиона испуганно вскрикнула.

– Да что с тобой сегодня?

Сжав челюсти и сощурившись, он, не отвечая, глядел на дорогу.

– Джей?

– Прости, что ты сказала? – Он скользнул глазами по ее лицу и через мгновение уже снова хмуро смотрел вперед.

– Джей, что с тобой? Ты меня вообще слушаешь?

– Ничего, все нормально. А что? – Он попытался сделать не такое мрачное лицо.

– Нет, ненормально, – ровным голосом ответила она, глядя прямо перед собой. – Ты весь какой-то дерганый. И если бы ты только сказал мне, в чем дело…

– Успокойся, не надо делать из мухи слона.

Поворот на Ройал-авеню каждый раз давался ему с трудом.

Если бы только родители уехали куда-нибудь из Эденбриджа! Не пришлось бы тогда постоянно возвращаться на эти улицы. В трудные времена город всегда с готовностью обволакивал его, точно мягкое одеяло, но уехать отсюда было все равно что содрать пластырь с раны – и теперь эта рана кровоточила при каждом визите.

Он устыдился того, что упорно отклонял приглашения матери, которая любила его больше жизни и всегда опекала. Как ни крути, а ведь он у нее фактически один остался.

Под колесами захрустел гравий. Припарковавшись на просторной подъездной дорожке, он выключил зажигание. Неужели его младший брат Том и правда приедет на семейный обед? Он попытался представить его черноволосую голову и угрюмый взгляд: вот Том, примостившись на краешке стула, без аппетита ковыряет воскресное жаркое, вежливо поддакивает и интересуется у Фионы, не просится ли уже ребенок наружу. Не вышло.

Том жил и работал где-то среди пустошей Центральной Англии, в местечке, о котором никто даже не слышал. Находилось оно в Западном Мидленде, на краю Уолсолла, однако в семье было принято говорить, что Том в Бирмингеме. Братья не виделись. Если Джейкоб знал, что они с Фионой будут проезжать примерно в тех краях, то почти всегда посылал Тому СМС с предложением встретиться. Но тот неизменно отказывался, придумывая какие-то отговорки, а то и вовсе получал сообщение, только когда они уже были дома. Джейкоб каждый раз гадал: подросткам, с которыми брат работает, он тоже так неторопливо отвечает? И каждый раз останавливался, не давая себе развивать эту мысль.

Последний раз Тома видели во плоти на свадьбе Джейкоба и Фионы в Ланкашире. С тех пор брат не раз собирался в Кент, но все его визиты почему-то срывались. Во время торжества, среди живописных сельских просторов, Том явно чувствовал себя не в своей тарелке; было очевидно, что ему почему-то не терпится поскорей вернуться в город, к своим подопечным.

Джейкоб обожал поездки в Ланкашир. Ему нравилась царившая в семье Фионы теплота и искренность, нравилась позиция «работать, чтобы жить, а не жить, чтобы работать», нравились местные пабы и бескрайние холмистые просторы, нравились каменные, сухой кладки стены в деревнях. Но больше всего он любил то ощущение счастья и покоя, которое испытывал вдали от Танбридж-Уэллса. Испытывал до тех пор, пока не вспоминал об Эми, – и тогда у него щемило сердце и потухали глаза, а чувство вины наваливалось тяжким грузом.

– Привет, дорогая! Входи, входи! – говорила его мама, Сью, стоя в тапочках из овчины на коврике в прихожей и целуя Фиону в обе щеки.

Едва только распахнулась тяжелая входная дверь, он тут же уловил неповторимый аромат родного дома. Пахло «Fairy» для посуды, кондиционером для белья «Comfort», очистителем ковров «Shake ‘n‘ Vac», сухими темно-розовыми лепестками на фарфоровом блюде, мылом «Pears» в туалете внизу и обильно приправленной маслом маминой стряпней.

– Привет, мам! – Он нагнулся, чтобы поцеловать ее в щеку. В Сью было всего пять футов два дюйма; Джейкоб – как и оба его брата – перерос ее больше чем на фут. – Том уже здесь?

Сью отвела глаза. Края ушей у нее порозовели. Со смущенной улыбкой она начала объяснять, почему Том не сможет приехать.

«Потому что я здесь», – подумал он. Точной даты он, конечно, назвать не мог: он сам на месяцы, если не на годы, отгородился от всех и полностью ушел в себя. Но в какой-то момент младший брат от него отдалился. Брат, который всегда был рядом и в чьей преданности не приходилось даже сомневаться.

Он болезненно поморщился, вспомнив день, когда Том ушел. Ему самому было уже восемнадцать, но его шестнадцатилетний брат первым покинул родительский кров. Джейкоб тогда едва обратил на это внимание. Угловатая фигура Тома со свисающими на глаза черными крашеными волосами появилась у него на пороге. На плече – большая спортивная сумка, в руках какие-то пакеты. Брат стоял и ждал, сгибаясь под тяжестью вещей.

– Ты все? – спросил Джейкоб, поднимая на него глаза. – Ага.

– Куда направляешься?

– В Нью-Кросс.

– Ясно.

Лишь позже, вечером, зайдя на кухню, он осознал, что Том уехал насовсем. Когда увидел, как заплаканная Сью ест холодный вишневый пирог прямо с фольги и проливает вино на их детские фотографии.

О том, каким был его брат-подросток вплоть до того дня, Джейкоб сохранил лишь самые скудные воспоминания. Крошки от тостов по утрам на кухне; депрессивная музыка, доносившаяся из соседней спальни; звук захлопнутой двери. Неясная тень обернулась одиноким волком и, крадучись, ушла прочь.

Через несколько лет Джейкоб попытался восстановить сожженные мосты. Он написал Тому СМС, в котором настойчиво просил быть свидетелем на свадьбе. Брат неожиданно согласился, поставив лишь одно условие: ему не нужно будет произносить речь.