От такого изнурительного существования двое очень скоро умерли, а третий сошел с ума и только безумием облегчил свою участь. Цепь с него сняли, и он бродил по становищу, побираясь.

После великого избиения гирканской родовой знати Каррас полностью изменил характер власти в коренных землях Каганата. Все племена, чьи вожди с семьями были перебиты, Каррас раздал своим верным людям, киммерийцам и полукровкам.

Так же пригласил переселиться с западного берега Вилайета еще два киммерийских рода, каждый из которых насчитывал не меньше пяти тысяч шатров.

Одним из этих западных киммерийцев был отец Эхина.

Слово киммерийца.

Брайден был конным копейщиком, командиром двух дюжин всадников и главой небольшого клана. В древние времена таких называли "ри". Ко времени переселения за Вилайет слово это уже выходило из употребления, но положение главы большой семьи оставалось столь же почтенным.

Брайден прослужил Каррасу больше десяти лет и уже как будто понял, как устроена жизнь к востоку от Вилайета. Но оказалось, это не так.

Много размышляя о том, что случилось той страшной ночью, Эхин пришел к мысли, что во всем была виновата старая традиция, которой киммерийцы придерживались на протяжении веков. Но под палящим солнцем Великой Степи нельзя было хранить верность закону туманных гор.

Дело было в разгар весны, когда племена, как подвластные Каррасу, так и вольные, перегоняли свои стада на летние пастбища.

Брайден тоже перекочевывал в предгорья. В то время не было больших войн, охота на гирканцев знатной крови почти закончилась, и Каррас распустил большую часть своего воинства по родным становищам. Брайден вернулся после трехлетней отлучки. Он привез большую добычу, пригнал стадо пегих коней в три десятка голов. Про свои подвиги он рассказывал мало.

Медленно передвигаясь по цветущим равнинам, большая семья Брайдена, больше трех десятков человек, чувствовала царящий вокруг праздник жизни.

Эхин помнил, как заливались в небе птицы, как цветочный ковер шелестел под ногами коней и колесами повозок. Дни были полны повседневных трудов, но и радость тоже была - люди Брайдена пели песни, забавлялись борьбой и скачками, плескались во встречных реках.

Даже те несколько невольников, которыми владел Брайден, как будто сбросили с себя тяжесть своего положения. Весной счастливы все, кто до нее дотянул, так говорили степняки.

Они двигались к месту большого сбора киммерийских кочевников, к горным отрогам.

Там будут большие праздники, жертвоприношения в честь богов и торг. Мужчины будут искать себе невест. Юноши будут соревноваться в искусстве верховой езды, стрельбы из лука и в борьбе.

Приближались радостные дни.

Одиннадцатилетний Эхин и его семилетний брат Тэвиш были счастливы видеть отца.

Находившийся на пороге возмужания Эхин уже оставил детские игры, усердно упражнялся с деревянным мечом и небольшим луком. Много лет не видевший отца, он почти забыл его. Сейчас, после нескольких недель с Брайденом, снова ощутил сильнейшую привязанность к этому немногословному, но не казавшемуся угрюмым, высокому темноволосому человеку.

Брайден был еще молод, около тридцати лет, и у него было две жены и трое детей. Но вторую жену и ее дочь он будто не замечал, а вот Эхин и Тэвиш были ему дороги. С ними он становился необычно мягок, для киммерийского воина.

Подрастающего Эхина он с удовольствием учил стрелять и рубить на скаку, рассказывал ему истории их рода. В общем вел себя с ним почти как со взрослым, лишь иногда позволяя шутку или случайную ласку, вроде того, чтобы взъерошить тщательно зачесанные волосы сына.

А вот маленького Тэвиша отец баловал и опекал так, что даже самого Тэвиша это смущало. Он был еще маленький, но уже не такой, каким отец оставил его, уходя на войну. Он умел держаться в седле и тоже стрелял из своего детского лука. Он приносил с охоты сурков и считал себя уже мужчиной и воином, хотя конечно, это было не так. Тэвиш еще боялся темноты и змей, не умел плавать и боялся большой воды. Он верил в любые сказки и потому, если перед сном слушал истории о чудовищах, ночью непременно видел во сне мангасов-людоедов.

Он был смелый и стойкий мальчик, но все же ему было только семь лет.

Кроме жен Брайдена в его семью входили два его младших брата, с женами и детьми, и другие родичи. Семеро были взрослыми мужчинами, готовыми взяться в любой миг за оружие.

Тем вечером, когда мир Эхина рухнул, семья остановилась на берегу небольшого ручья. Должно быть, в летнюю жару этот ручей и вовсе пересыхал, но сейчас, во время весеннего цветения по белым камням с журчанием бежала прозрачная, чистая вода.

Было уже темно, и угли небольшого костерка, на котором варили похлебку, уже подернулись пеплом. Пора было идти спать, но Брайден и его сыновья сидели у гаснущего костра. Отец рассказывал им легенду о древнем воине по имени Конан. Песен про Конана киммерийцы знали бессчетное множество и были они самые разные. Одни были мрачными и кровавыми, а другие - веселыми. Казалось невероятным, что этот Конан в своей жизни пережил все, что ему приписывали.

- ... а потом с неба обрушилось чудовище и поглотило безумного колдуна Хандемира. После того, как смерть Бартатуи-кагана стала известна, войско гирканцев рассыпалось, и Согария осталась стоять непокоренной. Такой она и оставалась до времен Тогака. А Конан-Скиталец отправился на поиски новых приключений. Говорят, вскоре он покинул Гирканию, и больше его здесь не видели.

- Расскажи про Тогака, отец! - попросил Тэвиш, горящими глазами глядя на Брайдена.

- В другой раз.

- А ты был в Согарии, отец?

Брайден не успел ответить на этот вопрос. Он услышал топот копыт и поднялся, привычным движением схватив меч, который всегда держал под рукой.

- Да пребудет над вами благословение Вечного Неба. Опусти меч, киммирай! - раздался тихий, слабый голос. - Я не враг тебе, к тому же я слишком слаб.

Говоривший подъехал ближе. Это был худой человек, бородатый, остролицый и горбоносый. На своем тонконогом коне он сидел лишь потому, что был привязан к седлу. Из плеча его торчало древко стрелы. Правое бедро сочилось кровью. Должно быть были еще какие-то раны. Поперек седла его лежало легкое копье, но не похоже было, что этот гирканец способен метнуть его хотя бы на три шага.

Брайден крикнул своих невольников, чтобы они помогли раненому спуститься с седла и увели коня. Он так же велел позвать старую женщину, которая ведала лекарское дело, чтобы она осмотрела раны гостя.

Гирканец с трудом сделал несколько шагов и тяжело опустился рядом с костром.

Эхин и Тэвиш принялись подбрасывать в огонь прошлогодний репейник, который в этих краях вырастал ростом выше человека и прочный, как настоящее дерево.

Израненному гостю поднесли молока. Он напился и поблагодарил.

- Кто ты? И кто напал на тебя? - спросил, наконец, Брайден.

- Зовут меня Булат. - ответил гирканец, закашлялся и сплюнул кровью. - Когда-то я звался Булат-хан. Но нет у меня больше ханства и сам я изгой. Ты киммирай, я угадал верно?

- Да. Я Брайден, сын Эхина, копейщик. Служу великому кагану, под бунчуком Коди.

- Ты говоришь иначе, чем они.

- Я из тех киммерийцев, что недавно прибыли из-за моря.

Булат тяжело вздохнул.

- Если хочешь убить меня - убей и отнеси мою голову Каррасу, сыну Конана. Это его люди гнали меня точно зверя и ранили меня.

Брайден усмехнулся.

- Немного чести убить воина, который на ногах не стоит от ран. Ты пришел к моему огню, выпил молока от моих кобылиц. Нет, Булат, который раньше был ханом, я не буду убивать тебя. Сейчас время мира.

- Каррас не знает, что такое мир. - ответил Булат.

- Каррас великий воин и мой господин. Не говори о нем плохо, это оскорбит мой дом.

- Прости, киммирай. У меня и в мыслях не было оскорбить тебя. Я говорю тебе спасибо за твое гостеприимство.

Пришла старуха и в свете разгоревшегося пламени осмотрела раны Булата.